Городец досадливо поморщился.
— Да на каком ещё полпути? Давно мог границу перейти, возникни такое желание! У него ведь ещё и жена политическое убежище там запросила!
— Это отсылка к…
— Читал я «Вождя краснокожих», не надо мне тут! — разозлился Георгий Иванович и хлопнул ладонью по столу. — А ты, к примеру, в курсе, что все внутренние телефонные переговоры в этом здании пишутся на проволоку?
Меня будто ледяной водой окатили, но я лишь фыркнул.
— Брехня!
Городец рассмеялся.
— И сколько ты готов на это поставить?
— Ва-банк пойду!
— Ну-ну! — хмыкнул Георгий Иванович, поднялся из кресла и отпер сейф. — А всё же презанимательный тип твой приятель Короста! — заявил он, достав папку с завязками. — Ни одного взыскания по службе, характеристика положительней некуда, член соцпартии, а копнёшь поглубже…
Городец сделал театральную паузу, и я махнул рукой.
— Жгите!
— В наш расстрельный список его включили по инициативе аналитического дивизиона. Концов я пока не нашёл, но основанием стала его связь с Зимником. Втёрся в доверие, получил перевод в столицу, ещё и жену под покровителя подложил, обеспечил тем самым ей карьеру, кое-какие материальные блага и заграничную командировку. К слову, Марию Коросту списали в расход по этой же самой причине. За компрометирующую связь с Зимником.
Я не удержался от брезгливой гримасы.
— Ерунда какая-то!
Городец хехекнул.
— А вот ещё интересное! Тут мы имеем результаты служебной проверки товарища Коросты по факту разглашения им служебной информации о задержании некого Линя Петра Сергеевича. Доказательств вины найдено не было, и вроде бы обошлось без последствий, но Зимник к протеже определённо охладел.
— В самом деле? С чего бы это?
— Неделю назад в комиссариат поступило анонимное сообщение о том, что во время прошлогодних беспорядков Короста из-за личных неприязненных отношений устроил перестрелку с бойцами ВОХР, которую впоследствии выдал за нападение мятежников. Тебя тоже в доносе упомянуть не забыли, но суть не в этом. Знаешь, какую резолюцию оставил незабвенный Леонид Варламович? «Разобраться по всей строгости закона»! Так-то! Со дня на день твоего дружочка взяли бы под белы рученьки и начали задавать очень неприятные вопросы. А следом и тебе. Есть предположения, кому и чем мог так насолить Короста, что аж в два расстрельных списка разом угодил?
— Если только Барчук счёты сводит…
— Из-за границы? Очень сомневаюсь.
— У Барчука в республике покровитель остался, — напомнил я.
Георгий Иванович досадливо поморщился, словно эта тема была ему неприятна.
— Разберёмся! — сказал он в итоге. — Со всеми разберёмся!
И начали разбираться — да. Пусть в приказе и шла речь об операторах, так или иначе связанных с криминальным миром, но на деле шерстить наша бригада взялась тех, на кого намеревался опереться товарищ Черник, и кого он, пользуясь служебным положением, опекал и зачастую выводил из-под действия закона.
Нарушения в выделении спецквот, отмена обязательной для операторов отработки по распределению с одновременной выдачей разрешений на трудоустройство в частные конторы, немотивированные переводы в столицу и содействие в продвижении по карьерной лестнице, прямая защита от уголовного преследования и так далее и тому подобное. При этом проверяли мы отнюдь не только операторов, занимались и простыми гражданами. Точнее — гражданами в силу занимаемого ими положения весьма и весьма непростыми. Очень важными и влиятельными, которым ещё совсем не так давно хватило бы одного только звонка, чтобы начальника секции-пятнадцать отчитали будто нашкодившего школяра.
И вот теперь оперативники работали не за страх, а за совесть, закрывая старые дела и вытаскивая на свет божий упущенные ранее нарушения социалистической законности. Хватало работы и группе силовой поддержки. Далеко не все наши клиенты успели свыкнуться с мыслью, что у них больше нет всесильного заступника — кто-то хватался за наградное оружие, кто-то пытался задействовать сверхспособности. Зря-зря.
