– Сколько ей? – спрашиваю Марту, а сама уже не могу оторвать восторженных глаз от этой потрясающей девочки. Красивые темные кудряшки, длиннющие ресницы и губки бантиком. Она чудо.

– Шесть месяцев было на днях. Я такой праздник закатила, до сих пор отойти не могу. Покажу потом фотографии.

 Сразу вспоминаю, что Марина тоже всегда делала праздники детям на каждый месяц. Значит, Марта очень внимательная и счастливая мамочка, которая проводит много времени с дочкой и в целом наслаждается своим материнством.

– Можно ее подержать? – спрашиваю, когда вижу, что на мое приближение девочка реагирует очень положительно.

– Да, конечно, – передает мне ребенка.

Лина несколько секунд неотрывно изучает мое лицо, а потом улыбается, выставляя на обозрение свои нижние два зуба. Я не могу сдержаться от умиления и начинаю хохотать.

– Я вижу, вы прекрасно поладили, – делает выводы довольная Марта.

– Она просто прелесть, – искренне признаюсь в любви этому ребенку.

– Не могу не согласиться, – подхватывает мой смех хозяйка дома.

Я провожу с девочкой полчаса, а потом мы с Мартой идем в кабинет обсудить мой трудовой договор.

– Смотри, пока у тебя график будет свободный, можешь приходить иногда, чтобы Лина к тебе привыкала. Но потом постоянная няня уедет в отпуск по семейным обстоятельствам и тогда тебе придется переехать к нам. Но это будет только недели через три-четыре.

– Хорошо, – когда мои глаза, бегая по договору, натыкаются на строчку с зарплатой, я теряю дар речи.

Такой высокой зарплаты у меня еще никогда не было, а учитывая, что меня взяли почти сразу, опираясь на рекомендации только одного человека, это просто потрясающее везение.

Домой я не шла, домой я практически летела. Счастливая и окрыленная. Жизнь налаживается. И пусть в любви мне везения не видать, по крайней мере, в ближайшем будущем, то уж с деньгами никаких проблем возникнуть не должно.

Дома вспоминаю, что я до сих пор не позвонила маме и не сообщила свой новый номер телефона. Уверена, прежний давно недоступен. Надо позвонить, пока у нее не началась паника, ей совсем нельзя волноваться.

Набираю раз, второй, телефон выключен. Как бы я не успокаивала себя сейчас, в душе само по себе зарождается беспокойство и стремительно разрастается, превращаясь в самую настоящую панику.

Если бы она просто не слышала телефона, то тогда бы шли гудки, а сейчас телефон выключен. Мог, конечно, просто разрядиться, но, когда проходит три часа, а телефон все еще недоступен, я уже места себе не нахожу.

Принимаю нелегкое решение позвонить тетке. Нелегкое, потому что мы с ней совсем не ладим. Если моя мама всегда была добрым и отзывчивым человеком, то тетка, наоборот. Всегда переполнена ядом, дикой завистью и ненавистью ко всему окружающему миру. Может, причина была в том, что у нее не сложилась личная жизнь, не знаю. Я всегда избегала с ней общения, звонила только в случае крайней необходимости, а ездила и того реже. Мы с мамой в последний раз были у нее в гостях года три назад. С тех пор я пообещала сама себе, что больше туда ни ногой.

Собрав всю свою волю в кулак, подхожу к комоду и достаю записную книжку. Нахожу нужный номер телефона и набираю. Несколько секунд слушаю длинные гудки, а потом мне отвечает знакомый холодный голос.

– Это Настя. Здравствуйте, тетя Оксана.

– Ну, наконец-то. Где тебя черти носят? – слышу недовольное ворчание.

– Телефон сломался, поэтому была без связи какое-то время. Не могу дозвониться до  мамы с самого утра, не знаете, где она может быть?

– Я-то знаю, а вот ты… родная дочь еще называется! Как не стыдно? Бросила мать и развлекается неизвестно где.

– Я не развлекаюсь, я работаю. Мне нужно зарабатывать нам на жизнь и на лекарства. Где мама? – пытаюсь сделать свой голос более требовательным и твердым.

– В больнице она, увезли вчера с приступом.

– Как в больнице? О, боже! – из меня вырывается всхлип и по щекам градом льются слезы.

