Потом, разумеется, снова пили, причем, как свою, слабую водку, так и привезенную Дмитрием. Фляжку ведь Петр «выпросил» — сказал, что коли я тебе деньги почти отдал, то и фляжка уже моя. Задаток, мол, положено. Не гневь Господа, обычай такой русский.

Дмитрий не возражал. Обычая он, правда, такого не слышал. Похоже, царь его только сегодня и придумал. Больно уж он около фляжки крутился, как лиса вокруг кувшина с молоком. Так что он и сам бы отдал. Царь Петр Алексеевич такого был норова. Если ему чего-то нравилось, то он рано или поздно все равно отбирал. Но за это либо денег отдавал, либо морально ласкал. А ведь, что такое — царь тебе добр — это привилегии, заказы, опять же деньги. Молить еще будешь Господа, чтобы у него что-нибудь царю понравилось, так что он приберег.

Ну и с фляжкой водку, естественно, отдал, не выливать же на землю. Или выпили они ее. Как-то конец ассамблее для него пошел отрывками — это помнил, а это не припомнил. Но деньги Меньшиковы он самолично погрузил — все пять мешков, а потом и сам рухнул.

— Паехали!

До родимого дома он проехал мгновенно и даже незаметно, благо мирно уснул — водка потянула. А что, лошадь — не быстрая машина, когда надо, всегда остановится. Да и кучер вечно на облучке шарахается, вожжи трогает. Так что Дмитрий лишь пьяно похрапывал и причмокивал.

А вот когда пролетка приехала к дому, то пришлось идти самому. Ведь и жена самолично вышла на крыльцо. Ага, мужа встретить. Правда, почему у нее в руках шпага? И тесть князь Александр Никитич, похоже, рядом стоит. Или не тесть…

— Дарагая, я так рад тебя видеть! — пьяно сказа он, — прикажи, пжжласта, слугам занести деньги, тут пять тысяч рублев. А я спать, сильно устал сегодня!

И, косолапя и пошатываясь, медленно вошел в дом, мимо бешеной до белизны Даши. Жена его, конечно, была женщина добрая и в целом ласкова, но воспитывалась отцом и реакция ее, несмотря на женскую стать, была сугубо мужской. Поскольку сам Дмитрий ее тоже подталкивал, как говорится, к мужской сфере в XVIII века, то что он удивляется!

Даша, взяв шпагу, между прочим, ее штатное оружие, его и не собиралась колоть, муж, все-таки. А вот высечь шпагой в ножных она очень даже хотела. Особенно, когда увидела сильно пьяного мужа. А она ведь очень просила быть трезвым! Хоть она не говорила, но сегодня на праздничный ужин она хотела пригласить отца, где и объявить ему, что она на сносях вторым ребенком. Пусть, раз Бог не дал детей, так хоть внуки будут.

А эта сволочь опять умудрился опять напиться! Ну и подумаешь, что приход к царю… хм, ну, по крайней мере, не так же сильно!

И быть бы Дмитрию изрядно битому, если бы не презренные деньги. Сначала Дмитрий сам кое-как сказал об этом факторе, а потом и князь Александр Никитич обратил внимание дочери на мешки явно с казной. Спросили кучера Герасима, который тоже таскал эти мешки.

На вопрос любопытной Даши, кто еще носил, кучер флегматично ответил, что его царское величество и его сиятельство.

Такой ответ окончательно заставил Дашу застегнуть шпагу на ремень. Шлепнешь мужу, а обидится его царское величество. Вместо этого она, как и велел муж, приказала слугам носить мешки. И ведь, судя по уровню кряхтения, груз был нелегким.

Потом уже, в домашней казне княжеской семьи Хилковых казначей Кальд вывалил все деньги из мешков. Кальд, уже старый мужик, заметно лысоватый и молчаливый, один из самых преданных слуг еще князя Александра Никитича, а потом вот его дочери Дарьи Александровны. Поэтому и не прятались от него, последнее дело от казначея деньги прятать.

Кальд аж рот разинул. Нет, конечно, у князей Хилковых в укромных уголках денег побольше. А если все имущество собрать, таки еще побольше будет. Но вот чтобы так взять и принести тысячи рублев!

Лично Даше вдруг показалось, что она находится царской казне, тятя рассказывал, сколько там сокровищ.

