Но каждая ночь, тем не менее, была полна сомнений и вопросов. Ему не довелось пройти жизненный путь естественно, как проходят люди с младенчества: детство плавно переходит в юность, а потом должна наступить благородная старость, ведущая к неизбежному концу. Ни детства, ни старости по итогу у Аелии не было и не будет. Брошенный в гущу событий, он не знал своего места и предназначения. Будто резко пробудившись ото сна, нерукотворный оглядывался по сторонам, вроде бы, зная сразу всё, но при этом совершенно ничего.
Глядя на своё отражение Солнце задавался одним и тем же вопросом раз за разом, а ответить на него не мог. Он спрашивал у госпожи Целандайн, которая заботилась о нём с момента явления в Ферасс: кто я?
А она, нежно улыбаясь, отвечала: ты – Придворное Солнце, обладатель солнечной аурой, единственный в своём роде и мой верный подопечный.
Но это Аелия и так знал, всё равно не чувствуя полноценности. Словно чего-то не хватало. А сейчас ему показалось, что он наконец отыскал то самое, в чём нуждался с момента рождения.
Стоило прикоснуться к ней, к странной незнакомке, и в голове на миг прояснилось. Аелия не успел разобрать возникшие в ту секунду мысли, но они точно были ясными и не спутанными. Одно лишь касание, и всё встало на свои места. В янтарных глазах, что смотрели с мертвенно-бледного лица, нерукотворный видел самого себя.
– Кто?.. – прошептал он, не сводя взгляда с девушки. – Кто ты?
Она отчаянно тянула к юноше ослабшую руку, и он взял ледяную ладонь незнакомки, сжав её в своей, очень тёплой и мягкой.
В голове раздался громкий крик, схожий больше с громом в разгар грозы.
Я ЭТО ТЫ
Оглушительно и умопомрачительно!
Аелия зажмурился и отпустил руку, содрогнувшись всем телом. От такой встряски он даже прикусил до крови язык. Отскочив от девушки, как от огня, нерукотворный ещё пару мгновений боролся с не стихающим голосом в голове, который разносился по сознанию звенящим эхом. Шум будто бы отталкивался от стенок черепа, ударяя прямо по воспалённому головному мозгу.
Керосиновая лампа полетела на пол, но не разбилась. Кто-то подоспел вовремя, чтобы поймать её.
Солнце машинально закрыл уши, словно это могло спасти его от грохота, но это, конечно же, не помогло.
– Аелия?
В сознание вторгся другой, посторонний голос. Кто-то схватил его за обе руки. Зажмурившись и зажавшись, юноша сделался непреступной стеной и не видел, кто перед ним.
– Аелия, вернись к нам.
Лучшим решением было идти на голос. Он смешивался с какофонией звуков, и поэтому Аелия никак не мог разобрать, кто взывает к нему, но всё равно мысленно двигался в его направлении.
Это продолжалось, казалось, целую вечность, хотя на деле прошло всего пару минут. И когда шум всё-таки стих, и наступила блаженная тишина, Солнце открыл глаза, увидев, что на самом деле всё ещё держит руку незнакомки, сидя перед ней на коленях. Выходит, то было всего лишь видение, и в реальности они всё это время поддерживали контакт.
В тот же миг, стоило их сознаниям вновь разорвать связь, вернулась прежняя, уже привычная пустота в душе. Аелия снова потерял заветную нить, к которой так отчаянно тянулся.
Рядом оказался Бьерн, крепко держащий лампу за ручку. Огонёк внутри стекла весело танцевал, играясь с тенями, падающими на его лицо.
Баиюл в свою очередь пронзал девушку одичавшим взглядом, и лицо его было мрачнее тучи.
– Она что-то тебе сказала? – спросил Бьерн.
Аелия огляделся и убедился, что находится в прежнем тронном зале. В последнее время его преследовало небытие, в которое он то и дело проваливался, сбиваясь с толку.
– Сказала, – прошептал он, еле шевеля губами. – Она вторила фразу «я – это ты». Но кто же передо мной?
Нерукотворный искренне недоумевал, что происходит. Совсем недавно жизнь текла привычно, день за днём почти не меняясь, а теперь вопросы сводили его с ума. Прежние сомнения лишь набирали силу, доводя до отчаяния. Казалось, никто никогда не вернёт Аелии ту недостающую деталь мозаики, что никак не складывалась.
