Ладно, вовремя опомнился, сумел назначить много полномочий и ей самой и ее подчиненных по женскому эскадрону. Мало ли забот по окончанию воинской кампании. Раненые, свои и шведские, многочисленные трофеи и полутрофеи, которые своими уже не значатся, в смысле в списке не обозначаются, но в физическом объеме существуют. Грех ведь не согрешить и даже дражайшая княгиня Хилкова это прекрасно понимает.

Армия, хоть и маленькая, но победоносная, а потому громоздкая и величавая, вернулась обратно в столицу, тоже еще перепуганная и испуганная, а теперь радостная и хмельная. Всем хорошо, армия вплоть до низших военных, городских жителей и крестьян. Только сам доблестный главнокомандующий победоносных полков озабочен и занят. С врагом внешним он расправился, теперь вот с внутренним бы постараться. Нет, речь идет не о казаках и прочим бунтовщиков. Враги пострашнее, разные придворные, которые всегда ненароком сунут тебя если не нож, то перо. И ведь что еще страшнее и смертоубийственнее.

В общем, Дмитрий начинал писать письмо — отчет о прошедшей кампании, пока придворные не успели раньше. У монарха ведь как — не важно, как сделал, важно, как отчитался царю (иди королю). Отсюда и уровень наград и возвеличиваний. Плавали уже знаем. В бытность в небольшом деле казаки твои победили, а вот ты в конечном итоге проиграл. Написал такую плохую цидулку, что царь хоть и не осерчал, но и награждать не стал, еле сумел отстоять пленных, своих, за которых уже оплачено казакам. Вот ведь как, дубина дубовая, топорами облупленными обрубленная! Написал, как плюнул, коротко и пресно, ну и получил ответку, такую же короткую и грубую.

Нет, сейчас распишемся красноречиво, как автор обширной летописи XVI века. Не важно, что было, важно, что написалось.

«Мин херц государь Петр Алексеевич! — начертал он вначале письма, — по благодарению Божию погода у нас случилась хорошая, теплая и сухая, так что войско наше выдвинулось резво. И не только кавалерия и пехота, но и артиллерия с обозом».

Он не спешно писал и не знал, что царь эту цидулку получил непосредственно перед генеральной Полтавской битвой. Сражение все откладывалось, то по решению русского царя Петра, то даже шведского короля Карла. А то и по каким-либо объективным причинам, как тогда мудрено писали, по Божьему соизволению.

И вот, наконец, оба решились и армии уже готовились к решительному бою. От князя Хилкова же царю требовалось только одно — коротко и четко написать, что шведы от столицы отброшены и его парадизу ничего не угрожает.

Вместо этого князь, словно издеваясь, неспешно писал по множеству мелочей. И не важно, что царь сам это требовал, не сегодня же!

В нетерпении вчитываясь в следующий текст и напоровшись на скучный и длинный рассказ о недавно созданной артиллерии из старинных пушек, Петр в бешенстве выругался. Бой вот-вот должен был начатья, уже брат его нелюбезный Карл шведский приближался с любимыми его драбантами. А он все читает!

Царь в последний раз попытался понять из обширного письма, что же случилось в далекой Прибалтике с его столицей, понял лишь, что Дмитрий расписывал о победоносном входе армии в столице с большой добычей.

Уф, в любом случае столица целая, хотя князю бы надо врезать за такое донесение. Как-никак армейский генерал, подполковник Преображенского гвардейского полка, а несет черт те что!

Царь радостно закричал воинским рядам о произошедшей победе и потребовал такую же под Полтавой.

— Помните, дети мои, — торжественно и громогласно сказал он, — вы не мне создаете эту грядущую победу, а всей России!

Попаданцу еще прямо повезло, что его суверен не прочитал о полученной добыче и о притязании его на шведским трофеям. Вот тогда бы он получил!

Петр все же прочитал это довольно громоздкое письмо. Но только после победоносной Полтавской битвы, в ходе которого его не раз почти не убили, но ведь не убили же! После долгого и праздничного пира он был радостен и под хмельком. Поэтому он уже без зла прочитал, узнал, что все-таки князь Хилков победил шведов с войском, которое он же с бору да сосенку набрал. Под самым Санкт-Петербургом, буквально около Невского проспекта!

