— Использовались какие-то особые боеприпасы? — предположил Городец.

Эдуард Лаврентьевич достал из портфеля очередной отчёт.

— Следственной группой был обнаружен пистолет-пулемёт, из которого вёлся огонь по группе захвата. Контрольный отстрел показал, что использовались стандартные боеприпасы. Кроме того, криминалистов удивила атипичная кучность. Капитана Дыбу поразили трижды, а с учётом смещения ствола, высчитанного по точкам попадания других пуль, задеть его должны были только раз.

Контрразведчик сделал паузу, чтобы налить себе содовой, но Городца этим манёвром в заблуждение ввести не сумел.

— Давай! — потребовал тот. — Вываливай, что ты на десерт приберёг!

— Причиной смерти патологоанатом счёл необратимое повреждение сердечной мышцы, никак не связанное с пулевыми ранениями. Здоров был чертяка, запросто мог и с тремя пулями в груди до госпиталя доехать, а там бы точно откачали.

Городец уставился на товарища во все глаза.

— Правильно понимаю, что ему раздавили сердце сверхэнергетическим воздействием? — уточнил он каким-то враз севшим голосом.

— Именно, — подтвердил Эдуард Лаврентьевич.

Я припомнил события вчерашнего вечера и хмыкнул.

— Да его Василий Архипович реанимировать пытался! Опыта в таких дела нет, вот и перестарался!

Меня словно не услышали. Альберт Павлович незаметно для остальных слегка отодвинул занавесь и с головой ушёл в изучение расчертивших классную доску линий, а Городец продолжил играть в гляделки с Эдуардом Лаврентьевичем. Затем схватил заключение о вскрытии и принялся его листать, отыскал нужное место и вновь уставился на товарища.

— Всё как у Брига, так?

— Один в один, — подтвердил Эдуард Лаврентьевич.

Альберт Павлович встрепенулся и, оставив в покое занавесь, отвернулся от доски.

— Брига⁈ Но ведь он умер от сердечного приступа?

Фамилия показалась смутно знакомой, но где и при каких обстоятельствах доводилось её слышать прежде, я вспомнить не смог, а встревать в разговор побоялся. Очень уж недоброе выражение приняло скуластое лицо Городца.

— От сердечного приступа, — подтвердил он. — Борис Карлович принципиально не ходил по врачам, а когда у него прихватывало сердце, массировал его прямым воздействием. Его предупреждали, что самолечение до добра не доведёт, но он только смеялся.

— И ещё самоубийство дочери! — поддакнул Эдуард Лаврентьевич. — Никто не подумал даже, что дело нечисто!

И вот тут у меня в голове будто мозаика сложилась. Бриг — это прежний глава аналитического дивизиона и тесть Дичка, а ещё — дядя Эльвиры Генриховны!

— Или Василий просто взял этот метод на вооружение, — пожал плечами Городец.

Альберт Павлович какое-то время молча переводил взгляд с одного на другого, потом не выдержал и всё же уточнил:

— Вы всерьёз полагаете, будто Эльвиру Хариус, её любовников и домочадцев убил Дыба, а поручил ему это генерал Дичок, который и есть Гросс? И потом он ещё и от последнего свидетеля избавился? Но как⁈

— Элементарно! — фыркнул Эдуард Лаврентьевич. — Создал кинетический экран с обратным импульсом. Искажения одни и те же, только пули не замедлились, а ускорились. Их и подправить при этом ничего не стоило. К слову, я прекрасно помню, что Дыба покинул квартиру Хариусов с портфелем, но обнаружить его среди вещей не удалось. Исчез.

У меня попросту голова кругом пошла, а Георгий Иванович сдёрнул с классной доски занавесь, схватил кусок мела и принялся проводить дополнительные связи между и без того уже соединёнными друг с другом блоками.

В левом верхнем углу обнаружился жирный круг с моим собственным именем, от него расходилось сразу несколько линий. Один из соседних «пузырей» содержал дробь с пристанью в знаменателе и броневиком в числителе, во второй поместили Сомнуса-Граба, в третий — Маленского. Связи пересекались и ветвились, в кругах и прямоугольниках фигурировали имена, события и даты. Имелся лишь один-единственный пустой фрагмент в правом нижнем углу, и сейчас Городец вписал туда инициалы «В. А. Д.», а под чертой добавил «Гросс».

