– Кто «он»?

– Длинный, – буркнул он.

– Я не знаю никакого Длинного. Ты в своём уме? – произносит она и продолжает нудить.

«Длинный всё-таки был прав, только не знал он, что она не Кривляка, а Говорилка», – думает он и молчит.

– Кстати, ты уже знаешь, куда его пристроишь? – спросила она.

– Кого? – переспросил он.

– Та-ак… – многозначительно произнесла она, словно он сотворил нечто совсем плохое и вызывающее. – Та-ак, – повторила она. – Ты в последнее время совсем не слушаешь меня. Это плохо, друг мой. Это очень плохо. – Она укоризненно посмотрена на него и, вздохнув, произнесла: – А когда-то… – Покачала головой и продолжила: – А когда-то ты глаз не мог оторвать.

– Да и ты называла меня не «друг мой», – парировал он, а… – Он сделал небольшую паузу, пытаясь вспомнить, как она называла его. – Как же ты меня называла? – произнёс он и вопросительно посмотрел на неё.

Она усмехнулась и прошептала:

– Наверное, «солнышко».

– Наверное, «солнышко», – тихо повторил он и добавил: – «Толстый солнышко» – звучит смешно.

Старушка кивнула и согласилась:

– Толстый – это псевдоним. – При этом она сделала протяжное ударение на букве «О» и, улыбнувшись, спросила: – Интересно, кем стал твой Длинный, неужели тоже солнышком?

– Не знаю, – буркнул он и прошёл в ванную. – Солнышко, – недовольно произнёс он, показывая язык зеркалу. – Даже не заходящее, а… – Он поскрябал лёгкую щетину на подбородке и, хмыкнув своему отражению, прохрипел: – Солнышко потрёпанное, что ты помнишь, склеротик? – Он прокашлялся и густо нанёс пену на щёки и шею. Прищурился, разглядывая свою физиономию, и, стараясь не сильно шевелить губами, пробубнил: – Дед Мороз. Уже давно Дед Мороз. Сиротствующий.

Он осторожно провёл бритвой по правой щеке и вспомнил, что прадед редко брился и выглядел поэтому мрачновато. Особенно помрачнел он после смерти прабабки, разговаривал редко, что-то, скорее всего, машинально делал по хозяйству: следил за небольшим садом, некоторое время держал свинью, за домом летом выращивал картошку и, пожалуй, всё из больших дел. Правнука он вроде как и не замечал, на что правнук не очень-то реагировал, но однажды поступок прадеда его удивил, и даже более того – вызвал некоторое восхищение.

Они с Длинным запускали вертолётик, который представлял собой пропеллер, изготовленный из тонкого листа алюминия, и витой стержень, на который этот пропеллер насаживался. Снизу проведёшь металлической трубкой, раскрутишь винт – и он летит ввысь на довольно приличную высоту, почти до самого конька дома. Они по очереди запускали вертолётик, и после энного количества пусков спонтанно родилась идея сделать второй такой же вертолёт, тем более что конструкция металлического изделия им показалась несложной. Винт был вырезан ножницами по металлу без особых сложностей, а вот витой стержень оказалось сделать из проволоки посложней. Длинный аккуратно молотком пытался расплющить проволоку, чтобы сделать из неё ровную нетолстую полоску, но получалось неровно и для винта совсем не годилось. Угрюмый дед уже несколько раз проходил мимо, но казалось, что их возню с проволокой не замечал, и только когда они оба остановились в попытках сотворить ровную полоску, подошёл к верстаку, молча отрезал необходимый кусок проволоки и за несколько минут, ловко постукивая молотком, изготовил для них витой стержень.

Дед положил стержень на верстак и, ничего не говоря, удалился по своим делам, а пацаны сразу же испытали изделия и были весьма довольны вторым вертолётиком.

«Угрюмый дед много чего умел, – подумал он, заканчивая бритьё. – Но, наверное, не хотел показывать».

– А я совсем его не знал, – произнёс он своему отражению в зеркале и встал под душ.

Тёплые струи приятно падали на спину, и ему нравилось так стоять и не думать ни о чём. Ни о том, что сегодня придётся идти в гости, что – то говорить, общаться с хозяевами, как-то ответить им про внука, которого он, конечно, не знал, куда пристроить, но, пожалуй, пристроит его обязательно. Он вспомнил, что этот внук, уже здоровенный детина, которому давно было бы пора где-нибудь трудиться, ещё сидел дома и что-то там творил.

