– Ты давай о главном, – перебил его Орлов.

– Я и говорю о главном, – парировал Станислав. – Когда Антонину удочерили, то общение между девочками не прекращалось. Тоня часто приезжала в детский дом и привозила всем кучу конфет и других сладостей. А на Тонин день рождения Шишковские забирали Динару к себе на пару дней погостить. Секретов у Тони от лучшей подруги никогда не было, и она все рассказывала ей, несмотря на ее, Динары, болтливость. Наверное, Динара была единственной, с кем Антонина была откровенна и ничего не скрывала, – заметил Крячко. – Во всяком случае, девушка мне рассказала такие подробности из последних месяцев жизни Антонины, которые навряд ли знал кто-то еще. Буквально три дня назад, уже после того, как для Динары было оставлено сообщение в чате их бывшей воспитательницы, Тоня позвонила подружке по телефону и предложила встретиться в той самой «Шоколаднице», в которой и я сегодня с ней встречался. Они проговорили больше часу.

– Интересно о чем? – с интересом посмотрел на Крячко Орлов.

– Ну уж точно не о том, что девочка планирует убить своих приемных родителей, – хмыкнул Станислав. – Они говорили о парне, а вернее, о молодом мужчине, в которого влюбилась Антонина и с которым она собиралась убежать от родителей.

– Ага. Потому что они не позволяли ей встречаться с человеком, который старше ее на несколько лет, – понимающе кивнул Лев Иванович.

– Не просто на несколько лет, а на целых десять лет, – уточнил Крячко.

– Ого! И где она его нашла?

– Динара говорит, что Тоня познакомилась с ним в какой-то кафешке. Антонина кроме гимназии посещала еще и одну из лучших студий рисования в Москве, на Цветном бульваре. Там, напротив этой школы, есть какое-то кафе, в котором Антонина обычно после занятий ждала, когда родители приедут за ней на машине и заберут ее. В общем, примерно восемь месяцев назад этот парень подсел к ней за столик, и они познакомились.

– Тоня не показывала его подружке? – с интересом спросил Гуров. Ему очень хотелось иметь свидетеля, который бы или подтвердил, или опроверг следствию, что человек, которого опознают как умершего Елизара Шишковского, и друг Антонины – одна и та же личность.

– Нет, она его ей не показывала и с ним не знакомила, но описывала его и… – Крячко сделал паузу и хитро посмотрел на Гурова.

– И показывала Динаре его портрет, который она сама и нарисовала, – продолжил мысль Станислава Лев Иванович.

– В точку, – кивнул Крячко и продолжил: – Девушка утверждает, что Антонина настолько увлеклась этим мужчиной, что готова была даже уйти от родителей. По ее словам, Игнат, так зовут ее друга, так любит ее, что обещал сделать все для ее счастья. Предлагал выйти за него замуж, как только ей исполнится восемнадцать. Но… – Станислав снова многозначительно посмотрел на Гурова и на Орлова, который все это время хмуро слушал рассказ Крячко. – Хотя Антонина постоянно уговаривала друга пойти и познакомиться с ее приемными родителями, он наотрез отказывался это делать.

– И чем он аргументировал свой отказ? – нарушил свое молчание Орлов.

– По словам Антонины, Игнат не хотел шокировать ее родителей своей внешностью, – ответил Крячко. – Дело в том, что еще при их первой встрече Антонина сказала своему новому знакомому, что он очень сильно похож на родного сына Шишковских, который умер шесть лет назад. Это и стало аргументом для отказа. Кавалер предлагал своей возлюбленной просто расписаться и потом уже поставить ее родителей перед фактом. Прийти вдвоем к Шишковским домой и объявить о женитьбе.

– Во как! – покачал в недоумении головой Петр Николаевич. – А почему она вдруг приняла решение бежать с ним? Хотя постой, я и сам догадаюсь. Она от него забеременела. Так?

– Приз в студию! – Крячко потянулся за бутылкой и налил всем коньяку. – Динара так мне и сказала, что, мол, Игнат уговорил Антонину бежать с ним и обещал, что как только все устроится, то они сразу же покаются и все расскажут Шишковским.

