Петр открыл бешенные глаза — кто его будит в такое раннее утро? Потом пришло осознание, что он в гостях у молодого князя Хилкова. А вот и он сам со стаканчиком волшебной водки. А рядом девка — красавица стоит с подносом, а на нем закуска и цельный графин его, Дмитриева, водки!

Стремительно сел, застонал от боли в голове. Откушал водки из предложенного стаканчика. На этот раз Дмитрий налили треть стаканчика, чтобы не пить, а лишь похмелить. Водка-то крепкая, как с порохом. Немного выпьешь и не старой базе опять опьянеешь.

— Хорошо! — крякнул Петр, лихо выпив порцию. Немного помедлил, выбирая закуску. Закусил-таки помидорным салатом с картохой до ломтиком ржаного хлеба, — устроился ты, стервец, даже завидки берут! А за Меньшикова не бойся, он, стервец, совсем перестал следить за своими словами. Говоришь, мной прикрылся? Ну, Алексашка, ну, гад, я ему покажу!

— Теперь ты, — Петр энергично начал жевать кусочки копченой свинины, — здоров ли, как тело вылечивается?

Дмитрий замешкался. Когда поначалу искалеченный организм быстро восстанавливался, он был оптимистичен в своем будущем. Но за последние дни, пусть и кормили его хорошо, и лечили всеми известными лекарствами, но как-то больше подвижек было много. Тело, как было покалечено, так и осталось. Да, ожоги стали меньше, но все равно остались. Но особенно пугали опухоли в суставах. Из-за них руки оставались малодееспособным. Ложку еще на столе поднимают, но не более. Ни клинка (сабли, шпаги) поднять, ни из огнестрельного оружия стрелять, ни даже лошадь не запрячь. Короче говоря, майор гвардии князь Дмитрий Хилков, военная карьера твоя окончательно окончена.

Он так и сказал царю Петру. Тот, вопреки обычаю, не стал утешать. Не таким он был и даже к сожалению. Во главу угла у него стояло государство, а не человек. А потому, что ему отдельный человек? Немного дальше и все, можно и надо идти впереди, Россия идет дальше!

И еще одна причина, на этот раз обоюдная. Выпив малую долю порции водки, а через некоторое время еще одну, вкупе со вчерашней базой, они стали в замечательном состоянии некоего groggy, когда оба не желали понимать текущей обстановки, а были, как боги, нет, как некие нечеловеческие существа, вечные и непотопляемые.

— Знаешь, — сказал пьяненький Петр, — жалко, конечно, что ты уже не можешь быть военным и воевать в одном строю со мной, камрад. Но гвардию ты не покинешь, это я тебе обещаю! Будешь работать в штатской сфере, как и уже работал. Времени и усилий там надо много. Более того, я тебе скажу так. Алексашка Меньшиков, хоть и дальше будет губернатором Санкт-Петербурха, но он будет воевать со мной, а ты останешься своего рода градоначальником с подчинением всей гражданской, военной и полицейской службы. При этом числиться будешь, — он пожевал губу, — при инвалидной команде Преображенского полка. Или нет, при инвалидной команде гвардии в чине подполковника гвардии. А поскольку гвардия выше остальной армии на два уровне, значит ты теперь армейский генерал-майор, а!

Царь воодушевленно посмотрел на Дмитрия, воодушевленный таким выходом из трудного положения. Наш попаданец, нагруженный водкой не менее, как минимум, а, может, и более, смотрел на мир гораздо пессимистичней.

— Экий ты хитрый, — попенял он к царю. В этот момент он был в таком состоянии «просветления», что был на уровне хоть с российским монархом, хоть с самим Богом, — нагрузил инвалида кучей должностей, и доволен, собака злая!

— Сам ты собака! — отвечал «любезно» Петр, — пока ты жив и находишься на этом свете, то подчиняешься мне! Понял подполковник гвардии князь Хилков!

Он ткнул Дмитрия в грудь, что означало, с учетом большого объема кулака, хорошенький удар. Впрочем, с учетом дружеского соотношения, полученный синяк почти приравнивался к высоким орденом XIX века, пусть и не был виден из-за одежды.

Поэтому князь Хилков не обиделся. Просто, наливая водку по стаканчикам, он налил царю заметно больше. Так сказать, подначил по-дружески суверена. На мол, тебе, гадский Отец Отчизны!

