«Я уже так давно не расту…» Я уже так давно не расту, Что совсем покривился душой, И не видно уже за версту Моей детской надежды большой. И печально глядит лилипут Из-под ручки сухой в облака — На Блефуску отчаянно ждут От седого козла молока. Если от облаков не сбежать, Если в сердце гнезда не совью, Дай, дружок, напоследок пожать Комариную лапку твою. Серёга Ветрогон Мне память – что гурманам Кумин и эстрагон, В ней ходит атаманом Серёга Ветрогон. Сергей не за понюшку, В моём большом дворе, Легко пускает юшку Сопливой детворе. Люта у Ветрогона Улыбка и слеза. А на груди – корона, На пальцах – два туза. Кривит, как взрослый, губы, Глотая самогон. Хоть чёрту врежет в зубы Серёга Ветрогон. Со злой, у глаз, морщинкой, По снегу, по траве, С голодной рыщет финкой В потёртом рукаве. Мне память – как железо. И как у зверя гон. Слыхал я – из обреза Застрелен Ветрогон. Что сам он выбрал средство Земной закончить путь. Серёгу, словно детство, Легко мне вспомянуть. Ах, детство. В море мглистом Ты камень бел-горюч. Приехал я туристом На монастырский ключ. Вдруг в церкви на скамейке, Под золотом икон, В потрёпанной скуфейке… «Серёга? Ветрогон?» Сидел он, чуть сутулясь. А прошлое текло. Сказал: «Вы обманулись». И посмотрел светло. Там, где двое – во имя твоё «Люди, верьте иль не верьте…» Люди, верьте иль не верьте, Я узнаю со спины: Руки коротки – у смерти, Ноги – осени длинны. Трёт покуда смерть ручонки, Ходит где-то по гробы — Ноги длинные девчонки Увлекают по грибы. В лес ведёт она спросонок, Только вы о том молчок! Груздь проснулся октябрёнок И зевает – дурачок. Сочельник Чаёк на кухне с имбирём. Канун. Сочельник. И ничего не заберём Мы в понедельник. Друг-другу мы с тобой вот-вот Простим ошибки. Ко мне плывёт Чеширский Кот Твоей улыбки. Порой, у нас, как номер шесть, Ума-палата. Но в ней мы делим всё, чем днесь Душа богата. Лишь тело стало чуть бедней — Никак не скрою, Что мы с тобой уж сорок дней, Как брат с сестрою. С утра надежды лучик твёрд, С ажиотажем — Так, что в багете натюрморт Глядит пейзажем. Горит на нём с утра звезда Над головами. И едут, едут поезда За ней с волхвами, Везут с мороза Рождество И запах лета, В котором больше ничего Нет, кроме света. «Где мы с телом кукуем вдвоём…»
Где мы с телом кукуем вдвоём, Кособоким вороним гнездом, Окружённый густым купырём Над рекой накренился наш дом. А в дому только печь да кровать, И остыла в печи головня. У меня нет причин горевать — Тело любит как может меня. И гуляет по мне его плеть Из огня да опять в полымя, Неповадно чтоб было и впредь — Тело держит за горло меня. Но ночами, осоки острей, Песня режет ходы в кулаке, Прорезается из купырей Там, где небо склонилось к реке. И когда тело в пьяном бреду В сапожищах ползёт на кровать, Я её за калитку веду В непроглядную ночь куковать. Мальчик и река Мальчишка загорелый Прокрался босиком К реке совсем несмелой С несмелым тростником. И тонок он, и светел, С тростиночкой в руке, Что ж он в реке заметил? Увидел что в реке? У неба под приглядом, Всем страхам вопреки, Он словно ищет взглядом Несмелый взгляд реки. И в преизбытке света Глаза в глаза они, И узнаванье это Свиданию сродни. И речь свою заводит Река издалека, И всё, что происходит, Отныне на века. От веку и до веку Проносят облака, Что мальчик смотрит в реку И в мальчика река. На Купалу |
