– Я уволился, – с отчаянием сказал ей Марк. – Уволился!

Губы Лили почти коснулись его шеи:

– Мы договаривались не об этом. Ты должен был покаяться.

– Я… Хорошо, хорошо, я всё сделаю, сегодня же четверг, я обязательно…

– Нет, – Лили качнула головой, – не сделаешь.

– Почему?

– Меня торопят, – грустно сказала она. – Поэтому всё закончится сегодня.

По спине побежал мороз.

Марк обернулся и впервые за все эти дни столкнулся взглядом с Лили. Её лицо было каким-то нечетким, мягким и одновременно жестким, красивым и уродливым… Но её глаза он не мог не узнать.

– Аня? – ошарашенно произнёс он, пытаясь справиться с шоком. – Аня?!

– Лили, – насмешливо сказала девчонка. – Меня зовут Лили.

Марка охватило ощущение нереальности.

– Это сон? – спросил он у девчонки.

– Нет, – ответила она, сделала быстрое движение рукой в районе его шеи, и Марк провалился во тьму.

«Ко мне».

Илья прочитал текст сообщения от Чернова в окне уведомлений мессенджера и пару секунд всерьёз думал о том, чтобы не открывать его. Ну, мало ли, закрутился, не заметил… Но вспомнил о разносе, полученном за предыдущее игнорирование приказа, решил не нарываться и отправился к кабинету начальника.

Ещё из коридора стала слышна чья-то громкая, раздраженная речь, и Илья даже успел удивиться тому, что кто-то осмелился повысить голос на подполковника полиции. А затем вошёл в кабинет, и всё стало немного понятнее.

Перед начальником отдела, за длинным выступом Т-образного стола, сидел сам Борис Михайлович Стоянов. Илья не был знаком с ним лично, но мгновенно узнал.

Ещё бы.

Легендарный мужик.

В девяностые громко и открыто «пережил» большую часть конкурентов, а после эволюционировал в уважаемого бизнесмена. Лицо молодого Стоянова было практически на всех фотографиях, которые показывали курсантам школы МВД на лекциях об организованной преступности девяностых. На фото почти всегда он оказывался рядом с такими мастодонтами, как Сёма Кац и Паша Шахрай, но сейчас это уже не имело никакого значения. Почти все из группировки Шахрая были мертвы или продолжали отбывать свой срок. Кац погиб от чьей-то пули в конце девяностых, а в двухтысячные безвестно сгинул и сам Паша Шахрай – то ли действительно попал под лавину в горах, то ли решил исчезнуть и начать спокойную жизнь где-нибудь в Австралии или Аргентине.

И не осталось никого, кто посмел бы напомнить Борису Михайловичу о прошлом. Теперь он был просто промышленник, владелец нескольких заводов, строительных компаний и заметной части коммерческой недвижимости в центре города. Размеренное и сытое существование. Повезло.

– … ни при чём, – сердито говорил Стоянов. – Ты подумай, Тимон, зачем мне писать заяву, если я уже разобрался с ним сам?

Тимон?!

Илья хмыкнул. Слышать такое обращение к Чернову было непривычно, но тот никак не отреагировал, и стало ясно – они со Стояновым хорошо друг друга знают. Слишком хорошо для подполковника МВД и человека с такой сомнительной биографией.

– Вызывали, Тимур Викторович? – громко спросил Илья.

Начальник хмуро кивнул на свободный стул и опять повернулся к своему собеседнику:

– Вот чтобы сейчас мне это сказать, для этого и написал!

– Ты идиот? Никто бы и не знал, что он у меня крысил!

Двое седых немолодых мужчин, чем-то похожих друг на друга, несколько мгновений буравили друг друга взглядами. Первым сдался Чернов:

– Ладно, принимается, – со злостью признал он. – Не стали бы мы туда копать…

Стоянов удовлетворённо кивнул.

– Я вам нужен? – уточнил Илья.

Он не садился, всё ещё надеясь, что не задержится здесь надолго. Вряд ли начальнику нужны лишние уши при общении со старым знакомым.

– А ты что, торопишься? Очень занят? – с сарказмом поинтересовался Чернов.

– Нет, что вы, – откликнулся Илья. – Я совершенно свободен.

В голосе против воли прозвучала горечь.

