— Вы очевидно не понимаете серьезность своего положения…

— Да нет, это вы не понимаете серьезность положения. Мне тут мой юрист сказал, что вы мне должны номер уголовного дела назвать. Я слушаю.

— Что вы слушаете?

— Номер уголовного дела хочу узнать, по которому меня куда-то кто-то вызывает.

— Я не кто-то, а следователь и я вам представилась.

— Вашу фамилию, имя, отчество, Олеся Дмитриевна я записал, осталось только номер дела записать.

— Дело пока на стадии возбуждения…

— Вот когда возбудитесь, тогда звоните. Всего вам доброго…

— Стойте! Вы что, совсем ничего не понимаете?

— Я как раз понимаю. Без номера дела нет допроса. А во-вторых, у меня нет денег, чтобы к вам, в такую даль, ехать. У нас задержка в выплате заработной плате шесть месяцев…

— Но вы же генеральный директор!

— Я от коллектива не отрываюсь. Так-что, девушка, возбуждайте дело и приезжайте к нам в Город, допрашивайте меня сколько хотите. А я сам никуда не поеду. Я, все-таки директор огромного завода, к тому же зимой пережил покушение, кстати, до сих пор не раскрытое милицией, в которой вы служите. Так что, по кляузе какого-то жулика…

— Флейшман вовсе не жулик, он руководитель…

— Девушка, скажите, на какую сумму кто-то заставил Флейшмана подписать какие-то бумаги?

— На двести шестьдесят тысяч.

— Вам самой то не смешно? У меня две тысячи сотрудников трудятся, а я буду людей нанимать, чтобы поехали куда-то на Алтай, чтобы выбить с него зарплату одного рабочего за пять — шесть месяцев. Он хоть наличкой рассчитался?

— Кто? Флейшман? Он бумаги подписал…

— А, я вспомнил, о ком вы сейчас говорите. Это один из должников, с кем мои юристы судятся в вашем местном арбитраже. Так вот, что я вам скажу — если из-за каждого должника, которых у моего предприятия пару сотен, меня милиция будет дергать, мне проще завод закрыть, так как работать в таких условиях невозможно. Я вам, как мне юристы подсказывают, совет дам — отказывайте своему Флейшману в возбуждении дела, и отправляйте его в суд. А если вы что-то там продолжите возбуждать, то я сегодня же обращусь к нашему прокурору и в городскую администрацию, что вас ответчик по гражданскому делу подписал, уж не знаю, за какие блага, оказывать на меня давление. Мне кажется, что нам не стоит больше разговаривать. До свидания.

— Павел! Ты что наговорил? — директор, несмотря на травму, навис на до мной, как разъяренный медведь.

— Присаживайтесь, Григорий Андреевич. — я мигом освободил кресло генерального: — Перестаньте нервничать, ничего она вам не сделает, а я всю правильно сказал, да еще и все это напишу на имя нашего и их прокурора, а вы все это подпишите. Не будем сразу бить по рукам — замучаемся отбиваться. Навалятся со всех сторон и вас без последних портов оставят. Кстати, как там дела с подполковником Осокиным? Вы мне сказали, что сами с ним переговорите, и чтобы я к нему не лез.

Михаил Владимирович Осокин, подполковник милиции и начальник отдела контроля потребительского рынка УВД Города являлся счастливым обладателем просторной квартиры в новеньком кирпичном доме, полученной от нашего Завода по непонятным и мутным договоренностям с бывшим директором Завода. И я усиленно подталкивал нынешнего директора к принуждению этого самого подполковника приносить пользу Заводу, в деле сокращения дебиторской задолженности и сокращению долга по заработной плате перед трудовым коллективом, но директор, с упорством, достойным лучшего применения, к сотрудничеству подполковника склонять не желал, очевидно опасался вредных последствий. И у нас с директором уже третий раз за последний месяц на этой почве возникали разногласия, хотя этот ценный административный ресурс мог многие вопросы решить очень просто, почти играючи.

— Ты, кстати, в суд ездил? — генеральный решил «соскочить» с неудобной для нас обоих темы: — Когда заседание назначено?