– Она – Дева Солнце, именуемая Минцзэ. – Баиюл вышел из своего транса, глядя на Аелию сверху вниз. – Вернее, когда-то ею была.
– Но ведь Госпожу Минцзэ убили…
– …восемь лет назад. Да, именно это с ней и произошло. – Баиюл нахмурился и сжал кулаки. Говорить об этом ему было очень тяжело. Он переступал через себя, вспоминая прошлое. – Опережая твой вопрос, скажу сразу: к этому я не причастен. Минцзэ… – Бог снова взглянул на девушку, и его лицо на секунду смягчилось, обретя выражение страшной тоски и боли. – Пала от руки неизвестного мне убийцы.
Для Аелии это было что-то невероятное. Конечно, так просто поверить Баиюлу было сложно, и во взгляде его читался скептицизм.
Всеотец закатил глаза, будучи раздражённым, и тяжело вздохнул.
– Какая дерзость! – воскликнул он и принялся расхаживать вокруг, сложив руки на груди. – Поверить не могу! Я должен оправдываться и что-то доказывать. Я! Божество! Создатель!
– Пойми его, Баиюл, – ответил Бьерн, одарив брата взглядом, полным доброй грусти. – Всего семь лет отроду, к тому же ещё и подверженный влиянию нынешних законов Обители Веры.
Аелия нахмурился:
– Я не дитя. И место своё знаю, потому вовсе не дерзил.
Бьерн взглянул на него и улыбнулся. В улыбке этой ощущались непонятные для Аелии эмоции, но в ней точно не было никакой насмешки. Всем своим видом Бьерн создавал впечатление доброжелательного и вежливого человека, не обременённого никакими тайными умыслами. Но сколько ни всматривайся в его утончённые черты красивого лица, всё равно не докопаешься до истинной натуры.
Юноша не знал, как относиться к Бьерну. Законы Обители Веры и впрямь требовали быть весьма осторожным с божественными братьями, а лучше и вовсе достать из ножен меч и убить двух преступников сию минуту.
Аелия всё ещё не доверял им, но возвращаться домой, тем не менее, не спешил.
– Я не пытался обидеть тебя, Солнце. Но что эти семь лет в сравнении с тысячелетиями, которые мы с братом провели в скитаниях по этим землям?
Аелия и сам понимал, что прожил слишком мало, чтобы знать что-то наверняка, ведь тех несчастных и неполноценных частиц памяти, что уже были в его голове при рождении, недостаточно.
– Впервые…
Баиюл остановился, подойдя к Минцзэ. Он с нежностью поднял её опущенную голову, чтобы взглянуть в красивое безжизненное лицо. Та совсем никак не реагировала и, казалось, вновь уснула. Глаза, прикрытые веками, смотрели перед собой, и в них не было никакой осознанности.
– Впервые за восемь лет она проявила себя. Я знал, что когда-нибудь это случится.
– Как именно она погибла? – спросил Аелия.
Бьерн встревожился. Он отлично знал, что Баиюл не был надёжным собеседником, если разговор затрагивал эту тему. Всеотец впадал в ярость, стоило лишь упомянуть те причиняющие боль события. Даже спустя восемь лет он так и не пришёл в себя, не справился с реальностью, которая оказалась очень горькой.
– Тебе не обязательно говорить об этом, – поспешил вмешаться Бьерн.
Он встал между Солнцем и старшим братом, страшась, что вот-вот рассудок покинет Баиюла в очередной раз. Его лицо по-прежнему сохраняло былое спокойствие. Лишь мягкая улыбка куда-то вдруг исчезла.
Бог и раньше обладал тяжёлым характером, не отличающимся сдержанностью и терпением, а после гибели Минцзэ и вовсе перешёл всякие границы, прибегая к насилию и самым отвратительным ругательствам.
– Я могу рассказать сам, – заверил младший брат.
На удивление, ни одна мышца не дрогнула на лице Баиюла. Он смотрел на Аелию сверху вниз и, казалось, подбирал выражения, но совсем не злился при этом.
– От твоих слов он может окончательно убедиться в том, что я – абсолютное чудовище, Бьерн. А я не чудовище.
– Я не имел это в виду.
– Имел. Я слышал, как забилось твоё сердце. Боишься, что я могу навредить Солнцу?