Я проснулась от тепла Грэя, окутавшего меня, и почувствовала, что мне слишком жарко в одежде, которую я так и не сменила. В том, что он не раздел меня, пока я спала, было что-то успокаивающее, но это заставляло меня задуматься о том, что изменилось. Раньше он не стеснялся делать это, не признавая границ, которые должны были существовать.

Накануне вечером я выплакалась до потери сознания, выплеснув всю свою ярость. Горячие, злые слезы сделали свое дело, уменьшив мою ярость, пока я не почувствовала, что могу сделать все необходимое, чтобы выжить в этом месте и в этих странных, сложных отношениях. Грэй мог быть моим мужем, но это не означало, что что-то меньшее, чем абсолютная ненависть, могло побудить меня к дальнейшим действиям.

Он просто не должен был этого знать, ведь мой единственный шанс победить его заключался в том, чтобы использовать его слабость против него самого. Он был слишком силен сам по себе, но если бы я была той, которая делала его уязвимым?

Тогда я буду манипулировать им так же, как он мной, пока не увидит, что клинок приближается.

Я встала с кровати, осторожно, чтобы не потревожить его, и направилась в ванную. Я знала, что мне нужно сделать. Я знала, что языком любви Грэя являются физические прикосновения, и ничто не могло так манипулировать им, как доступ ко мне. Мне казалось, что это предательство по отношению к самой себе, что я не смогу пережить соблазн.

Я была бы вынуждена признать, какое удовольствие я нахожу в его теле, и должна была бы найти способ сохранить это удовольствие отдельно от моего сердца. Он мог бы получить мое тело, как и другие мужчины, когда его не станет, как бы больно мне ни было думать об этом.

Но мое сердце больше никому и никогда не достанется. Он позаботился об этом.

Я стояла перед зеркалом, умывала лицо и чистила зубы, прежде чем снять с себя одежду, в которой легла в постель. Мои руки ухватились за край туалетного столика, крепко сжимая его, и я бросила взгляд на дверь.

Я уже бывала здесь раньше. Я знала, что делаю, когда позволила Грэю впервые прикоснуться к себе или когда позволила ему лишить меня девственности, хотя это было совсем другое. Каждый раз до этого я обманывала себя, думая, что действую из жажды мести и необходимости получить ответы. На самом же деле я просто реагировала на него.

Он был инициатором всего этого, он предъявлял мне требования, а я просто не могла его остановить. К счастью, это вписывалось в план, который был разработан, наверное, с момента моего рождения, потому что я не знаю, хватило бы у меня сил контролировать его.

Но в этот раз? На этот раз я контролировала ситуацию. Я сознательно вошла в спальню и сделала все необходимое, чтобы заставить его хоть немного ослабить бдительность. Я не обманывала себя, думая, что это разрушит все стены между нами, и он поверит, что я вдруг приняла его с распростертыми объятиями и простила.

Но я могла использовать его тело против него так же, как он использовал мое.

Когда он был Сосудом, у него не было сердца, в которое я могла бы проникнуть.

Но теперь оно у него есть.

Я отпустила стойку и, вздохнув, уставилась на впадины в камне. Трещины в мраморе заставили меня сглотнуть, ненавидя напоминание обо всем, что он у меня отнял.

Я оставила все позади и медленно открыла дверь в спальню. Грэй все еще мирно спал, перевернувшись на спину в мое отсутствие. Покрывало было наброшено на его талию, оставляя неприкрытой грудь. Метка в центре его кожи смотрела на меня, словно обладая собственным разумом, как символ непонятной мне силы.

Мое тело гудело, когда я мягкими шагами подошла к кровати, стараясь не разбудить его. Золото его кожи сверкало в солнечном свете, проникавшем в окно через край занавески. Тусклый свет что-то сделал с ним, показал мне шепотом, каким он был когда-то, до того, как был изгнан с небес.

Он как будто светился изнутри, но не пульсировал светом, а просто излучал силу.

Я сглотнула, опустившись на край кровати между его ног и откинув покрывало. Глубокий разрез мышц под его прессом открывал путь к обтягивающим черным трусам-боксерам, и я наблюдала, как он потягивается, хотя глаза так и не открылись, а дыхание оставалось ровным.