— На следующей неделе. Вы не волнуйтесь, все будет в порядке.

Директор криво улыбнулся, и я его прекрасно понимал.

На генерального директора подали в суд. Его предшественник, в надежде вернутся на хлебную должность, обновил свои старые связи, раздав лицам, принимающим управленческие решения, немыслимые авансы и теперь мы имеем то, что имеем — в районном суде, на рассмотрении, находиться иск, поданный Министерством топлива и энергетики к моему шефу о его увольнении за прогулы. Да, именно так, трудоголика Соколова, что приперся на рабочее место, как только он смог уверенно передвигаться на костылях, государство в лице министерства пытается уволить за прогулы, по части третьей статьи тридцать третьей Кодекса законов о труде. Уже было два судебных заседания, на которых, несколько уволенных в этом году с Завода, человек, привлеченных в качестве свидетелей, единообразно, как по бумажке, поведали участникам гражданского процесса, что с декабря месяца директора ни на территории предприятия, ни на его рабочем месте, они не видели, вместо него заводом руководили непонятные люди и заместители директора, что, безусловно, повлекло, и без того тяжелое, ухудшение положения трудового коллектива предприятия.

Глава двадцать первая.

Творчество Льва.

Июнь 1993 года

С Аней и ее подельниками я встретился на допросе в городской прокуратуре, на очных ставках, причем девушка была единственная из их банды, кто признательные показания на тот момент не дала. Парней сломали на непрерывных допросах, на вторые сутки, и они показали полуразрушенный барак, расположенный в ста метрах от псевдо-нотариальной конторы, где, под слоем мусора раскопали три полуразложившихся трупа незадачливых продавцов авто. С установлением личностей погибших проблем не было — все они числились пропавшими без вести, причем, вместе с автомобилями.

Вывеска нотариальной конторы была самой настоящей. Нотариус, женщина преклонного возраста, умерла, а отдел юстиции занимался более интересным делом — оформлением и распределением лицензий частнопрактикующим нотариусам, поэтому с выемкой документов, бланков и печатей конторы возникла некоторая заминка. Вневедомственная охрана, не получив платеж за апрель, объект с охраны сняла, чем воспользовались вездесущие местные детишки. На пацанов, ставящих печать на угол дома обратил внимание один из парней, который обменял печать на пару пачек сигарет и бутылку пива. Ну а, временно оставшуюся бесхозной, контору, троица посетила уже следующей ночью, вынеся оттуда компьютер, принтер, номерные бланки и книгу регистрации нотариальных актов, а также вывеску.

Банда успела продать две похищенные машины из трех, выдавая покупателям доверенности от имени покойного нотариуса, сроком на три года, причем сервис у ребят был поставлен на высоком уровне — покупатель выдавал бандитам свои паспортные данные, а через несколько часов, в обмен на деньги, получал автомобиль со всеми документами и доверенность, заверенную нотариусом, с правом продажи, и все это без хождений по инстанциям и стояния в очередях.

Полные данные покупателей оставались в памяти компьютера, изъятого в квартире, что снимала злополучная троица, ток что с «доказухой» по данному делу у правоохранителей было все в порядке. На что рассчитывала барышня, отказываясь давать показания, я не знаю, если только, на то, что в суде парни откажутся от своих признательных показаний. Мне, пока следователь допечатывал протокол допроса, Аня успела, еле слышно, прошептать, что обязательно вернется, чтобы я ее ждал.

Локация — Районный, имени Основоположника, суд.

— Представители сторон, ваши документы и полномочия.

Юрист из министерства подал судье через секретаря свое служебное удостоверение и доверенность. На мою доверенность, где подпись генерального директора заверила начальник отдела кадров, председательствующий судья посмотрела без особой приязни. Еще на первом заседании мы с ней сцепились — дама не могла поверить, что подпись на доверенности, заверенная по мусту работы или жительства, приравнивается к нотариально заверенной. Хорошо, в процессуальном кодексе об этом написано недвусмысленно — попытка судьи как-то иначе интерпретировать закон успехом не увенчались.