– Аня, ты идёшь? – Олег прислонился к мостовой опоре.

– Сходи без меня, – Аня ступила на деревянные доски. – Посмотрю на остров с середины моста.

– Олег, не откажете мне в помощи? – у Ларисы перехватывало дыхание от высоты. – Можно я возьму Вас под руку? – Лара застегнула зелёную ветровку, поправила рыжую прядь и продела руку под левый локоть Олега.

Они прошли вперёд со всеми, кто был с ними в автобусе. Аня, немного подождав, отправилась следом.

«Когда в последний раз, мой милый, ты так же, взяв меня под руку, прогуливался и держался настоящим кавалером, – обеими руками Аня перебирала по парапетам и старалась отвлечься от свиста ветра под ногами. – Никогда. Никогда ты не был обходительным со мной. Даже на людях. Как долго мы оба еще будем тянуть эту лямку?»

Мост слегка покачивался. Она взглянула под ноги. До Катуни метров десять – не меньше. Аня подняла голову, и из общего вида её взгляд выхватил скалу, стоявшую особняком. Сначала она подумала, что это мираж. Но, прищурив глаза, отчётливо разобрала контур изображения: в скале была выточена Дева Мария, с младенцем у левой груди. Барельеф смотрелся объёмным благодаря игре теней, а над головой Богородицы отсвечивала золотая дуга.

«Как же символично, – думала Анна, – что у острова форма треугольника. Словно этот клочок суши определяет понимание Святой Троицы: Отца, Сына и Святого Духа. Скрепляет их в высшее единство любви и наконечником духовной стрелы несёт по кипящей бирюзе Катуни через алтайские земли, – она достала телефон и сфотографировала образ святой. – Что может быть чище и подлинней любви матери к собственному ребёнку? Способен ли ребёнок любить свою мать так же сильно и безвозмездно, как она его. Богородица и Иисус. Мать и дитя. Мама. Где вы теперь с бабушкой?»

Аня смотрела на храм. Хоть она и не была примерной прихожанкой, но с Церковью её связывало детство. И всякий православный символ неволей уносил её в ранние воспоминания.

Ане было пять лет, когда она узрела святые лики в золотых оправах. В то время её сознание одолевали то ли изобретательная детская фантазия, то ли приснившийся ужас, подкрепленный страхом темноты.

– Ребёнок совсем извёлся от кошмаров, – Роза стращала свою дочь. – Сама ведь не спит, и нам с тобой покоя нет.

– Это не смертельно, мам. – Лиля пила чай. Голова лежала на ладони, под глазами опухло. – У неё зубы режутся. И фантазия – дай боже!

– Ох, Лиля, и не знаю я. Её все рожи какие-то мерещатся. А вдруг заболевает Анютка-то наша? Бесы бьют её!

– Верно говоришь, мать. Я даже знаю где она их видит.

– Где же енто?! – немолодая Роза ухватилась за грудь.

– А в телевизоре твоём! Её ведь и за уши не оттащить! На пару с ней смотрите всю эту мистику-херистику, а потом обе без сна ходите!

Лиля со стуком поставила чашку чая. Полуночное бдение перевалило за три часа. Она подошла к раскочегаренной печи и взялась подбросить в неё несколько поленьев.

Роза перегнулась через стол, накрыла дочкину чашку блюдцем и двумя перстами вывела в воздухе крест.

– Хочешь, – сказала Лиля, закрывая дверцу печки, – веди свою внучку в храм. Ты это любишь.

Через несколько дней отец Георгий стоял у входа и встречал прихожан по случаю Всенощного бдения. Он с любопытством глядел на чудную внешность девчонки: узкий разрез синих глаз, тёмная коса и золотая кожа. Наместник господа смерил сравнивающим взглядом ее и темноглазую русинку Розу Ильинишну Логинову.

– Все мы вровень перед Господом Богом нашим, – сказал Георгий и ладонью пригласил их в храм.

Так Аня впервые переступила порог божьей обители. А возвращаясь с церкви под петушиный ор, измождённая от спёртого воздуха с привкусом ладана и уставших ног, Аня ничком пала в кровать.

Мать с бабушкой были преисполнены благодарностью за избавление от ночных страданий для всего семейства.

Солнце затянуло аспидными облаками. Погода изменилась и воздух наполнился кружащей голову свежестью.

