Как только Анна приоткрыла глаза, ястреб закружил над ней и выпустил кольцо из своих когтей. Седая старуха, чьи руки и лицо покрывали морщины нажитые благородной старостью, а это время была роядом и держала трубку во рту. Увидев кольцо, упавшее на грудь девушке, она взяла его в руки и рассмотрела поближе. После чего быстро сунула его Анне в рукав и сказала Ясману:

– О нем не слова.

Ясман кивнул ей в ответ в знак согласия. Старуха взглянула на девушку, фыркнула носом, закусила трубку и резким жестом указала на место возле соседнего жилища.

– А не замерзнет? – произнес Ясман. Пожалуй, этот юноша переживал за девушку больше всех.

В ответ старуха недовольно взглянула на него и фыркнула в ответ:

– Яд паука очень опасен, если хоть капля его попадет на тело кого-нибудь еще!

На том разговор был окончен. Старуха была знахаркой такой, о каких слагают легенды, а слухи о ней разлетались на бескрайние расстояния. Лечила она не только снадобьями и отварами, но и силой, которую узреть никто не мог, а вот испытали на себе многие. Лет старухе было много, что заставляло верить в ее знания еще больше. Одним из таких, был отец Виктора, сам король Тристаны, когда-то обратившийся к ней за помощью и, получив ее, был спасен, и отказался от зовоевания земель Кира.

Девушку уложили под открытым небом, старуха принялась, что-то шептать, затем велела принести ей соломинку, но не простую, а из тех, что были припрятаны в ее жилище, их принес Ясман. Они были очень тонкие словно иглы, закутаны в платок и явно пропитаны, сильно пахли цветами. Затем, она потребовала разжечь костер и принести травы и сосуды.

У каждого жителя Кира были немалые знания во врачевании, в травах и снадобьях. Ясман и Ясун быстро принесли ей все, что она потребовала. Старуха вставила соломину в самую рану на плече Анны и продолжила шептать на старом диалекте. Через несколько мгновений из соломины хлестнул яд.

Ни один раз к Анне возвращались сознание. В первый раз очнувшись, она кое-как открыла глаза. Перед взором был лишь густой туман, и пахло разнотравьем. Во второй раз, она сумела приподнять голову, но в слабом свете тусклой лампы сумела разглядеть лишь белоснежную крышу над головой, такие же стены и все еще не выветрившиеся из жилища пары.

В третий раз, когда девушка проснулась, уже стемнело, ей послышались музыка, то были бубны, им отзывалось это множество голос. Бубны звучали единым целым в груди, горячили кровь, затмевали разум. Воздух был пропитан запахом тлеющих трав.

Анна тихонько приподнялась, она пыталась вспомнить, что с ней произошло, а помнила она лишь огромные черные лапы паука, от которых спасалась. Совершенно не понимая, что происходит, девушка попыталась осмотреться. Каждое движение давалось ей с трудом, болело перевязанное плечо, болела голова и грудь. Но внутри себя, она ощущала легкость, словно в ней было облако, которое из самого нутра, давало ей сил и наделяло спокойствием.

Оглядевшись, чужеземка поняла, что находится в чьей – то обители. Рукой она коснулась предмета очень мягкого и пушистого. Это были шкуры, множество шкур согревающих холодное жилище. В стороне стояла чаша с тлеющими травами, рядом с нею находились сосуды с непонятными жидкостями. По другую сторону на ледяной ступени, стояла лампа, она светила очень тускло так, как ей и предназначалось.

Когда в глазах девушки, наконец, перестало двоиться и темнеть, она поняла, что находится в ледяном жилище северного народа. Чужеземка, закутанная в шкуры, при свете огня и еще живая. Видимо здесь не причиняет ей зла, пока не менее Анна очень надеялась на это. Затем поймав себя на мысли, что очень хочется пить, она попыталась встать на ноги и пусть не сразу, но ей это удалось.

Одежду Анны после таких путешествий можно было выбросить, однако раздевать ее не посмели, и на то у людей говорящих с духами были свои причины. В эту ночь они играли на бубнах, пели особенные песни и танцевали странные танцы.