Насмотреться пришлось на всякое. И на огромные заставленные антикварной мебелью квартиры, и на загородные дворцы. Операторы в частной охране таких мест были скорее правилом, нежели исключением из оного, а зачастую сверхспособностями и вовсе обладала вся прислуга. Сосчитать всех скопом по столице — по огневой мощи получится небольшая армия.
Дожидались визита правоохранителей не все из опальных функционеров, многие в срочном порядке убыли в отпуск или на лечение, а то и просто пытались скрыться на просторах необъятной родины или сбежать за границу, но их розыск был уже не нашей головной болью. Нам и без того работы хватало. Бригада перемалывала недавних хозяев жизни едва ли не круглые сутки напролёт. И что удивительно — для этого даже фабриковать улики не приходилось. Работали с тем, что есть, а одно тянуло за собой другое.
Кого-то просто допрашивали или спускали с небес на землю в ходе разъяснительных бесед, с кого-то брали подписку о невыезде, а операторов чаще просто высылали из столицы, отправляя на республиканские стройки. Отдельные дела переходили в ведение госбезопасности.
Георгий Иванович ежедневно утверждал списки фигурантов — кого-то вычёркивал, с кем-то рекомендовал действовать жёстче, а вот с подследственными беседовал лишь в самых исключительных случаях — обычно из разряда тех, о которых сотрудникам оперативно-розыскной бригады впоследствии настоятельно рекомендовалось забыть.
Крутились поблизости и Альберт Павлович с Иваном Богомолом. Эта парочка нарезала круги подобно почуявшим запах крови акулам, изредка они справлялись о некоторых обстоятельствах того или иного дела, принимали информацию к сведению, что-то советовали и вновь уходили на глубину. Напрямую в работу бригады не вмешивались, но определённо влияли на неё через начальство.
Кого мы не навещали — так это высоких армейских чинов. Разумеется, не обошлось без громких отставок и в этой среде, но там либо по линии госбезопасности работа шла, либо Рогач свои внутренние вопросы решал. А дабы офицерскому корпусу было чем себя занять помимо укрепления обороноспособности, ближе к августу оказалась упразднена старорежимная система званий и на смену ей пришла та, что действовала в ОНКОР. Комиссариат внутренних дел в стороне от новых веяний тоже не остался, теперь я числился не поручиком, а лейтенантом. Мне даже удостоверение новое выдали. Правда, обычно корочками я не козырял и на адреса заходил в маске и с автоматом наизготовку.
Поначалу наивно полагал, будто справимся со всем списком самое большее за неделю, но в ходе допросов всплывали всё новые и новые персоналии, и свободные часы в нашем расписании начали случаться только ближе всё к тому же августу. Тогда-то меня и вызвал к себе Городец.
— Ну хоть полежать спокойно можно! — плюхнулся в дежурке на диван Глеб Клич.
Ваня Кол, который в этот момент незримым лезвием вскрывал банку сгущёнки, хохотнул.
— А мне нравится! По иным квартирам, как по музеям ходишь!
— И никто не гонит! — поддержал его Алик. — Но я бы от выходного всё равно не отказался. Боевые — это хорошо, только всех денег не заработаешь. Не солить же их, в самом деле!
— Отдохнёте ещё! — пообещал я. — Андрей Мартынович, если срочный выезд случится, а меня выдернуть не получится, вы за старшего.
Как чувствовал, что обратно нескоро вернусь. Правда, именно что в кабинете Городца я пробыл от силы пару минут. Только зашёл, и тот объявил:
— Льва Ригеля завтра выписывают из больницы. Навести его прямо сейчас, пропуск у секретаря. Что спрашивать — знаешь.
Я едва удержался от досадливой гримасы.
— Беседовать под протокол?
— Лучше неофициально. Начнёт упрямиться, вызывай людей и вези под конвоем ко мне. Только сразу предупреди, что тогда нарушение обязательства о неразглашении замять уже не получится.
— А так?
— Проникнись и пообещай всё забыть. По-дружески. В общем, выясни, что и как.