Аня забрала свой американо с кофе-автомата и устроилась в углу балкончика. Она сидела на скамейке под кроной могучей сосны, окружённой запахом смолы и прелой хвои. Напротив неё туча стремительно наползала на гору. Где-то слева взвизгивали туристки от подёргиваний моста.

Аня достала телефон: еще в автобусе ей пришло сообщение. Но она не стала отвлекаться от рассказа Ырысту и решила, что ответит позже. Сообщение было от Олеси: «Привет, Анютка. Как ваш романти́к на Алтае? Надеюсь, болончик пока не пригодился=)»

Аня уже и забыла про Олесины дары: перцовый баллон и карты местного художника. Подарки так и остались лежать в её сумке.

Девушка быстро набрала ответ: «Привет, кудесница леса Олеся!=) Всё хорошо. Уболтала своего на экскурсию. Сейчас на острове Патмос. Была здесь? Баллончик не вскрывала, но он всегда при мне)»

– Кажется, Вы не стали заходить внутрь??

Аня приподняла голову. Рядом с ней сидел незнакомец с кучерявой копной волос, на носу – очки для зрения.

– На мосту что-то голова пошла кругом, – она убрала телефон в карман куртки. Стало прохладнее. – Я его и так хорошо разглядела, – Аня кивком указала на храм. Мужчина не сводил с неё глаз.

– Не страшно. В следующий раз обязательно зайдите, – мужчина смотрел на Анну, но взгляд его был отстранённым.

– Вряд ли я сюда вернусь, – она пожала плечами.

Они по прежнему сидели вдвоём. Люди кучковались у иконных лавок. Ырысту стоял в стороне: потягивал чай, поглаживая питомца на своих плечах. Морось плавно ложилась на землю, словно паутина.

– Поначалу кажется, что оказаться в этих горах – дело случая. Как бы не так, – мужской голос был степенным и монотонным. – Алтай меняет судьбы людей исподволь, не спеша. Да и сами люди – уже не те, что прежде.

Аня присмотрелась к собеседнику. На вид лет шестьдесят – не больше. Его кучерявые волосы были легкими, как пух, и двигались в такт каждого движения головы. Говорил он немного заторможенно, словно по слогам. Аня обратила внимание на его одежду: она была вполне заурядной и казалось, что была не к месту. Будто он одет не по погоде или даже – не по сезону: сине-белая рубаха с коротким рукавом, льняные брюки и кожаные плетёные туфли коричневого цвета. Через плечо, на кожаном ремне, болтался фотоаппарат.

– Представьте, приехать из большого города в такую глушь и остаться здесь жить. Слепая вера! – он слегка повысил голос и развёл руки в сторону. – Зимовать в сарае с буржуйкой и с толикой надежды о скорой постройке.

На секунду Аня отвлеклась от загадочного собеседника. Она повернула голову в сторону гида, перевела взгляд на часы. Решила попрощаться с соседом по скамейке, но его и след простыл – она сидела одна.

Вдруг с другой стороны голос:

– Какой красивой была Гаичка на венчании. Как много было гостей.

От неожиданности, Аня дёрнулась и плеснула на себя кофе. Она повернулась. Незнакомец стоял к ней спиной, между парапетом и скамейкой. Лицо его смотрело в сторону Патмоса.

– Я этого не знала. Хотя, может я упустила что-то из рассказа гида. Они с Виктором по-прежнему здесь?

Анна пыталась всмотреться в мужское лицо, но его образ ускользал. Глаза, рот, уши – всё это она могла увидеть. Но детали, какие-то особенные черты не давали о себе знать.

– Моя группа! Кто приехал со мной – нам пора собираться! – Ырысту окружили туристы, он зазывал оставшихся у моста.

Мужчина с фотоаппаратом по прежнему стоял у бордюра. Казалось, что он был захвачен собственными мыслями. Они уносили его в глубины памяти и отсекали от всего происходившего вокруг. Аня не решилась его потревожить и бесшумно скользнула прочь.

Лариса убирала в сумку купленные свечи, Олег стоял в стороне с прижатым к уху телефоном. Все двенадцать туристов стягивались к своему экскурсоводу.

– Ырысту, это правда, что Павловы здесь повенчались? – Аня старалась держаться широких шагов их гида. Они миновали забор, вышли на тропу и приближались к лесу.