Каковы должны быть эти ценности? Ответ на этот вопрос невозможно найти тем же путем, каким мы ищем ответы на вопросы о фактах – исследуя мир вокруг нас. Как заметил еще в XVIII веке шотландский мыслитель Дэвид Юм, логически из суждений о сущем не следует никаких суждений о должном. Из фактов никак не следуют ценности. Этот логический принцип получил название «Гильотина Юма».

Известный австралийский мыслитель Питер Сингер (один из 100 ведущих интеллектуалов мира, по версии журнала Time) известен не только своей поддержкой абортов, но и теоретическим обоснованием инфантицида. По его убеждению, ребенка можно лишать жизни не только в утробе матери, но и вне ее – поскольку младенец «не обладает такими свойствами личности, как автономность, рациональность и самосознание». Конечно, большинство людей – в том числе значительная часть атеистов – не разделяет его позиции. Но можно ли, опираясь на факты, доказать, что он неправ? Например, можем ли мы поставить серию научных экспериментов и по их результатам сказать: младенцев убивать нельзя? Или, напротив, можно, – ведь мы не знаем заранее результатов эксперимента, мы затем его и ставим, чтобы узнать.

Мы можем знать – на уровне фактов, – что младенцы действительно (пока не подрастут) не обладают автономностью, рациональностью и самосознанием. Следует ли из этого допустимость их убийства? Для Сингера – да; для нас – категорически нет, сами по себе знания о мире не предопределяют ту или иную моральную позицию. Мы можем бранить Сингера всякими энергичными словами, а вот его собрат по атеизму Ричард Докинз – напротив, хвалить и называть «одним из самых нравственных людей на земле», но ни его сторонники, ни его противники не могут доказать его правоту (или неправоту) на уровне эмпирических фактов.

Вопросы: «Почему лучше быть верующим, чем неверующим?», «Обязательно ли это?», «Можно ли прожить без веры в высшие силы?» – носят именно ценностный характер. На них нельзя ответить научным методом. Если мы ставим такие вопросы – мы уже исходим из того, что не все в мире может быть описано на языке науки.

И здесь нам стоит провести еще одно разграничение – между объективными ценностями и предпочтениями.

Например, фраза «младенцев убивать нельзя» предполагает, что жизнь человека обладает объективной ценностью, которую мы все обязаны признавать – независимо от того, нравится нам это или нет. Покушаться на жизнь человека неправильно – особенно когда речь идет о человеке, который, как младенец, заведомо не является ни вооруженным агрессором, ни неисправимым преступником. Если кто-то с этим не согласен – он объективно неправ и заслуживает порицания.

С другой стороны, фраза «лично мне не нравится убивать младенцев; меня огорчает, когда это делают другие» выражает личное предпочтение. Это просто личный вкус, – как в ситуации, когда кому-то нравится какой-то эстрадный певец, а кого-то он раздражает. Мои (или ваши) личные (или даже коллективные) предпочтения никого ни к чему не обязывают – и обязывать не могут. В этом случае сторонники Сингера могут заявить – раз вам не нравится убивать младенцев, так и не убивайте, вас же никто не неволит. (Логика, хорошо знакомая нам по другим случаям.)

Спорить можно только о ценностях. Бессмысленно спорить о предпочтениях. Я предпочитаю узбекскую кухню, а мой друг – японскую. Кто из нас прав? Это бессмысленный вопрос.

Так вот, если верна картина мира атеистов, то любой разговор о ценностях – это на самом деле разговор о предпочтениях, личных или коллективных. Ведь тогда на свете просто нет других нравственных агентов, кроме людей. Как говорит педагог в пьесе Жан-Поля Сартра «Мухи»: «Ах, государь мой, как вы меня огорчаете. Неужели вы забыли все мои уроки, светлый скептицизм, которому я вас учил?.. Да на свете нет никого, кроме людей, чтоб им пусто было. И с ними хлопот не оберешься».

