«Будучи материалистом, я придерживаюсь того взгляда, что сознание – это нечто, что возникает из мозга, внутри мозга. И я думаю, что компьютеры не наделены свободной волей: я совершенно уверен, что все, происходящее в компьютере, предопределено другими событиями во внешнем мире и – еще в большей степени – внутри самого компьютера. В этом смысле у компьютеров нет свободной воли. Но в этом смысле ее, скорее всего, нет и у нас…» И в другом месте: «Как ученые, мы полагаем, что человеческий мозг управляется законами физики. Концепции вины и ответственности связаны с тем, насколько свободным предполагается преступник… Но разве истинно научный, механистический взгляд на нервную систему не делает бессмысленной саму идею ответственности? Разве не любое вообще преступление – сколь угодно гнусное – не результат, в принципе, предшествующих условий, действующих через психологию или наследственность, или окружение обвиняемого?»
Мы могли бы продолжать – соратник Докинза по «новому атеизму» Сэм Харрис написал даже целую книгу, которая так и называется «Свобода воли, которой не существует». Отсутствие свободной воли с неизбежностью следует из самой догматики материализма.
Но в этом случае в лице материализма мы имеем дело с воззрением, которое отрицает самый несомненный наш опыт – опыт личной свободы. Чтобы стать сколько-нибудь последовательными материалистами, мы должны были бы отвергнуть не только высокие прозрения мистиков, но и наш повседневный опыт принятия решений.
Более того, само принятие этого мировоззрения потребовало бы от нас акта того, чего у нас, по его утверждению, нет – свободной воли. Материализм, таким образом, требует жить в неразрешимом абсурде.
Квалиа и интенциональность
Кроме вопроса о свободной воле существуют еще по крайней мере две проблемы, которые не позволяют свести сознание к материи. Это так называемая проблема «квалиа» и интенциональность.
«Квалиа» в переводе с латыни – «каково оно». Речь идет о субъективном переживании, таком как вкус, запах, ощущение ветра на лице и так далее. То, о чем сказал поэт: «свежесть утра, запах мяты, крик радости, восторга дрожь», – и о чем вообще любят говорить поэты.
Рассмотрим пример: допустим, ученый-оптик, страдающий дальтонизмом, знает все о красном цвете – длину волны, какие предметы имеют этот цвет и почему и так далее. Знает ли он при этом, как выглядит красное? Нет. У него нет опыта переживания красного цвета. Допустим, он чудесным образом исцелился от дальтонизма и увидел красный цвет – узнал ли он что-то новое? Очевидно, да.
Или представим себе ученого, который живет где-то в районе экватора и никогда не покидал родных мест, так что ему никогда в жизни не было холодно. Но он обладает всеми научными познаниями о холоде, в том числе он знает на уровне научного описания, как холод воздействует на человеческий организм. Знает ли он, как «мороз хватает за нос» на уровне личного ощущения? Знает ли он, каково это? Очевидно, нет.
Таким образом, наши субъективные ощущения невозможно описать на языке материализма, а сознание несводимо к материи.
Другая особенность нашего сознания – интенциональность.
Сам этот термин принадлежит австрийскому философу Францу Брентано. Оно приблизительно означает «направленность» или «о-чем-тость».
Сам Брентано пишет об этом так: «Любое явление сознания включает в себя что-то как свой объект. В представлении что-то представляется, в суждении – утверждается или отрицается, в любви – любится, в ненависти – ненавидится, в желании – желается и так далее. Это особенность исключительно явлений сознания; ни с одним физическим явлением не происходит ничего подобного. Таким образом, мы можем определить явления сознания, указав, что они содержат свой объект внутри самих себя».
Всякий психический акт направлен на нечто: мы думаем о чем-то, любим что-то, ненавидим что-то. Эта направленность предполагает желательность, избирательность, заинтересованность в рассмотрении именно этого объекта, а не другого. Иными словами, у нас возникает то или иное субъективное отношение к объекту. В направленности на объект присутствует субъективная компонента.
Но ни один материальный объект или процесс, насколько мы можем судить, не обладает подобным свойством направленности. Следовательно, сознание невозможно свести к материи.
Эту проблему признают и некоторые атеисты. Философ-атеист Томас Нагель в своей книге «Сознание и Космос: почему материалистическая неодарвинистская концепция природы почти наверняка ошибочна» обращает внимание на принципиальную неспособность материализма объяснить феномен сознания. По его словам, «материализм недостаточен даже для объяснения физического мира, поскольку физический мир включает в себя существа, обладающие сознанием, и это наиболее поразительные его обитатели».
Далее в этой книге мы рассмотрим проблему сознания и свободной воли подробнее – в разделе «Мозг, нейронаука и бессмертная душа».
Как природный процесс может быть «должен» или «виноват»?
Значительную часть атеистической публицистики составляют гневные обличения церковников, повинных в лицемерии, жестокости, воспрепятствовании человеческому прогрессу, насаждении обмана и суеверий, физическом и психологическом ущербе, всех войнах и вообще всех бедах этого мира.
Обвинения эти попросту неверны (о чем стоит говорить отдельно), но мы остановимся на другом. Чтобы обвинять других людей в нравственных преступлениях, нужно исходить из реального существования двух явлений: нравственного закона, обязывающего всех людей, и свободной воли.
В самом деле, чтобы говорить о том, что какие-то люди виновны и заслуживают осуждения (а не просто не нравятся нам лично), мы должны признавать, что они были обязаны поступать так, а не иначе; существует закон, который все люди должны соблюдать, – и они заслуживают осуждения, если его не соблюдают.
Говоря, что N – негодяй, и приглашая других разделить мое негодование, я, очевидно, не имею в виду, что N не соответствует лично моим представлениям о прекрасном – или представлениям моей группы. Он и не обязан соответствовать. Я неизбежно предполагаю, что добро и зло – это реальность, и все люди, включая N, обязаны творить добро и избегать зла.
Более того, я исхожу из того, что N – личность, обладающая свободной волей. Он мог бы и не совершать негодяйств, если бы сделал такой выбор. Это было в его власти. Если действия N всецело обусловлены естественным процессом, который протекает согласно неизменным законам природы, предъявлять ему претензии так же странно, как лесному пожару.
Проблема в том, что в атеистической картине мира не может существовать ни свободной воли, как мы уже это рассмотрели, ни объективного нравственного закона.
В самом деле, в мире без Бога любые утверждения вида «ты должен» или «ты неправ и виновен, если не соблюдаешь определенного нравственного закона» могут исходить только от людей и их коллективов. Совесть – это не больше чем голос коллектива. Конечно, раз мы привыкли слушаться этого голоса, мы будем испытывать дискомфорт, нарушая предписания группы, к которой мы принадлежим.
Как-то я читал историю об одном индийце, который поехал учиться в Англию. Он убедился, что англичане – чудовищно бездуховные по индийским меркам люди. Их вообще не интересует ни карма, ни переселение душ. Тем не менее они живут гораздо богаче и благоустроенней, чем индийцы. Глубоко огорчившись на родную культуру, молодой человек пошел в ресторан и съел там говяжью отбивную – страшный грех в его родных местах. После этого он чувствовал себя ужасно, его терзали невыносимые угрызения совести.
Мы, глядя со стороны, не видим в употреблении говядины преступления – у нас это вовсе не табу. «Совесть», угрызавшая молодого индийца, была не больше чем продуктом его воспитания в определенной культуре.
Как сказал немецкий мыслитель Фридрих Ницше: «Голос стада еще долго будет звучать в тебе. И если ты скажешь: „У меня уже не одна совесть с вами“, – это будет жалобой и страданием».