Петр тоже не оскорбился, по-приятельски громогласно отметил этот факт вкупе с различными терминами, характеризующими личность Дмитрия и его предков. Монарх, хотя и был Помазанником Божиим, но его отличиями не обладал. Из-за этого родители эти оказались аж в XVII веке и в статусе детей боярских, чем Дмитрия смешил гомерически, ведь на самом деле они проживали в XXI веке и оба (отец и мать) являлись муниципальными служащими, а потом пенсионерами. Вот тебе и хваленая мужская логичность.

Петра почему-то этот смех откровенно бесил. И, наверное, между ними произошла пьяная драка, как и всегда, беспричинная и бесполезная, если драчуны не брались за клинки, но тут появилась жена Даша. Трезвая, а потому грозная, ведь по чину корабельного подмастерья она имела настоящую шпагу и даже уже научилась с нею пользоваться.

Хотя поводов браться за штатный клинок у нее не было. Толи все эмоции у мужчин были израсходованный в безполовом столкновением, толи жена так удачно встала в ссору, но только Дмитрий благоразумно не реагировал на мягкую ругань Даши, а Петр почему-то пошел за ним.

В общем, женщина согласилась, чтобы мужчины — пресветлый царь и светлейший князь (!) — продолжили потреблять водочку. Но (громко!) в столовой под горячее жаркое и (гораздо тише, стараясь, чтобы ее слышал только Дмитрий) под наблюдением Даши. Сама она, естественно, пить не будет ни капельки, но раз не может остановить, ведь царь и муж (!), то хотя бы руководить этим процессом.

В итоге, бурная мужская пьянка быстро перешла семейное поглощение водки. То есть пьянели, конечно, но как-то скучно и без азарта. Не зря, видимо Петр Алексеевич, Самодержец Белой и Черной Руси, предпочитал проводить пиры, или пьянки по-простому, без женщин. А если с оными, то обязательно их поить и даже впереди мужчин.

Допили второй графин, скушали по две тарели жаркого и салата. Потом царь Петр, отказавшись от гостеприимства княжеского дома, решил, что ему хватит и лишь попросил довезти его до царского замка — при этом времени это был скромный домик — на пролетке. Самодержец пил не раз и, несмотря на пьяное состояние, логично понимал, что сам он будет идти долго. Да и потом, царь и один, это какой-то нонсенс!

Даша, точнее, княгиня Хилкова, разумеется, просьбу выполнила или, другими словами, приказ выполнила. Потом утащила пьяного мужа в семейную спальню, что выразилось в унесении слугами его тела под железным взором жены.

И пусть пьяный Дмитрий что-то пьяно лепетал о верфи, о хорошей погоди и надобности работать. все равно это были пустые слова, как понимала его супруга. Ибо куда он пройдет излишне пьяный и такой же больной. Пусть ж лучше выспится на семейной постели и заодно хоть немного вылечится.

Она ведь, хоть и не была на утренней их пьянке, но трезвая, чутко слушала пьяные вопли. В том числе и рассказ ее мужа о его здоровье. Трезвый он не хотел тревожить Дашу и говорил только радостные вести. Дескать, руки шевелятся все быстрее и без боли, ожоги уменьшаются. И вообще, он молодчина! А гишпанский врач, гадина такая, все поддакивал мужу.

Оказывается, это только первая часть известий. Была и вторая, менее радостная. Выздоравливать-то он будет, но даже сейчас понятно (ему), что не до конца. Сказал бы и жене, не чужая чать. Родила одного, носит второго, а он скрывает, паразит! Вотчина ведь большая, и им хватит и детям, чего уж там. И чтобы теперь даже не намекал о службе!

Все это она выдала попаданцу (и мужу) Дмитрию. Правда, молодчина, до этого помогла поправить немножечко здоровье, хотя бы от похмелья, Ничего такого, рассол, травяной напиток, потом горячая еще гречневая каша с животным (сливочным) маслом и курой. Наелся и почти избавился от похмелья. Хорошо!

А уже потом стало плохо. Даша чисто по-женски начала с ним разговаривать, вернее, подначивать. Слово за слово и, в конце концов, она потребовала работать преимущественно в вотчине, а на службе появляться лишь изредка. Хватит уже, ведь здоровье на ней потерял. Причем, не как все, от врагов внешних. В ходе придворных игр от Меньшикова! Может, все уже?