– Я так предполагаю, что они и время побега подобрали самое, по их мнению, подходящее. Шишковские должны были рано утром улететь в Карелию. В это время Антонина, по мнению родителей, еще спала, и ее не хватились бы сразу. Родители спокойно уезжают, не зная еще, что их дочь не ночевала дома. Поднять шум должна была домработница, – добавил Лев Иванович свои рассуждения к рассказу Крячко.

– Динара говорит, что Тоня планировала оставить родителям письмо в своей комнате, в котором она все им объясняет.

– Но потом все пошло наперекосяк, не по плану, – хмуро заметил Петр Николаевич. – Письма ведь в доме не обнаружили, как я понял? – вопросительно посмотрел он на Гурова. Тот отрицательно покачал головой, и генерал, вздохнув, продолжил: – Хотел бы я знать, как развивались события в этот вечер и что привело к тому, что родители Антонины были убиты.

В палате, в которую положили Жанну Валентиновну, лежали еще две довольно пожилые женщины.

– Здравствуйте, – поздоровался Гуров со всеми и подошел к кровати, на которой лежала Астапова. – Вот вам витамины, – ободряюще улыбнулся он и положил на тумбочку пакет с фруктами.

Женщина смутилась и, зардевшись, поблагодарила Гурова. Льву Ивановичу понравилось, что домработница не стала отнекиваться от его гостинца и жеманиться, как это обычно делают малознакомые люди, когда им что-то приносят в больницу.

– Еле пробился к вам, – пожаловался Лев Иванович. – Больно строгая у вас тут дежурная медсестра.

– И правильно, – заметила одна из женщин, которая с любопытством смотрела на посетителя и внимательно слушала, что он говорит. – Ежели позволить родственникам приходить к больным, когда им вздумается, то это и не больница будет, а проходной двор.

– Это ты так говоришь, потому что к тебе и приходить некому, – поддела ее вторая женщина и добавила: – Пойдем, Михайловна, в коридор прогуляемся, пусть люди поговорят о своем.

Женщины вышли, и Лев Иванович спросил Жанну Валентиновну:

– Как вы себя сегодня чувствуете? Сестра к вам приезжала?

– Да, приезжала. Привезла все, что нужно. И чувствую я себя сегодня намного лучше. Спасибо вам.

– Главное – поправляйтесь, а остальное все уладится, – приободрил женщину Лев Иванович. Он минуту помолчал, осматривая палату, а потом сказал: – Вы вот, Жанна Валентиновна, сказали мне вчера, что на фото узнали своего воспитанника – Елизара Шишковского. – Гуров достал из кармана фотографию, полученную с видеокамеры. – Я понимаю, вы вчера были вся на нервах, уставшая и в шоке от всего произошедшего с вашими работодателями. А сегодня вы уже успокоились и наверняка можете мне точно сказать, видели вы когда-нибудь этого молодого мужчину. Вы ведь могли вчера ошибиться?

Лев Иванович, пристально глядя на домработницу, протянул ей фотографию. Та нерешительно взяла снимок и долго не сводила с него взгляда, внимательно рассматривая изображение. Потом она вернула фото Льву Ивановичу и сказала, вздохнув так тяжело, словно ей нечем было дышать:

– Думаете, я не понимаю, что это не может быть Елизар? Я все понимаю. Он умер, и его не вернуть. Но если это не он, то этот молодой человек очень на него похож. Даже одежда на нем… У мальчика тоже был такой же джинсовый костюм, – после некоторой паузы добавила она.

– Жанна Валентиновна, расскажите, отчего умер Елизар Шишковский, – задал, в свою очередь, вопрос Лев Иванович и сочувственно посмотрел на женщину. – Я понимаю, вам тяжело ворошить старые воспоминания, но я спрашиваю не из простого любопытства.

– Да, я понимаю. – Астапова расправила ладонями одеяло и, глядя в сторону двери, словно опасалась, что их будут подслушивать, тихо ответила: – Елизара убили, когда он возвращался из Сочи на поезде.

– Вот как… – Гуров с нескрываемым интересом подался немного вперед. – Вы знаете подробности? Если вам тяжело сейчас об этом говорить, мы можем перенести наш разговор…

– Нет-нет, я все расскажу, – поспешно перебила его Астапова. – Вдруг это как-то поможет вам в расследовании.