– Хренов дизайнер! – пробубнил он и закрыл кран. – Таких сейчас много развелось, только… Что «только»? – спросил он сам себя и набросил на спину большое полотенце. – Что я могу сказать по этому поводу? Могу сказать, что новое поколение не такое, как мы, – произнёс он. – Так это им известно – этим их не проймёшь. Да и зачем их пронимать? Нас – то не пронимали… Стоп… – Он резко остановил свои рассуждения. – Как же нас не пронимали? Ещё как воспитывали! Чего только не внушали! Вбивали, вколачивали, можно сказать, кувалдой необходимые истины. Учиться, учиться и ещё раз учиться! – громко произнёс он. – Получать профессию, строить светлое будущее – вот как нас воспитывали. И мы учились, работали, а не…

– Ты с кем там разговариваешь? – услышал он из-за двери.

– С молодёжью, – буркнул он и, накинув халат, вышел из ванной.

Она строго посмотрела на него и произнесла:

– Поторопись, пожалуйста. Сейчас не до разговоров.

– А когда же разговаривать? – возразил он и уставился на неё.

– В гостях, – ответила она и добавила: – А то в последнее время ты там всё больше молчишь, а это неприлично.

– А разве прилично за балбеса просить? – недовольно произнёс он.

Она сразу догадалась, о ком идёт речь, но виду не подала, что его фраза её не устраивает, и спокойно ответила:

– Он не балбес, а их внук.

– О-о! Это совсем другое дело! – стараясь быть ироничным, произнёс он.

– Вот именно, совсем другое дело, – строго произнесла она.

Он сразу заметил, что в этот раз хозяйка уж слишком суетилась, усаживая их за стол и подавая разносолы. А хозяин, хоть и делал вид, что готов вести непринуждённую беседу сколь угодно долго, но по его глазам было видно, что его беспокоит совсем другая тема.

«Балбеса своего, наверно, хотят пристроить», – подумал он и насторожился, ведь конкретного предложения у него пока ещё не было.

Балбеса хотели позвать к столу, но он почему-то, к неудовольствию хозяйки, не вышел. Балбес появился только после того, как хозяин сходил за ним и, пожалуй, несколько минут уговаривал внука присоединиться к сидящим за столом. Молодой человек с гладковыбритой головой, в каком – то помятом старом свитере и затёртых брюках быстро прошёл к столу, вяло поздоровался с присутствующими и небрежно разместился на свободном месте. Ему явно компания не нравилась. Он оглядел гостей, мельком взглянул на хозяйку и уставился на пустую тарелку, стоящую возле него.

– Ах, да! – всполошилась хозяйка. – Я сейчас. – Она схватила пустую тарелку и начала накладывать туда яства с больших блюд. – Вот, – любезно произнесла она и поставила наполненную тарелку на стол рядом с молодым человеком. – Вот, – повторила она. – Это вкусно.

– Ага, – ответил молодой человек и вяло поковырял еду вилкой.

– Он у нас человек творческий, – извиняющимся тоном произнесла хозяйка. – Занят своим художеством.

Она вопросительно посмотрела на хозяина – мол, что же ты молчишь, занимай гостей, расскажи что-нибудь! Но хозяин молчал, – он положил себе в тарелку кусочек рыбы и собрался её поглотить.

– Ну, что же мы так сидим? – произнесла она. – Давайте кушать.

– Давайте, – соглашается хозяин.

– Да, конечно, – отвечают гости, и гостья замечает:

– Сегодня такие времена, что творчество всем требуется. Всем оно нужно. – И она, обращаясь к молодому человеку, спрашивает: – Над чем работать изволите?

Молодой человек удивлённо повернул в её сторону голову и ответил:

– Изволю логотип варганить.

– Варганить? – повторяет гостья. – Это значит рисовать?

– Ага, – отвечает молодой человек и принимается лениво поглощать еду. Несколько минут у стола слышатся только редкие тихие звуки от вилок и ножей.

«Дикая скукота, – думает старик и посматривает на свою Кривляку. – Молчит, слава Богу, меня не трогают, – размышляет он и медленно поедает салатик, который ему только что навалила хозяйка. – А этот “творец” вроде ничего, не наглый. – Он незаметно поглядывает на молодого человека, пытаясь определить, к чему его можно приспособить. – Если одеть, то, может, в помощники… Нет, не пойдёт он – ему что-то простое подавай, не вычурное, так, чтобы в свитере… И мы когда-то мечтали не вычурное носить, – думает он. – В старших классах заставляли галстуки надевать, которые нам не нравились совсем. Считалось, вещь никчёмная. А теперь без галстука ты не…»