Я провела нежными пальцами по выемке на его бедрах, слегка надавливая большими пальцами, когда подошла ближе и наклонилась над ним. Прикоснувшись ртом к метке в центре его груди, я попыталась не обращать внимания на явную силу, пульсирующую в этой метке и погружающуюся внутрь меня.

Это было похоже на меня, на смерть и жизнь, распад и свежий рост — все в одном дыхании. Следующий вдох был резким, я заставила себя успокоиться и провела губами по контуру в центре мышц его живота. Грэй застонал подо мной, и звук его удовольствия заставил меня гореть совершенно по-другому, прогоняя холод в моей крови.

Я просунула руку в пояс его трусов и обхватила его пальцами. Он уже был твердым, и стон, который раздался, когда я коснулась его, показался мне эхом желания, нарастающего внутри меня.

— Ведьмочка, — простонал он, и я посмотрела на него из-под ресниц, когда высвободила его.

Его глаза были все еще закрыты, и я задалась вопросом, узнал ли он меня во сне или только притворялся, чтобы позволить мне взять то, что я хочу.

Я наклонилась вперед и провела языком по основанию его члена. Он дернулся в моей хватке, когда я провела языком по головке и поцеловала его, спускаясь вниз по стволу. Его рука зарылась в мои волосы, резко схватила их и откинула мою голову назад, чтобы я встретилась с ним взглядом, когда он проснулся. Его глаза горели смесью ярости и желания, притяжение было резким и таким, какое мне было нужно.

Я могла сколько угодно утверждать, что мне нужно взять все в свои руки, но было что-то очень заманчивое в том, что я контролировала ситуацию только потому, что он это позволял. В его жестокой, карающей хватке было что-то такое, что заставляло меня хотеть доставить ему удовольствие, не считая необходимости делать это для того, чтобы причинить ему боль так же, как он мне.

— Что ты делаешь, Ведьмочка? — спросил он, опустив глаза на то место, где я гладила его рукой.

— Я думаю, это очевидно, — сказала я с усмешкой.

Его рука расслабилась, продолжая оставаться на моей голове, но немного ослабив контроль. Я наклонилась вперед, прижавшись дразнящим поцелуем к головке его члена.

— Блять, — прошептал он, приподняв бедра и наблюдая за мной. — Почему?

— Потому что я хочу, — ответила я, широко раздвигая рот и неторопливо втягивая его в себя.

Сначала я обхватила только головку и провела по ней языком, а затем опустилась еще ниже и взяла его глубже. Он застонал, когда я отстранилась, и сместился, чтобы занять более удобное положение, когда я снова втянула его в себя.

Он прижался ко мне, выгнув бедра, чтобы дать мне больше, чем, по его мнению, я могла взять. Я сглотнула, вбирая его в горло, и увидела, как расширились его глаза от удивления. Он крепче вцепился в мои волосы, отстраняя меня от своего члена, а я самодовольно смотрела на него.

Я хотела, чтобы он знал. Я хотела, чтобы его это беспокоило.

Я хотела, чтобы это привело его в ярость, ведь он был причастен к тому, что со мной сделали. Он приложил руку к тому, что мне пришлось научиться ублажать его, пусть даже косвенно.

— Ты уже делала это раньше, — сказал он, и его голос понизился до рокота, когда он потянул меня вверх.

У меня не было выбора, кроме как отпустить его, позволив ему усадить меня на колени, когда он двинулся, чтобы сесть передо мной.

Я ничего не сказала, но не смогла удержаться от ухмылки, глядя на его ревность.

— Я должна была сохранить свою первую кровь для тебя. Однако это не значит, что мне не пришлось делать другие вещи, чтобы научиться в конце концов доставлять тебе удовольствие.

Он замолчал, выпустив из рук мои волосы, и опустил руку на бок.

— Что ты только что сказала?

— Не притворяйся, что ты не знал, — сказала я с насмешкой, не в силах сдержать гнев, когда потянулась вниз и снова обхватила его пальцами.