Когда я начинала употреблять героин – я, конечно же, не думала, не догадывалась, не подозревала… И даже посмеивалась над возможностью дойти до такого конца.

Ведь я не такая, как они все, эти жалкие наркоманы.

Я успею остановиться. Да я даже и не начала. Да и вообще, где оно, все то страшное, о чем рассказывают, нет этого, все это преувеличение, все легко, весело и прекрасно, и люди просто не знают, о чем говорят.

Ты никогда не увидишь и не поверишь в грязь и дно жизни, пока сам с ними не столкнешься нос к носу. Человеческий мозг создан таким образом, что всегда верит только в хорошее. Поверить в то, что ты станешь мерзким гнилым и отвратительным, потерявшим человеческий вид животным, просто невозможно. Я? Нет, никогда…

Но я стала.
 Конечно же, не сразу, но стала.
Тихо, медленно и постепенно. Мы, кстати, так и называли героин между собой – Тихий. Или – Медленный. Героином называли редко. Торговали им? Да, торговали. Все торгуют. А как еще выжить. И да, воровали. И продавались. По-другому просто не выживешь. Нет вариантов.

Это не оправдание, так, голые факты. Реальность.
В этом нет ничего плохого и ничего хорошего. 
Нет осуждения – его не может и быть, по-другому просто выжить на героине невозможно. Нет и попытки оправдать воровство и продажу – всего лишь признание действительности. Да, это было вот так. Дилерам не за что головы рубить, это, в большинстве своем, такие же несчастные, сидящие на героине, пытающиеся выжить животные. Инстинкт самосохранения, так сказать, в своеобразной форме…

Это страшная тема, в нее нельзя лезть с готовыми убеждениями кто плохой, кто хороший, кто виноват, кто жертва. Нет правых и виноватых, есть только боль, слезы, горечь, отвращение, и желание, чтобы этого никогда не было и ни с кем никогда не случалось.

Я не жалею, что у меня был такой опыт. Не жалею, что жизнь сложилась именно так, что он был.

Он просто был – много забрал и много дал – страшный и горький опыт жесткой героиновой наркомании. Теперь есть еще и всегда дающее мне силу осознание того, что я его прошла.

Но это сейчас, а тогда, в начале – в мои 17–18 лет, все было радостно, легко и непринужденно.

Вечные друзья с постоянным желанием поделиться с тобой разнообразными видами наркотиков, клубы, тусовки, вечеринки, отходняки, героин, сон, завтрак, прогулка, созвон, друзья и снова пати.

Мы торчали мы на всем подряд, но как-то все чаще и чаще именно Медленный становился нашим другом. Я только нюхала, и героиновые приходы меня радовали, а еле проявляющаяся ломка списывалась на осень, простуды и развеивалась теми приятными ощущениями, которые может дать телу магический серый порошок.

Не хочу я в это лезть.
 Нехочу.
 Все давно забыто, отпущено, безвозвратно ушло, и уже давным-давно новая и совсем уже другая жизнь.

Каждый нырок в память о том времени – и подступает тошнота.

Память не пускает.

Отказывается, блокирует, жмет мозгом на все тормоза и выдает, после долгих усилий, по крупицам клочки воспоминаний.

Да и убила я, конечно, свою память героином серьезно.

Почему-то с героином у меня связаны осень, зима, чуть-чуть лета, причем именно того лета, когда случился кризис 98-го года, очень хорошо помню этот момент, как мы шли с с другом Колей, большим добрым и толстым сыном обеспеченных родителей, обсуждая разницу в действии героина и метадона, шли от моего дома к обменнику, где нас ждал неприятный сюр- приз, лета, когда уже мы хорошо знали, что такое ломка, но все еще не верили, что мы уже героиновые наркоманы.

И нет ни одного воспоминания весны.

Не помню, когда я перестала тусоваться, зато помню, как я ползала, убитая в слюни, на коленях в луже около закрытого клуба «Третий путь», ища линзу, вывалившуюся из глаза из- за постоянного почесывания лица.

Помню это понимание во взгляде при встрече в клубах с таким же маленьким, с точку зрачком, и почесывающимся человеком.

Помню много смертей.

Сначала редких и проскальзывающих незаметно, слухами и удивлением, потом частых и понятных. Кто-то передознулся, кто-то вколол муку или стиральный порошок – чем только не бодяжили – кто-то просто и банально повесился, не выдержав ломок.

Помню разбившихся насмерть друзей, обдолбанных и заснувших за рулем, один из них был моей любовью недолгое время, и смерть его стала новым поводом увеличить дозу и перейти на шприц.

Помню почему-то очень хорошо, как недолгое время жила дома у родителей и каждый вечер раскладывала на компьютере пасьянс, загадывая, что если сойдется – значит удастся размутить еще одну дозу.

Как воровала – помню. Очень страшно было в первый раз, но ломка уже начинала брать свое, и в мозгу стучала мысль, что еще час – и все, а денег и вариантов нет. Потом – проще. Никогда – у бабушек, хотя многие говорили, что у бабулек проще всего, заговорить, задобрить и стянуть у них, невнимательных, кошелек, но нет, не могла пересилить себя. Помню, как стыдно было все время перед ними, как пыталась всегда всем подать подаяние, добавить денег в магазине, подложить в сумку и карман, если были какие- то лишние 50–100 рублей, словно оправдываясь сама перед собой и замаливая грехи, надеясь, что за это спишется. Из дома тащила, что могла – да, мам, это была я, прости, да я думаю, ты и так знаешь, что я, да и простила давно.

Помню, как сидели у друга в гостях, только вмазавшись гердосом, как пошли в магазин за продуктами, а друг тем временем выбросился из окна. Помню морг, похороны и наше недоумение – ломок не было у него, герыч нормальный, да еще оставался, жалость к покойнику и скрываемую тщательно (или не очень) жалость, что не взяли оставшийся героин с собой в магазин, зазря пропало почти пол-грамма.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.