— Сколько тут, ваше сиятельство? — мягко спросил Кальд, которого не было на крыльце. Правильный вопрос, казначей должен знать свои деньги. Иначе какой он казначей?

— Пять тысяч рублев, — многозначительно произнес старый князь. Надо сказать, для первой четверти XVIII века сумма огромная. Даже бояре редко видели от так вместе. А уж простые люди и десять рублей никогда не видели.

— Надобно слугам дать оружие, хотя бы сабли и пистоли, — строго предложил Кальд.

Даша молча кивнула. Этого хватит, хозяйка согласилась, а казначей и так имел власти. Приказав убрать деньги в настенные лари, чтобы под ногами не мешались, и заодно пересчитать, столько ли денег, как было обозначено, Хилковы ушли.

Сначала пришли в семейную спальню. По приказу Даши мужа положили сюда. Он хоть и пьян сегодня очень сильно, но все-таки молодец. И такие деньги принес!

Это произнес Александр Никитич. Даше невнятно что-то произнесла, попробовала пробудить, но не смогла.

— Пойдем, — предложила она, вздохнув, — всяк сегодня не пробудишь. завтра уж приходи, если время будет. Тогда и скажет, откуда эти деньги и стоит ли нам тревожиться или радоваться.

Теперь уже Александр Никитович что проговорил, глядя на пьяного зятя. Спустились домашнюю столовую, размером меньше, но зато уютно. Слуги уже суетились, доводя на столе последний блеск.

— Ого! — удивился Александр Никитич, что так богато?

Вопрос требует определенного объяснения, что такое богато в XVIII веке. Если бедные горожане так говорили, когда еды было просто достаточно, зажиточные горожане — когда появлялось мясо, то на княжеском столе таким образом говорили, когда в обыденное время ставили утку или гуся. Или поросенка с хреном. И чтобы иностранные фрукты и венгерское вино.

— Митя бы тоже сегодня ел, если бы уже не налопался, — с явным сожалением сказала Даша. Потом уже с ожесточением: — мы сами съедим, пусть потом плачется!

Поставила перед отцом красивый стеклянный фужер, налила из графина красное венгерское вино — одно из излюбленных спиртных напитков его папы.

Фужер и графин явно было из одного набора, Александр Никитич его еще не видел. Он вопросительно посмотрел на дочь.

— Митя недавно поставил стекольную мастерскую. Вот, это оттуда.

Красивый! — оценил он, — я больше не видал еще ни у кого.

— А-а! — равнодушно ответила Даша, как женщина, у которой все есть и больше невозможно восхищаться. Попросила себе смородинового сока, сыну Александра налили яблочный сок. Предложила тост:

— За увеличение семьи Хилковых!

Отец Александр Никитич бросил на нее острый взгляд на ее тело, внешне ничего не обнаружил, спросил небрежно:

— Ты это имеешь в виду себя или вообще про женщин?

— Конечно, себя, — улыбнулась Даша, — я все же замужняя женщина, а муж у меня не только умеет водку пить с его царским величеством.

— Слава Богу! — передал он фужер из правую в левую, перекрестился, сказал торжественно: — еще за одного ребенка в нашей семье!

И выпил до дна, как и положено. Благо Даша, зная об этой традиции, хоть и налила по каемочку, но сам фужер выбрала не из больших. Как раз деду пить за внука. Ну или внучку, если они с Митей сделали осечку.

А потом ели утку с сопутствующими салатами и картофелем, кому надо, подъедали мясную кашу, в конце торт, сладкие пироги и фрукты. Сынишка Александр чуть не описался от счастья.

А один из именинников Дмитрий, имеется в виду, хоть он и не рожает, и вообще может быть далеко, но без него его жена не станет счастливой матерью. Так вот попаданец Дмитрий рано утром был, само собой в трудном положении. Ведь помимо жуткого сегодня утреннего похмелья, адреналиновой тоски есть и реальные тягомотины — злющая жена Даша, хитромудрый политик Меньшиков, скажем так.

«Я же привез вчера много денег! — вдруг появилась яркая и внезапная, как в безоблачном небе молния, мысль, — где они? Не дай бог заныкали слуги или вот Даша!»

Мысль была, откровенно говоря, дурацкая, как и все продукты мозговой деятельности утром после гулкой пьянки. Но ведь хорошо, что и она появилась, сигнализируя о том, что ее владетель жив и даже мечтает скосить от повседневной работы в пару десятков тысяч рублей.