Четыре десятка дел в работе, и вот сейчас добавится ещё одно, а в сутках всего двадцать четыре часа, и кажется, что проще сдохнуть, чем всё это разгрести… А ведь когда-то, будучи бестолковым мальчишкой, он всерьез мечтал о службе в полиции и о множестве интересных дел.

Ну что ж, мечта сбылась.

– Тогда сейчас поедешь в областную клиническую, возьмёшь показания у… – Чернов сверился с лежащими перед ним бумагами, – у Старостина Марка Львовича. Обнаружен сегодня утром на улице Вознесенской без сознания, колото-резаные раны ног, прооперирован, пришел в себя и готов говорить.

– Так туда же утром Дронов ездил, пусть он и…

Илья умолк под тяжёлым взглядом начальника.

– Давай всё-таки я буду решать, кто и что будет делать, – жёстко сказал Чернов. – Распустил вас Задоров совсем.

Да, с этим Илья был согласен. Задоров – зам начальника по оперативной работе – не слишком следил за дисциплиной.

Разумеется, всех в отделе это устраивало.

– Ну ничего, пока он в отпуске, мы это исправим, – пообещал Чернов. – Слушай меня. До ОКБ тебя довезёт водитель уважаемого Бориса Михайловича. А мы с ним пока потолкуем и, надеюсь, к моменту твоего прибытия к потерпевшему он определится, не хочет ли отозвать заявление о хищениях в особо крупном размере, и сообщит об этом тебе.

– Зачем мне?

– Затем, что господин Стоянов обвиняет в хищениях своего бывшего работника, Старостина Марка, – пояснил Чернов и раздражённо отшвырнул в сторону ручку.

Илья снова посмотрел на Стоянова – на этот раз со смесью недоверия и изумления.

– Так, капитан, только ты не начинай, – Борис Михайлович явно понимал, о чём думает Илья. – Я эту гниду не трогал. Он утром уволился, и больше я его не видел. В обед безопасник прислал докладную, и я приехал сюда, чтобы всё решить по закону. Здесь и узнал, что случилось.

– Как интересно, – не сдержался Илья. – Кажется, в девяностые была такая бригада, Борисовские. Любили ломать ноги-руки в качестве первого предупреждения.

У Стоянова потемнело лицо.

Илья ухмыльнулся, глядя ему прямо в глаза.

– У Старостина ноги не сломаны, – вмешался Чернов. – Ножевые. Перерезаны сухожилия.

– О… Это в корне меняет дело!

– Я. Его. Не трогал, – повторил Стоянов.

– Тогда это невероятное совпадение, – развёл руками Илья.

– Я не верю в совпадения, – отрезал Стоянов. – Кто-то играет против меня. В общем, хватит болтать, капитан. Начинай работать.

Илья бросил вопросительный взгляд на начальника. Тот недовольно поморщился, но всё же кивнул:

– Поезжай. Машина у входа, госномер ноль ноль один.

– Узнаете, кто это всё затеял – ещё и от себя отблагодарю, – сказал Стоянов. – Даю слово. Ты, Тимон, знаешь: я слово держу.

Илья чудовищным усилием сохранил нейтральное выражение лица.

– Поезжай, – повторил Чернов и опустил голову к лежащим на столе бумагам.

– Есть, – откликнулся Илья.

– Оперуполномоченный ОМВД Советского района, капитан Игнатов, – скороговоркой произнёс Илья и протянул своё удостоверение в окошко, за которым сидела грузная немолодая женщина в белом халате. – К Старостину Марку Львовичу.

За спиной Ильи, на длинных рядах пластиковых стульев, сидело около десятка человек, ожидавших своей очереди на экстренный приём в областную клиническую больницу, и их недовольные взгляды буравили его затылок.

– Седьмой этаж, палата семьсот четыре, – хмуро ответила женщина. – Найдёте или проводить?

– Найду, конечно. Не в первый раз у вас, – сказал Илья, и женщина мгновенно потеряла к нему интерес.

Он прошёл пару десятков метров по полутёмному гулкому коридору, повернул налево, толкнул белую пластиковую дверь и оказался перед больничным лифтом. Ткнул на кнопку вызова и вздохнул – он не любил эту больницу больше всех остальных, вместе взятых, и каждый раз, оказываясь здесь по долгу службы, начинал злиться.