Постояльцы начинали подтягиваться к ресторану. Сонными мухами они облепляли столы, кучковались у барной стойки в очереди за травяными чаями. Выходя на веранду, многие бесстыже разглядывали девушку за столом: не по сезону смуглая кожа, точёные черты лица и сапфировые глаза.

Аня давно смирилась с тем, какой производит эффект на окружающих. Всё же – встречают по одёжке. А многие и провожают. Конечно, если вообще соизволят проводить – на милость уходящему.

Некоторые робко отводили от девушки взгляд. Глаза при этом отводились по очереди: сначала левый следовал за движением головы, и только после – его догонял правый. Иногда, наплевав на такт, люди спрашивали в лоб: «Китаянка – и с такими глазами? Вот это да!». Кто-то, в основном девушки, интересовался, где прикупить такие же цветные линзы. Чаще прочего, собеседники старались не выдать интерес к Аниной персоне, сдерживали себя в неуместных вопросах, а позже – едко обсуждали её за глаза.

К десяти годам девочка всё чаще липла к собственному отражению. Она всматривалась в зеркало, затем – в двух родственниц: бабушка с мамой были типичной славянской наружности. Аня – нет. На вопросы об отце мать отвечала нехотя и уклончиво. Если вообще отвечала. «А что знать-то хочешь? Лучше благодари папку за изумительную красоту», – увиливала мама.

«Так где ж его благодарить-то?» – озадачивалась дочь.

Конечно, в девяностые семей с преимущественно женским составом было не счесть в нашей стране. Но в селе Пенино – не бог весть сколько. Семейство Логиновых – из их малого числа. Синклит[15] состоял из женщин трёх поколений. Мать с бабкой были среднего росточка, с открытыми лицами и светлым умом. Мать Ани – Лилия – выглядела не по возрасту и постоянно пропадала за чтением женских романов. Бабушка, с юным взглядом и крепко сбитая. «Очень аппетитной внешности», как однажды заметил смотритель Часовни Параскевы Пятницы, куда семейство Логиновых по воскресениям приходило за водой. Однажды Роза, бабушка Ани, так лихо зашла в поклон перед крестом, что у Еремея – пятидесятилетнего смотрителя, который еще не утратил вкус к жизни – едва хватило самообладания и веры в господа нашего, чтобы не сорваться в пропасть сладострастия от увиденного каньона глубочайшего декольте старейшины семейства.

Каждое лето женщины старшего поколения страдали от солнечных ожогов и веснушек: больно бледная кожа. Еще белее – и только в гроб. В общем, было ясно, что дамы состоят в очевидном родстве, и на одной закваске сделаны.

Высокой не по годам, как карандаш стройной и с кожей цвета мокрого песка, Ане регулярно прилетало от одноклассников. В начальных классах учителя по-свойски заступались за девочку: «Дети, ну всё – перестаньте. Она ведь не виновата, что родилась вот такой». В средних она пряталась от задир в туалете или гардеробе – отсиживалась между курток. Но слёз не лила. Держалась совета матери: «Представь, что все эти плохие слова они говорят на незнакомом языке. И вот они уже – набор бессмысленных звуков, которые никак не могут обидеть или навредить».

Одни называли её туземкой, другие – козьей мордой. Доставалось и матери, но Лиле было плевать на соседские склоки и бабские пересуды.

Как-то раз девушка была дежурной по классу. На перемене она была занята уборкой, кто-то из учеников занимался своими делами, на задних партах – сонный час. В двери нарисовался Коля Прогибин – мечта глупых девчонок и верный пёс для авторитетных мальчиков:

– Привет, Синеглазка. Пойдешь в кино?

– С такими не хожу.

С первой парты послышались девчачьи смешки. Парень явно не ожидал отказа. Он бросил на неё грозный взгляд:

– Так и с такой никто не пойдёт! А ты подумала, что я всерьёз? Погонь ты немытая!