– А вот так, в больнице! – мне кажется или ее голос слишком довольный, – если бы меньше себе внимания уделяла и не шаталась неизвестно где, была бы в курсе.

 Я бросаю трубку, потому что не вижу смысла дальше вести этот тяжелый разговор. Все, что мне надо было, я узнала. Бросаюсь к шкафу, достаю спортивную сумку и быстро собираю все необходимое.

Вспоминаю, что надо предупредить Марту. Я же даже не знаю, как надолго там задержусь. Звоню и объясняю ей ситуацию, с трудом, правда, получается говорить, потому что мне не удается сдержать слез.

– Конечно, надо ехать, Настя. О работе не переживай. Мы справимся пока сами. Как вернешься, позвони.

– Спасибо вам, – выдыхаю шепотом.

– Может тебе помощь какая нужна? Ты не стесняйся, говори. Может врача нужно хорошего? Так это вообще не проблема.

Думаю, что такие хорошие врачи, которых она имеет в виду, мне точно не по карману.

– Пока не знаю, на месте буду решать. Спасибо.

Перед уходом я забегаю к Ирине. Быстро и сумбурно объясняю ей ситуацию. Она охает и плачет вместе со мной, потом убегает в комнату и, вернувшись, сует мне деньги. Я пытаюсь отказаться, но она только сильнее хмурится, а потом засовывает мне их прямо в сумку и ведет к дверям.

– Поторопись, – командует мне напоследок и выставляет за дверь.

На вокзале покупаю билет на поезд и жду, когда объявят посадку. Каждая минута сейчас тянется невыносимо долго и заставляет волноваться еще сильнее.

Ехать мне почти всю ночь, но тревога и нехорошее предчувствие не отпускают ни на секунду. Любая остановка в пути и даже незначительная задержка при отправлении отзывается острой болью в сердце. Я сижу всю дорогу с часами и умоляю мой поезд ехать чуточку быстрее. Откуда у меня появляется такое стойкое чувство, что я не успеваю, не знаю. Оно изводит меня и выматывает, в итоге за всю дорогу я так и не сомкнула глаз. Хотя силы мне будут очень нужны.

Когда поезд прибывает в мой родной город, я выпрыгиваю из вагона, еще не дождавшись полной остановки поезда. Слышу вдогонку ругань проводницы, но мне уже все равно.

Прямо возле вокзала беру такси и еду сразу в больницу. Она встречает меня темными мрачными коридорами и обшарпанными стенами. Не понимаю, почему муниципальные больницы почти всегда в таком виде, здесь и так находится людям очень тяжело, еще и окружающая обстановка давит. Будто сразу в ад угодили.

С трудом нахожу кабинет врача, но его нет на месте. Мне кажется, что ожидание меня убьет сегодня, это невыносимо.

Спустя минут пятнадцать он появляется, сразу обращаю внимание, каким уставшим и измотанным выглядит его лицо. Он меня хорошо знает, потому что мама лечится у него уже много лет.

В какой момент мой мир рухнул окончательно? Наверно, в тот, когда при виде меня по его лицу проскользнула тень сожаления и сочувствия. Я сразу все поняла. Поняла, что не успела.

– Мне очень жаль, – слышится усталый голос, как сквозь вату.

 Я закрываю лицо ладонями и захожусь в беззвучных рыданиях. Когда я успела так прогневить Бога, что в моей жизни началась сплошная черная полоса. Как мне жить теперь с мыслью, что я не успела с ней попрощаться.

Выплыть хоть немного из тяжелого дурмана своего горя мне удается лишь на следующий день после похорон, до этого все, как в тумане. Даже не запомнила толком ничего. Не слышала, что мне говорили люди, не узнавала знакомые лица. Мне просто больно и одиноко. И я не хотела ни с кем делиться этой болью. Может потом, там, в другом городе, я смогу поговорить об этом с Зоей или Ирой. Сейчас просто не в силах.

Конечно, приехала тетка. Как же без нее. Уверена, ругала меня опять и в хвост и в гриву. Возможно, винила в смерти матери. Вот только сейчас это бесполезно, все слова пролетают мимо меня, я замкнулась в своей горе, как в коконе. Мне так легче. Зачем мне слова сочувствия, они режут снова по живому, но не успокаивают, теребят мое чувство вины, но не лечат мою израненную душу.