Андрей Евстафьевич Лушников Свет матёрый © Лушников А. Е., 2023 © Издательство «Родники», 2023 © Оформление. Издательство «Родники», 2023 Не врагом Твою тайну повем «А крестный мой путь – он всего лишь окрестный…» А крестный мой путь – он всего лишь окрестный, Окрестность его такова: Река, головой в перекрёсток небесный, Лежит, протянув рукава. Чуть свет – в рукавах перекличка синичья, Безмолвия рушится лёд, Здесь небо для всех не жалеет величья, Здесь в небе дороги вразлёт. Трава и деревья возносят моленья, Рассвета дымится алтарь, И старенький тополь стоит в отдаленье, И в грудь себя бьёт, как мытарь. «Самые прекрасные страницы…» Самые прекрасные страницы Я читаю ночи напролёт. Засыпая, вижу сквозь ресницы Как я попадаю в переплёт. Как легко, легко неимоверно Я скольжу по лунному лучу. И герою из романа Верна Я губами сонными шепчу: «Капитан, нас обманул Негоро! Сбился ночью с курса «Пилигрим», Меркнет свет, а это значит, скоро Свет в моей душе померкнет с ним. Скоро, скоро мрак возьмёт измором, Город весь тенями прошерстит, Вороном зловещим Невермором В каждый дом хозяином влетит. Напророчит он и мне потерю На ночном последнем берегу, Только я в рассвет грядущий верю, На него надеюсь как могу. Если я хоть раз увидел солнце, Что прошло в душе по пустырю, То у ночи и на самом донце Буду ждать грядущую зарю». Ой ты моя зорька-заряница! Что же нынче утро ниспошлёт? Самые прекрасные страницы Я читаю ночи напролёт. «Что ты, светик мой ласковый, робок…» Что ты, светик мой ласковый, робок? Что под сердцем огнём не горишь? Что не ходишь с зарёю бок о бок, А из мрака аукаешь лишь? Я тебе, как заветному другу, Показал где прозябло репьё. Что ж ты, друг, не готовишь кольчугу? Что ж ты, свет, не готовишь копьё? Много нас по обочинам званых. Так что, свет-пересвет, не робей! Вон, как в тучах смеётся поганых Беспощадной луны челубей. «Проснёшься – тополь стал жар-птицей…» Проснёшься – тополь стал жар-птицей! Туманом даль заволокло. Чуть слышно, с трауром в петлице, Стучится бабочка в стекло. Как сбросишь ночи рукавицу! Как разохотится заря От плевел отделять пшеницу В росе на кромке сентября. Увидишь верную примету В природе, ставшей золотой: Всё движется упрямо к свету — Что ждёт за грозовой чертой. «Жнецу хлебов и сорняков…»
Жнецу хлебов и сорняков, Творцу соломы и огня, Путей земных и облаков Какое дело до меня? Увидев ангела с серпом, Вороны пали на жнивьё. Я разорвал с земным пупом, И тело рушится моё — Последний зуб торчит во рту. Но, чтоб я вовсе не истлел, Он в сердце неба высоту Штрихом одним запечатлел. Ручей, тропинку, силуэт Стоящей тучи грозово. Из всей палитры выбрал свет Художник сердца моего. Случай Кто в жизни хоть раз привечал побирушку, Поймёт отчего, почему Чужой человек облапошил старушку, Что вынесла хлеба ему. Стоит на пороге у ней участковый, Укором стоит, недвижим, И всё не втолкует он ей, бестолковой, Что веры нет людям чужим. Она, как ребёнок обиженный, плачет И мелко трясёт головой: «Ну как же, родимый? Ну как же иначе, С бедой коль идут не впервой?». Жмёт галстук служивому, словно ошейник. Он скажет на это в сердцах: «Какие же трогает струны мошенник В доверчивых старых сердцах! Теперь вот ищи твоего побирашку!». Потом участковый вздохнёт, Посмотрит сурово, наденет фуражку, Как сокол, в окне промелькнёт. А ночью, когда засыпала старуха, За то, что не помнила зла, Огромного неба большая краюха В ладонь её тихо легла. «Я, пеплом своим посыпая главу…» Я, пеплом своим посыпая главу, Лежал на пути, как свинья. Но Тот, Кого шёпотом только зову, Поставил меня в сыновья. Я рад от ребра научаться греху, Прикрывшись листом лопуха. Но Тот, Имя Чьё у травы на слуху, Во мне не увидит греха. Он ангела следом пошлёт старину, Чтоб я не давился нытьём. И чтобы не спутал Руси ширину С широким, но гиблым путём. |
