Тем не менее он существует, точнее — существовал в недавнем прошлом. Для
его преодоления пришлось приложить немало труда, таланта, знаний. Не обошлось
дело и без жертв.
Сейчас этот барьер, можно сказать, позади и кажется не таким уж страшным.
Ученые и инженеры научились делать самолеты, летающие быстрее звука. Более того:
такие, для которых сверхзвуковой режим — родной, основной, самый
подходящий... Легкое подрагивание стрелок указателя скорости и высотомера,
чуть-чуть понизившаяся эффективность рулей да еще уменьшение шума в кабине (звук
отстает от самолета!) — вот, пожалуй, и все, что сейчас ощущает летчик,
переходя от дозвуковой скорости полета к сверхзвуковой.
Люди не только научились преодолевать звуковой барьер, но, можно сказать,
попросту сровняли его с землей — как бы «разобрали» его.
Но так обстоит дело сейчас. А в разгар штурма этого, казавшегося порой
непроницаемым, барьера каждая попытка прорваться сквозь него приносила все
новые — почти всегда нерадостные — сюрпризы. Стоило самолету развить
скорость, приближающуюся к звуковой, как он будто с ума сходил — терял
нормальную управляемость и начинал выделывать самые непонятные и весьма
небезопасные номера: то норовил войти в пикирование, из которого вытащить его не
хватало никаких сил, то заваливался в глубокий крен, угрожающе раскачивался с
крыла на крыло, вибрировал — словом, вел себя так, что летчику не
оставалось ничего другого, как в срочном порядке пытаться — если
удастся — погасить скорость и вернуться в область нормальных, освоенных
скоростей полета.
Во всех передовых по уровню своего технического развития странах мира
конструкторы, инженеры, исследователи, летчики-испытатели на специально
построенных экспериментальных самолетах штурмовали звуковой барьер и наконец
почти одновременно преодолели его.
Экспериментальные самолеты — в отличие от опытных — строят не для
того, чтобы в случае удачного исхода испытаний повторить его конструкцию в
серии — десятках, сотнях, а иногда и тысячах одинаковых, как две капли
воды, машин. Их строят в одном, двух, редко в трех экземплярах специально для
исследования очередной конкретной проблемы авиационной науки — чаще всего
для вторжения в область новых, ранее не освоенных скоростей и высот полета.
Все в таком самолете подчинено этой задаче. Его экипаж состоит обычно из
одного человека — летчика-испытателя высшей квалификации. Ни оружия, ни
бомб, ни кресел для пассажиров экспериментальный самолет, конечно, не несет.
Зато он плотно, с использованием буквально каждого кубического сантиметра своего
объема, заполнен специальной самопишущей аппаратурой и оборудованием. Недаром
такие самолеты называют летающими лабораториями.
Некоторые экспериментальные самолеты в наши дни уже достигали, правда
кратковременно, скорости полета более 6000 километров в час! Это в четыре с
половиной раза медленнее орбитального космического корабля, но по масштабам, так
сказать, внутриатмосферным все равно впечатляюще много — в пять с половиной
раз быстрее скорости звука!
Чтобы представить себе наглядно такую умопомрачительную скорость, вспомним,
что 6000 километров в час — это более 1600 метров в секунду. Если считать,
что трамвайные или автобусные остановки в городах расположены приблизительно в
400 метрах друг от друга, окажется, что такой самолет пролетает расстояние между
двумя соседними остановками менее, чем за четверть секунды!
Экспериментальные самолеты можно с полным основанием назвать разведчиками
нового, первыми вторгающимися в неизведанное и расчищающими путь для летящих
вслед за ними самолетов всех других назначений.
В книге «Один в бескрайнем небе»{15} известный американский летчик-испытатель Уильям Бриджмен
и его соавтор — писательница Жаклин Азар рассказывают о замечательных
полетах Бриджмена на экспериментальном самолете Дуглас «Скайрокет». В этих
полетах были достигнуты рекордные по тому времени величины скорости — около
1, 88 скорости звука и высоты — более 24 километров.
Немало препятствий пришлось преодолеть по пути к таким результатам. Тут были
и самопроизвольные срывы в штопор, и прогрессирующая раскачка с крыла на крыло,
и неполадки в работе капризного и сложного четырехкамерного ракетного двигателя,
и много другого. Не раз самолет вместе с летчиком были близки к гибели, но
Бриджмен неизменно укрощал машину и благополучно возвращался на аэродром.
Впрочем, даже те немногие полеты, в которых ничего непредвиденного не
происходило, выглядели достаточно экзотично: старт не с земли, а со специальной
подвески под брюхом летящего в стратосфере тяжелого самолета-носителя, запуск
двигателя не до, а после отцепки, короткое, измеряемое десятками секунд, до
предела насыщенное время полета с ракетной тягой, большая посадочная
скорость — все это делало даже вполне нормальный — протекавший точно
по заданию — полет крайне сложным и требовало именно такого
летчика-испытателя высшей квалификации, каким оказался Бриджмен. Но таких
«нормальных» полетов, повторяем, получилось не так-то много! Один за другим
следовали всякие непредвиденные случаи.
Однажды в полете с околозвуковой скоростью на самолете внезапно разрушился и
загорелся реактивный двигатель. Бриджмену пришлось тушить ежесекундно грозящий
взрывом пожар и одновременно строить заход на посадку с неработающим
двигателем — задача несложная на спортивном планере, но не на таком
самолете, как «Скайрокет».
В другой раз самолет неожиданно сорвался в штопор — и Бриджмен не
выбросился с парашютом, а сумел, вопреки предсказаниям специалистов, считавших
вывод «Скайрокета» из штопора неосуществимым, сделать это и, таким образом,
спасти машину.
Однажды... но, чтобы рассказать все, что случилось в полетах на этом
самолете, пришлось бы повторить почти полностью содержание книги. А она
интересна не только этим.
* * *
...Свое детство будущий летчик Бриджмен провел в Калифорнии. Скромный дощатый
домишко на дне огромного каньона, шотландская овчарка, умевшая охотиться на
гремучих змей, запах моря и аромат шалфея — все располагало к спокойной,
размеренной жизни на природе, прогулкам, купанью, раздумьям. Недаром бабушка
называла внука мечтателем.
