Чтобы описать соотношение науки и атеизма, нам понадобится упомянуть один не очень широко известный термин – «сциентизм». Сциентизм – это представление о том, что естественные науки являются единственным источником истины. Это представление о реальности, которое, например, один из «новых атеистов» – философ Дэниел Деннет – описывает так: «Только природа, включая людей и их создания, реальна; Бога не существует; и только наука может дать нам полное и надежное знание о реальности».

Это убеждение иногда даже не провозглашается вслух – оно подразумевается как что-то само собой разумеющееся. В частности, под требованиями доказательств Бога или сверхъестественного атеисты чаще всего подразумевают именно научные доказательства. Как пишет Докинз в своей книге «Бог как иллюзия»: «Наличие или отсутствие мыслящего сверхъестественного творца однозначно является научным вопросом, даже если практически на него нет – или пока еще нет – ответа. И это также касается подлинности или ложности всех историй о чудесах, при помощи которых религии поражают воображение верующих толп».

Но насколько обоснован сам тезис «только наука может дать нам полное и надежное знание о реальности»?

Во-первых, является ли сам этот тезис научным? Можем ли мы поставить научный эксперимент, который бы его доказал (или опроверг)? Очевидно, нет, и сциентизм попадает под собственную анафему – его истинность не может быть установлена тем методом, который он сам полагает единственным методом установления истины.

Во-вторых, сама наука не может существовать вне веры в упорядоченность и постижимость мира. Как сказал Альберт Эйнштейн (которого нельзя назвать верующим, но который также отказывался признавать себя атеистом): «Наука может быть создана только теми, кто насквозь пропитан стремлением к истине и пониманию. Но источник этого чувства берет начало из области религии. Оттуда же – вера в возможность того, что правила этого мира рациональны, то есть постижимы для разума. Я не могу представить настоящего ученого без крепкой веры в это. Образно ситуацию можно описать так: наука без религии – хрома, а религия без науки – слепа».

Упорядоченность Вселенной отражается в том, что математик Юджин Вигнер в 1960 году назвал «непостижимой эффективностью математики». Вигнер обратил внимание на то, что многие абстрактные математические построения, первоначально не имевшие никакого практического значения, удивительно хорошо подошли для описания физического мира. Как пишет Вигнер, «невероятная эффективность математики в естественных науках есть нечто граничащее с мистикой, ибо никакого рационального объяснения этому факту нет».

Исторически наука была создана именно христианами – в этом легко убедиться, открыв школьные учебники физики и химии. Кеплер, Декарт, Паскаль, Бойль, Ньютон и другие творцы научной революции не просто принадлежали к христианской культуре, но и де-факто были глубоко религиозными людьми.

Именно вера в Логос, создавший мир и поддерживающий его в бытии, располагала их искать логику в устройстве мироздания.

Мы поговорим об этом подробнее в главе «Теистические основания современной науки».

В-третьих, в нашем опыте, очевидно, присутствуют истины, которые не являются научными. Я процитирую британского публициста (и яростного атеиста) Кристофера Хитченса. Как он пишет в своей книге God is not great («Бог не любовь» в русском переводе): «Найдите минутку для потрясающих фотографий, сделанных телескопом „Хаббл“, и вы увидите вещи более грандиозные, загадочные и прекрасные, – а также более хаотичные, грандиозные и пугающие, – чем любой миф о сотворении мира или о его конце. Прочтите, что пишет Хокинг о „горизонте событий“ – теоретической кромке „черной дыры“, за которую в теории можно нырнуть и увидеть прошлое и будущее (проблема только в том, что на это, по определению, не хватит „времени“), и вас вряд ли когда еще потрясет Моисей с его жалкой „неопалимой купиной“. Полюбуйтесь красотой и симметрией двойной спирали ДНК, закажите полную расшифровку своего генетического кода, и вас ошеломит почти безупречное совершенство, составляющее саму суть вашей жизни».

В одном я согласен с Хитченсом – я тоже очень люблю астрофотографию, и прямо сейчас одна из таких фотографий стоит на мониторе моего компьютера. Но обратим внимание на такие термины, как «грандиозные, загадочные и прекрасные», «красота», «совершенство», – причем все это должно нас «ошеломить». Я нахожу эти термины вполне подходящими и уместными, – меня самого ошеломляет красота творения. Но являются ли эти термины научными? Вот Хитченс делает утверждение – галактики и туманности, снятые телескопом «Хаббл», – «грандиозные, загадочные и прекрасные». Это истинное утверждение? Я охотно соглашусь с Хитченсом, что да. Но является ли оно научным? Нет. С точки зрения науки галактика может обладать светимостью, массой, размерами, скоростью относительно других объектов и так далее, но никак не «красотой» и «загадочностью». Утверждая, что она такими свойствами обладает, вы уже признаете, что язык науки недостаточен для описания реальности. Итак, утверждение может быть истинным, оно может описывать реальность – и не иметь отношения к науке.

В-четвертых, истины нравственного характера тоже не относятся к научным. Как на это обратил внимание еще Дэвид Юм, из утверждений о сущем – «дела обстоят так-то» – никак не следуют какие-либо утверждения о должном – «следовательно, вы должны поступать так-то». Как иронически заметил о русских материалистах русский философ XIX века Владимир Соловьев: «Человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг друга». Одно никак не следует – и не может следовать – из другого.

Атеистическая публицистика (тот же Кристофер Хитченс является ярким образцом) полна самого надрывного нравственного негодования на реальные или предполагаемые грехи церковников – так, как если бы добро и зло были реальностью, и церковники были поистине злы и достойны осуждения. Но добро и зло – явно не научные понятия. В самом деле, если вы говорите, что священник N – очень плохой человек, то истинно ли это утверждение? Чтобы мы вообще могли обсуждать его истинность, мы должны признать реальность истин, которые не являются научными.

Сциентизм, таким образом, противоречит сам себе и нашему повседневному опыту – в том числе опыту атеистов.

Атеистическая риторика в значительной степени стоит на смешении науки – как метода познания, и сциентизма – как философской позиции. Очень часто, когда атеистические публицисты – англоязычные или наши – говорят «наука», они имеют в виду именно сциентизм. Но это путаница в категориях. Далеко не все сциентисты – ученые, и далеко не все ученые – сциентисты. Из научного метода как такового сциентизм никак не следует и никак им не обосновывается.

Обычный ученый просто скажет вам, что вопрос об ангелах не входит в его профессиональную компетенцию – науке нечего сказать о них. Научный метод с ними не работает. Над ангелами невозможно ставить экспериментов, и, в отличие от явлений природы, они недоступны регулярным наблюдениям. Ученый может в них верить или не верить – но не на основании науки. Ученый вполне может признавать (и чаще всего признает), что «реальный мир» больше того, что описывает наука.

Естественные науки изучают материю – и их методы построены на повторяющихся наблюдениях и воспроизводимых экспериментах. Поэтому выводы, к которым они приходят, касаются только материального мира. Ученый может быть как теистом, так и материалистом, но его научный метод имеет дело именно с материей.

Люди, горячо и эмоционально верящие во всесилие науки, будут склонны к материализму, – чтобы наука была ключом от всех дверей, необходимо, чтобы мир сводился к материи.

Бог, который не является природным объектом или процессом, не находится в поле зрения научного метода, и, таким образом, «научные» доказательства бытия Божия доказывали бы что-то другое: нечто в материальном мире.