Как после этого ответить князю? Да пусть, конечно, берет, сколько, хочет, он еще даст крепостных в любом количестве. Все равно он будет их ставить на предприятия и на деревеньки в столице и в окрестностях, что только на пользу ему же. Только в письме этого писать не надо, скажет о победе под Полтавой и достаточно, а остальное уже после приезда.

В итоге письменный ответ царя был довольно странный, а местами для попаданца ужасный. Складывалось такое впечатление, что царь письмо получил, победу утвердил, еще бы, но вот самому полководцу после приезда будет от Петра по рогам. Известно ведь, что положено богу, то совершенно нельзя быку. Так что князю Хилкову лучше бы потерять свою армию, чем проводить такую странную рыцарскую вежливость.

После такого царского ответа зрителей около князя заметно поредело, даже чиновников стало меньше. И Дмитрий подумал, что его попаданская карьера, видимо, закончилась. А, может, и жизнь подходит в XVIII веке, не вся же жить сразу в двух столетиях.

Между делом он побеспокоился о тесте Александре Никитиче, пусть спокойно проживет свою старость. Жену, которая какую никакую, но сделала карьеру, детей — сына Александра и дочь Ирину, обоим денег и грядущего хорошего положения. А мне, гм, пора, на тот свет!

И после с головой окунулся в дела Санкт-Петербурга. Ибо смерть — смертью, а нужные дела не ждут. Опять же для семьи пригодится.

Только вот не надо думать, что городничий князь Хилков занимается казнокрадством и высоким положением в государстве. Единственно, что он использовал очень часто, периодически каждый день прикрытие от государственных же чиновников. Эти сволочи, независимо от чина и должности, неоднократно пытались выдернуть денюжки, да еще что-то навредить

А так Дмитрий модернизировал только лишь свои владения, купленные или подаренные царем еще до того, как он занял свой пост городничего. Это была значительная часть Васильевского острова, в прошлой реальности заселенной только во второй половине века. В этой же действительности при Петре I будут не только планировать строительство, но и строить. По крайней мере, во владениях князя Дмитрия Хилкова.

Там он был всевластным правителем, решающий все и всё. Ну, или если не задевающий прерогативы монарха, главным образом, с другими странами. Охти мне, господи! А в остальном он не стал премудрствовать, наметил такой внешний вид, какими были в начале XIX. Ну, без мостов и некоторых зданий, конечно. Улицы сразу же стали иметь каменные мостовые. Благо без царя Петра I заказы от города быстро уменьшались, почти сократившись до практически нуля.

Делалось это еще так. Заказы-то шли, в основном для покрытия центра города, где царь бывал почти всегда. Но финансирование сокращалось. Дмитрий, разумеется, это сразу увидел и пресек. Пока был губернатором Санкт-Петербургской губернии (по крайней мере, до дыбы попаданца), все доходило до брани при государя. Петр самолично заставлял Даниловича платить за булыжники. Потом как-то все затихло, а как Петр уехал под Полтаву, так снабжение совсем прекратилось и даже то, что князь стал городничим мало что изменило. Слишком уж среди чиновников была ильной мафия. Дмитрий, оценив глубину (или высоту) степени коррупции, понял, что надо просто поголовно уничтожать чиновничество. Это только уровень царя, не менее.

Так что он сделал по-другому — продолжал проекты, которые городские чиновники по-прежнему финансировали и сократил те, где денег не было в пользу своих владений. Именно так он почти прекратил укладку мостовой. Его почти не финансировали, за исключением одной улицы, которой контролировал сам центр. В то же время обработка и перевоз в город проводился в прежних масштабах. Разница шла в пользу князя. Не карман, конечно, деньги-то были свои, но владения прихорашивались быстро. Все-таки, одно дело, когда дороги на улицах земляные, а через год в ухабах и гигантских лужах, даже если покрываются деревянными досками, все равно раздирается в хлам. А если булыжная мостовая, то уже практически навечно, ну хотя бы на твою жизнь.