Узкие бреши в плотном плетении живой изгороди позволяли разглядеть вовсе не многое. Вереница вымощенных серым булыжником дорожек, несколько узорных клумб с цветниками ярко оранжевого цвета и ломаная полоса основания дома до первых окон. Чуть ближе к алькову, где притаились мы с Тамиором, высился крупный остов древней посеревшей от дождей и солнца телеги. Два высоких колеса всё ещё удерживали над землей изрядно потрескавшийся, заваленный крупными клубнями репы, соседствующими с россыпью бородатого лука и несколькими кочанами капусты, кузов, сквозь дно которого пробивались нити прозрачных корешков. Полусгнившая древесина отливала черным, а в некоторых местах проступали зеленоватые проплешины мха. Казалось, что воз давным-давно сам пророс в почву и теперь цвел не хуже луговых трав.

Немногим дальше, к северо-западу скругленной границы хозяйства располагался длинный монолитный стол, заставленный невообразимым количеством пузырьков, баночек, склянок и сосудов всевозможных размеров и причудливых форм. Некоторые приборы соединялись прозрачными стеклянными спиралями, по внутренностям которых, словно по навесным мосткам, содержимое одних емкостей переправлялось в другие. Из широких горшков шёл густой пар, а у правого края столешницы виднелись чашки, доверху полные разноцветных порошков и опилок.

Над лабораторией, напоминая всем своим существом округлый скалистый кряж, довлел грузный силуэт тахара. С первого взгляда разумный казался гораздо ниже тех своих сородичей, что мне доводилось встречать прежде. Но вот необъятностью туловища этот сбитень превосходил любые мыслимые ожидания. Обеспокоенное лицо крепыша было обращено книзу и выражало поистине титаническую апатию.

Я проследил направление внимания тахара и удивленно вытаращился на его необычного собеседника. Прямо на столе, среди пузатых фиалов темнел серый шевелящийся комок, сплошь покрытый иголками. Сначала я не поверил собственным глазам, но, приглядевшись снова, понял, что зрение меня не обманывает. Это был самый натуральный ёж. Зверек стоял на задних лапках и внимательно вслушивался в гудящий говор каменного приятеля, кивая и фыркая в такт его стенаниям.

– Я же просил принести несколько стручков прушиницы. Пру-ши-ни-цы! Только и всего, – чуть ли не плакал громила. – А ты что притащил? Ну, посмотри, посмотри, – он настойчиво потыкал пальцем в пучок травы, лежащий перед носом колючего коротышки. – Это же стебли обыкновенной подкаменки. Ума не приложу, как можно спутать подкаменку с прушиницей. Два абсолютно разных растения. Или же ты полагаешь, что некоторая внешняя схожесть делает в придачу одинаковыми и их свойства? Надеюсь, тебя постигнет разочарование, ибо это не так, необразованный ты комок иголок, – обреченно заохал тахара. – Знал же, что лучше вовсе обойтись без помощников, чем пожинать плоды такого вот ленивого невежества. Уж будь уверен, Нестор, мог бы я отыскать нужный ингредиент самостоятельно не просил бы тебя о столь ответственной услуге. Ну, что молчишь? – всплеснул он громадными руками, с укоризной глядя на зверька. – Нет тебе оправдания, Нестор, и стыда у тебя тоже нет. Так подвести товарища. Ай-й-ай.

Ёж громко фыркнул, суетливо зачавкал, как будто объясняя причины своего промаха, и коротко развел передними лапками, точь-в-точь пожимая плечами.

– И слушать не желаю. Даже не трудись придумывать небылиц, – решительно отрезал тахара, подбоченившись. – Я все равно не верю ни единому твоему слову. Неужели полдня сроку недостаточно для исполнения столь непыльного дела?

Каменный гигант выдернул былинку светло-желтого цвета из общей связки, ловко орудуя толстыми пальцами, отделил продолговатый початок и, растерев его в порошок прямо на ладони, поднес к лицу и принюхался. Затем разочарованно скривился и отшвырнул золотистую пыль прочь.

– Нет, не прушиница, сколько не проверяй, – заключил он. – Какой стыд. Какой срам. Все пропало. Это чтобы не сказать, что стряслась катастрофа непоправимых масштабов! Сдается мне, я никогда не добьюсь достаточного расположения со стороны господина Менирада для дальнейшего обучения чародейскому мастерству. Произошедшая неприятность наверняка отобьёт у него желание даже думать о возобновлении уроков. И все эти несчастья свалились мне на голову по твоей милости.