— Серьёзное обвинение! — отметил не меньше меня впечатлённый происходящим Альберт Павлович.

— До обвинений с такими уликами как до Луны! — отмахнулся Георгий Иванович, кинул кусок мела и принялся вытирать пальцы носовым платком.

— Тут впору говорить не об уликах, а об их полном отсутствии, — заявил Эдуард Лаврентьевич, наливая себе содовую. — Ничего и нет кроме логических выкладок!

Георгий Иванович пропустил это замечание мимо ушей.

— После самоубийства жены и смерти тестя, предпосылки которых опустим, карьера Василия забуксовала, и он ввязался в авантюру с Герасимом Сутолокой. Увы, та операция провалилась, и Дичка с волчьим билетом сослали на военную кафедру РИИФС. — Он вновь взял мел и дважды подчеркнул эту аббревиатуру. — Отсюда мы имеем связь с институтом. Василий амбициозен, ему это назначение ровно в сердце острый нож, поэтому он начал выстраивать новую карьеру — на сей раз вражеского агента. В подручные завербовал кузину супруги, с которой состоял в интимных отношениях…

— Недоказуемо! — заявил контрразведчик.

— Василий ни одной юбки не пропускал! Если и не при живой жене, то после её смерти точно Эльвиру охмурил! — возразил Городец. — Ещё привлёк Граба, связь с которым выявить пока не получилось, и Дыбу. С ним связь очевидна.

— Но только не на тот момент! — вставил Эдуард Лаврентьевич, продолжая оппонировать товарищу.

— Пётр! — не оборачиваясь от доски, позвал меня Георгий Иванович. — Что ответил иностранный отдел?

Я вскрыл конверт, вынул заполненный машинописным текстом листок, развернул его и пробежался взглядом.

— В результате опроса гражданки Марии Коросты… Так… Во время службы в учебном отделении комендатуры была завербована сотрудницей аналитического дивизиона Э. Г. Хариус… Дополнительно готовил командир отделения Дыба, он же свёл с неким Владимиром Александровичем, инструктором… Во время обучения неоднократно вступала с оным инструктором в интимную связь… А вот! Словесный портрет! Роста среднего, телосложения мощного, толстая шея, развитая мускулатура. Волосы тёмно-русые, стрижка короткая. Лицо прямоугольное с тяжёлой челюстью. Нос прямой, мясистый. Уши приплюснутые. Глаза серые. Особых примет не имеет за исключением шрама от удаления аппендицита. В случае очной ставки или предоставления фотографии способна опознать. Ещё пишут, эвакуация из Ридзина нежелательна, предлагают составить портрет по словесному описанию…

Но Городец меня уже не слушал, он схватил кусок мела и начал добавлять новые связи — где исправлял пунктирные, а где сразу рисовал обычные.

— Ни одной юбки пропустить не мог, на этом и погорел… — зло пробормотал он. — Всё через других действовал, а тут засветился!

— Это ещё ни о чём не говорит! — возразил Эдуард Лаврентьевич. — Он мог просто хорошо проводить время с курсанткой. Попутно учил её… Ну хотя бы даже по просьбе Эльвиры Хариус, которая и привлекла девицу к сотрудничеству!

Георгий Иванович оспаривать это утверждение не стал и перешёл к следующему пункту.

— Всё шло хорошо, пока не оказалось сорвано нападение на группу студентов и Петя не пырнул ножом Сомнуса-Граба — одного из немногих, кто наверняка был осведомлён об истинной личности Гросса. А если и не был, то определённо представлял для него серьёзную ценность. Петя стал опасен по двум причинам: теоретически он мог опознать Сомнуса, а Сомнус в свою очередь точно не собирался прислушиваться к голосу разума и намеревался при первой же возможности поквитаться за ранение. Именно поэтому Дыбе было поручено добиться отчисления Петра, что закончилось покушением и переводом на Кордон.

— Доказательства! Какие у тебя доказательства?

— Пока что я просто ищу огрехи в своей версии! — отмахнулся Городец от контрразведчика. — Альберт, ты что скажешь?

— Продолжай, — лишь попросил тот, потирая бровь.

— Дальше Петя прикончил Сомнуса и всё шло своим чередом, пока летом тридцать девятого Дичка не прикрепили к студенческой зенитной роте. Он покинул Новинск, и одновременно перестал выходить на связь Гросс, который незадолго до того заполучил некие чрезвычайно важные для оксонской разведки материалы…