В таком мире бессмысленно говорить о том, что какой-то человек «лучше», а какой-то «хуже». Хуже или лучше для кого? На чей взгляд? Для людей с криминальной психологией успешный наркоторговец определенно «лучше», чем «лох», который всю жизнь живет на одну зарплату. Мы с ними не согласимся, но кто из нас будет прав? В мире без Бога это бессмысленный вопрос – в мироздании просто нет никакой подлинной, объективной шкалы хорошего или плохого.

Человек может заблуждаться относительно фактов, относящихся к материальному миру, потому что материальный мир реален, он существует за пределами нашего сознания и независимо от него, и наши представления о нем могут соответствовать ему или нет.

Например, человек, который говорит, что алтайский мед исцеляет от рака, объективно неправ. В реальности этого не происходит.

Наши суждения о ценностях и обязательствах могут быть истинными или ложными только в том случае, если они могут соответствовать какой-то не зависящей от нас нравственной реальности.

Атеист, говорящий о ценностях, о том, что одни люди лучше других, а третьи так и вовсе «моральные уроды», неизбежно заимствует существенные элементы картины мира у той самой веры в Бога, которую он отвергает. Он исходит из того, что люди должны вести себя определенным образом, что у них есть подлинное благо и предназначение, которому одни поступки соответствуют, другие – соответствуют хуже, а третьи – и вовсе противоречат.

Но в мире без Бога никакого блага и предназначения у человека нет и не может быть. Мы в таком случае являемся результатом действия слепых и полностью бесцельных природных сил, которые ни к чему нас не предназначали и предназначать не могли.

Конечно, атеист может быть лично нравственным человеком и жить так, как будто бы между добром и злом была подлинная разница. Известный психолог Ирвин Ялом, по своим личным убеждениям атеист, говорит: «Мы все – существа, ищущие смысл жизни, и все мы испытываем беспокойство оттого, что нас поодиночке закинули в эту бессмысленную Вселенную. Чтобы избежать нигилизма, мы должны поставить перед собой двойную задачу. Во-первых, изобрести проект смысла жизни, достаточно убедительный для поддержания жизни. Следующий шаг – забыть о факте изобретения и убедить самих себя в том, что мы просто открыли смысл жизни, то есть у него независимое происхождение».

Этот рецепт – притворяться, что во Вселенной есть смысл, – может быть для неверующего психолога единственным способом помочь своим пациентам. Но ведь это означает жизнь в самообмане, в постоянном внутреннем конфликте, когда человек, с одной стороны, уверяет себя и окружающих, что смысл, предназначение и ценности существуют, с другой – придерживается картины мира, в которой это невозможно.

Достойна ли такая жизнь? Счастлива ли? Не лучше ли признать то, к чему нас подталкивает наш опыт переживания ценностей и обязательств – во Вселенной существует подлинное, объективное добро, и мы должны стремиться к нему, существует зло – и мы должны удаляться от него.

Но это будет означать, что атеизм является очевидно ложным описанием и мира, в котором мы живем, и нас самих. У нас есть и ценность, и предназначение, и обязательства – и у них есть источник. Что мы можем знать об этом источнике?

Этот источник должен быть как минимум личностью, потому что нравственные предпочтения могут быть только у личности. Чтобы понимать разницу между добром и злом, нужен разум, чтобы избирать одно и отвергать другое – воля. Но этого недостаточно – этот источник должен находиться в уникальном положении, для того чтобы определять, что есть добро и зло. Мы все можем иметь суждения о добре и зле; мудрые из нас судят справедливее, но все мы – всего лишь люди. Мы можем ошибаться.

Кому точно известно, в чем состоит подлинное благо и предназначение человека, что ему соответствует, а что нет? Представьте себе любой сложный технологический артефакт – фотокамеру, машину, дорогостоящий медицинский прибор. Кто лучше всего знает, для чего он предназначен и как с ним следует обращаться? Очевидно, изготовитель, который создал этот предмет с определенной целью. Так и о нашем подлинном благе лучше всех знает Тот, кто нас создал.