Громила насупился и принялся сверлить собеседника обвиняющим взглядом, но быстро смягчил напряженную гримасу, впрочем, не прекращая воспитывать оного.

– Не обессудь, друг Нестор, за неистовый гнев, – жалобно продолжал он, – но ты и представить себе не можешь, насколько значимым было данное поручение. Нынешней ночью учитель снова изволил мучиться жуткой бессонницей. А ведь она – ночь была уже третьей по счету. Наутро его просвещённость наказал мне изготовить снотворную микстуру. А также посулил все-таки допустить меня до второго тома «Чародейской Лексики», если снадобье, не в пример моим прежним попыткам, удастся добротного качества.

Еж снова фыркнул и плюхнулся седалищем на стол, сложив лапы на округлом брюшке – ни дать ни взять утомившийся с дороги разумный.

– А как же?.. Куда без витиеватых наставлений? – с вымученной улыбкой отозвался тахара, подхватив похоже только ему понятную реплику дикого зверька. – Конечно, магистр не пожалел времени и снова затянул свою любимую карусель про то, что алхимия – мать всех наук и никакие прочие учения, кроме её самой, не в силах взрастить в страждущем знаний воспитаннике и толику должной внимательности, скрупулезности, а также необходимое понимание такта. Обмолвился, якобы тем, кто преуспеет в приготовлении сонного зелья, на этот раз зачтутся прочие испытания. А как его изготовишь без прушиницы? Вот то-то и оно… Ещё мастер Менирад пообещал, дескать, как только он сможет наконец вернуть себе ночной покой, сразу же примется за табель по дальнейшему преподаванию прикладных заклятий.

Громоголосый прекратил кривляния, подражающие статным манерам его учителя и сник пуще прежнего.

– Тот, кто сварит лучшее снадобье… – досадливо дразнясь, скучил брови громила и отмахнулся. – Как будто у него имеются ученики помимо меня. Хотя чего я распинаюсь? Тебе до моих горестей, верно, дела нет. Учитель-то теперь с меня спросит. Эх, судьба немилосердная. Не стать мне волшебником. Так и буду строгать супы из одуванчиков, да месить мази от кашля.

Он печально хмыкнул, помолчал некоторое время и легонько тронул собеседника.

– Ладно, Нестор, ступай с глаз моих долой. Будет досуг поутру, заходи. Расскажу, чем всё закончилось.

Зверёк тряхнул игольчатой шкуркой, понятливо рыкнул, встал на четыре лапы и, громко топая по столешнице, добрался до края. Свесился вниз и, неуклюже сбежав по отвесному фасаду стола, скрылся в пышном ковре густой травы.

Раздосадованный разумный проводил приятеля чередой сокрушенных вздохов, умерил бойкое пламя под одним из кипящих горшков и принялся неторопливо наводить порядок среди богатого разнообразия алхимической утвари, насвистывая заунывный, но весьма мелодичный мотивчик.

– Ну а вам, добрые путники, чем подсобить? – не отвлекаясь от своего занятия, вдруг пророкотал тахара.

– Кого это он кличет? – встрепенулся я, спешно осматривая видимую территорию от одного края до другого.

– Не по чину добрым гостям по кустам таиться, – дружелюбно продолжил гигант. – Хотя если угодно, извольте. Дело ваше. Можем беседовать и так.

– Кого, кого? Нас приметил. Говорил я тебе, пыхти потише, – буркнул рыцарь, выпрямляясь в полный рост, и с треском вывалился прямо сквозь тернистую ширму, утягивая меня вместе с собой из укрытия в круг залитого мягким заревом двора.

– Вот и славно, – грузно прихлопнул ладошами тахара, чуть было не расколов два узких вытянутых сосуда, зажатых между пальцами. – Так знакомиться куда приятнее. Тем паче того требуют элементарные правила этикета. Это, чтобы не сказать, примитивная вежливость. Надеюсь, вы не из грубиянов, что стучат среди ночи в дверь, а когда хозяин поднимается открыть, сбегают за угол и коварно посмеиваются над потревоженным бедолагой? – он вопрошающе замер и, выждав несколько мгновений, заговорил вновь: – Ох… Да что это я? Прямо образчик истинного невежества. Прошу великодушно простить мой живой интерес, часто граничащий с кажущейся грубостью. Гости в наших краях явление крайне редкое. Поболтать по душам как следует удается не каждый десяток лет, а из собеседников в моем скромном распоряжении имеются лишь сам учитель да Нестор. Последний, как вы имели возможность слышать, не слишком-то многословен. Волей-неволей забываешь о такте, привычном для общества, живущего обыденными чаяниями за пределами нашей скромной обители.