Состояние всеобщей собранности, контроль и подавление эмоций выматывали девушку донельзя. Вечером она позволяла себе выплакаться и шла за утешением в соседнюю комнату. Там она ложилась бабушке на колени. Та, поглаживая внучку по длинной косе, напевала медовым голосом:

– Где же эти глазки, синих бусин цвет? Где мои цветочки – покажись на свет.

– Доброе утро, Анна. Что желаете на завтрак сегодня?

Звонкий голос официанта вернул Анну из блужданий в днях прошедших. В руке он держал меню.

Вокруг стоял шум голосов на перезвон со стуком столовых приборов. Официанты сновали от столика к столику. Сонные мухи воспряли и уплетали свои завтраки. Вся терраса наполнилась жужжанием и жизнью. Прохлада от Катуни уже почти не ощущалась. Утро в горной долине было на зависть тёплое.

– Для меня – «русский», пожалуйста.

– А для вашего спутника? – юноша указал на пустующее плетёное кресло.

– Видимо, одну подушку помягче и сон покрепче.

– С подушками отбой. Сейчас узнаем. – Аня слегка развернулась в кресле и указала официанту в сторону Олега. – Олежа, «английский», «французский» или «русский»?

– Если ты про вид на жительство, то меня вполне устраивают те два, что уже есть, – он сказал это не сильно, но достаточно громко, чтобы обратить на себя внимание. – Но если ты про завтрак, то, конечно, английский.

– Один «русский» и один «английский», благодарю, – Аня вернула официанту меню и за раз проглотила весь кофе, остававшийся в чашке.

– Опять? И какая это чашка: третья или пятая?

На заре их отношений Аня с интересом и юмором отнеслась к его комментариям относительно того, что она ела или пила. Поначалу это звучало как небрежная забота. Но совсем скоро оценочное мнение Олега заиграло требовательней и настойчивей. А сейчас – открыто раздражало. Бойкий характер не мог остановить её от сарказма:

– Всего лишь первая добавка. – «на самом деле четвёртая». – Дома перебью твоим месячным курсом Да Хун Пао и Тегуаньинь[16].

– Не стоит себя распускать на отдыхе. Хочу, чтобы моя женщина была в форме.

Олег взял Анину руку и улыбнулся. Ни один мускул при этом на его лице не дрогнул выше уголков рта.

– Олег, я и так в форме. К тому же у каждого свои отпускные слабости: ты спишь – я ем сладкое и пью кофе.

Девушка любила вкусно поесть и искренне верила, что хорошо приготовленная и аппетитно употреблённая еда по степени получаемого наслаждения от процесса и пикового состояния удовлетворения способна конкурировать даже с сексом. Тем более что в этой конкуренции секс с Олегом – процесс, сведенный к механическим действиям и лишенный всяческого энтузиазма, – заметно уступал другим способам получить в этой жизни хоть немного терпкости и сладостной нежности. Например, большая чашка лате с меренговым рулетом или тортом «молочная девочка».

Раздобреть Аня не боялась. От матери она унаследовала точёную фигуру и знала, что женщины их семьи скидывают осиную талию не раньше пятидесяти. А при разумном питании всё лишнее уходило в крепкие бёдра и внушительные груди. Как это было у бабушки Розы. Олег думал иначе.

На втором месяце рабочей интрижки начальник предложил своей сотруднице сменить место жительства. Аня перебралась со съёмной комнаты из Ново-Переделкино[17] в личные апартаменты Олега Владимировича на Якиманке[18]. На следующее утро она получила первые, но не последние рекомендации: «Мучное можно, но только из цельнозерновой муки и на бездрожжевом тесте; шоколад разрешается, но пусть будет горький и с содержанием какао от 70 %; мясо красное допускается раз в неделю, индейка – каждый день, курица – ни в коем случае, так как в ней антибиотики; вино употреблять только сухое и не больше 300 мл в неделю, прочий алкоголь исключён; кофе – возможен, но в количестве трёх чашек в неделю; обратить внимание на кедро-лате, цикорий или пуэр».