В центре круга, который образовались киряне, горел большой и яркий костер. На головах их были колпаки из шкур, из них же была и одежда. У кого-то головные уборы были с оленьими рогами, а кого – то с медвежьей головой. Они плясали то, держась за руки, то отпуская их, кружили у костра.

В центре круга, у огня сидела старуха. Ее глаза были закрыты, а на голове был колпак с огромной черной вороньей головой. Ее губы шевелились, но голоса слышно не было. Старуха повторяла ту же песнь, что и все, но ее нахождение в круге, говорило об особенном влиянии. В руках она держала странные ритуальные предметы.

Казалось от ударов бубна, от тех песен, языки пламени костра становились все злее, рвались к синему, звездному небу все сильнее. Анна наблюдала за происходящим, чуть показавшись из жилища. Ею овладевали сразу несколько чувств: беспокойство, удивление и любопытство, но только не страх. Нет, страха она не испытывала.

В самом же костре явно, что – то горело, но девушка никак не могла понять, что. Горело это что-то, уже давно, ведь девушка проснулась среди ночи. К тому времени ритуал длился не первый час и огонь почти проглотил свою добычу.

В конце концов, раздался треск, пламя перекусило еще одну толстую ветвь, и огромная черная мохнатая лапа вывалилась из костра. Анна чуть не воскликнула от испуга. Она поняла, что же горело в эту ночь на ритуальном костре. То был тот самый паук, пустивший свой яд в ее кровь. Теперь он был принесен в жертву взамен на ее жизнь.

Тут вновь подкралась слабость, и ноги девушки подкосились. В этот момент ее подхватили, чьи то руки. Знакома с этим человеком она еще не была, но взглянув в его глаза последнее, что успела испытать, это чувство успокоения. Очень хотелось позвать Алию, но сил едва хватило:

– Воды, пить, – все, что успела произнести девушка, вновь потеряв сознание.

На следующее утро, когда Анна окончательно пришла в сознание, все странные звуки и запахи исчезли. Девушка чувствовала себя намного лучше. След от жала паука на плече превратился в небольшое черное пятнышко. Теперь оно будет сопровождать тело Анны до конца ее дней. В каждый из них оно послужит напоминанием, как близка девушка к смерти и как ей удалось ее обойти.

Сил за ночь прибавилось, и было достаточно, чтобы самой подняться и выйти из жилища. Но и снаружи и внутри было белым бело. Покинув снежную обитель, Анна немного прошлась, правда и сама не зная, куда ей идти. На месте вчерашнего костра остались только угли. Слышны были голоса с разных сторон. Это были киряне. Одежда их была сшита из шкур, на ногах они носили унты. Вставали всегда рано и принимались за работу. Оставшиеся выполняли прочие обязанности.

Осмотревшись вокруг, Анна не могла поверить своим глазам, ведь вместе с силами к ней вернулись и все воспоминания. Тут, на дне пропасти жил целый город. Конечно, Кир не был таким богатым как раньше. Здесь, на дне, он походил большую, многолюдную расположенную на белоснежной долине деревню, с множеством ледяных домов больших, и поменьше, окруженную со всех сторон высокими стенами пропасти. Солнце почти не проникало сюда, из густого слоя тумана над головою жителей Кира. От того здесь почти ничего не росло. Все же народу тут, хватало, и госпожа этой пропасти находила работу для всех.

Анна стояла в стороне. Она была растеряна и не знала, что ей делать дальше, куда идти. Звать на помощь эльфийку девушка тоже сочла мыслью опасной, вдруг кто увидит. Вдруг, чужеземка обернулась, услышав хруст снега. Кней подошел молодой человек, который вместе с отцом спас ее, он произнес:

– Доброе утро.

– Доброе утро, ответила неуверенно Анна, – смотря, где я нахожусь и как скоро смогу отправиться домой?

– Меня зовут Ясман. Вы находитесь в Кире. Я и мой отец Ясун нашли вас в ущелье, убили вашего врага и доставили сюда. Затем вас излечила наша знахарка и вот, вы стоите теперь передо мной, судя по всему в прекрасном самочувствии, хотя еще вчера, скорее всего, погибли бы. А вот выбраться вам отсюда не удастся.

Анна охватило удивление: