Александр выбрался на белоснежный покров, устилающий подмерзшую землю, и глянул на окружающие стены.

-А теперь "Горбатый", я сказал, - прохрипел он, вспомнив нетленку любимого актера.

-Ну что, служивый, окропим снежок... - обернулся он к сопровождающему.

- Иди, супостат, сейчас тебе ужо будет. - дьяк не закончил и кивнул солдатам.

В караулке, куда втолкнули служивые арестанта, сидело трое.

Писарь, с лежащей у него на коленях доской для письма, и два смурных, крепко похмельных, человечка.

"Все, как водится. И опера, и следак. А где же прокурорские"?

- Сымай все, - приказал хмурый высокий мужик в засаленном камзоле, едва успел войти в помещение.

- Кому сказал?! - сорвался в истошный крик дознаватель. - Все про тебя знаю. Тать и злодей! - истерично тряхнул зажатой в руке бумагой и приблизил помятое лицо вплотную к Лису. - Сейчас на дыбе все скажешь. - Доносчик отвоет, и твой черед придет. Сам говори, а не то шкуру спущу.

Он вдруг успокоился и спросил у чиновника, доставившего в крепость арестанта, совсем другим голосом:- Не вел ли злодей в дороге речей преступных?

Служивый вильнул взглядом и промолчал. Видимо, короткое пребывание в присутственном месте позволило ему сообразить, что в воздухе носится нечто.

Наконец выдохнул и пробурчал, глядя в угол: - Не разобрал. Бурчал чего-то. Но неслышано.

- Вона как? - следователь мазнул глазами по ссутуленной фигуре чиновника. - Ну-ну... Значит, на государя нашего хулу клал, и самозванно себя славил? - разгладил листок и прочитал, поднеся к слабому свету, струящемуся из маленького мутного окошка: - Смущал прислугу такими речами.

"В ответ на слова доносчика, Тришки Зверева, ответил: Не царское то дело - девок в баню таскать. Сим себя с государем сравнил. Да еще бранно добавил" .

- Было то? - дознаватель навис над стоящим перед ним арестантом. - Отвечай, аль язык отсох? Пока в подвал не свели, лучше ответь.

- А коли скажу так, мол, и есть, ты, что, пытать не станешь? - поинтересовался Лис, стараясь выгадать время на размышление: "Так вот он чего припомнил, сученок. Когда в первый день про баню разговор вел, тогда и припомнил".

"Мог я так сказать? Да запросто, - сообразил Александр. - Невинная для современного человека шутка, оказывается, здесь имела совершенно четкое отношение к государственному преступлению. Как же, себя с царем сравнил. Ох, тяжко. Как тут быть? Слова-то сказаны. И вроде как слышал их и Мефодий, да и остальные дворовые люди тоже могли. Начнут спрос, подтвердят. И никому ничего не докажешь".

- Вот что, Господин хороший, отвечать буду только самому Ушакову Андрею Ивановичу. Я князь, потому, имею право.

- Князь ты, оно верно. Да только у нас в подвалах и генералы плачут, как дети, - оскалился дознаватель.

- Других дел у господина Ушакова нет, кроме как тебя слушать. Не до спроса ему. Так подтверждаешь сказанное, аль нет? - решил закончить предварительный спрос он.

"Сейчас в подвал сведут, и привет, - понял Лис. - А после пытки совсем другой расклад. Как ни крути", - он повернул голову к стоящему в углу служащему, который имел неосторожность высказаться о бывшем уже наследнике. Услышав последние слова дознавателя, служака сменился с лица и покрылся каплями пота. Казалось, ему стало плохо.

"Так вот на что намекал осведомленный в последних новостях князь", - сообразил тот.

Александр кашлянул и уперся взглядом в лицо неосторожного канцеляриста: "Сообразит? Или придется сдать?" - мучительно ждал Лис, сверля взглядом стоящего в стороне служащего.

Тот вздрогнул и, прочистив голос, произнес: - Игнат Ефимович, позволь молвить, - он шагнул вперед. - Не дело то. Согласна артикула потребно про высокородного дворянина, коль есть в том потребство, донести господину Ушакову, - видно было, слова дались ему с большим трудом.

Следователь замер и пошевелил когтистыми пальцами. В чем, в чем, а в глупости служащих канцелярии было обвинять излишне.

"Не имей подчиненный весомой причины, встревать не стал бы, а коль так, ежели на своем настоять, верное дело, по команде донесет", - сообразил дознаватель.

Он, точь-в-точь как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку, поморщился и тяжело засопел: - Быть по сему. В караул злодея. Солдат приставить, и чтоб никто с ним не смел говорить.

Из комнаты дознания ввели в узкий, похожий на келью, закуток. Бетонные стены, окошко, размером с носовой платок, лежак в углу и два табурета у дверей.

Солдаты втолкнули подследственного в камеру и замерли, усевшись возле входа.

"Ну, как бы то ни было, хоть какая, а отсрочка. Теперь стоит крепко подумать", - чуть расслабился Александр и осторожно присел на жесткий лежак. Но уже через несколько минут сообразил, что начал неимоверно чесаться. Он глянул на отполированные множеством арестантов доски и увидел россыпь громадных клопов.

Александр вскочил и судорожно принялся сбрасывать злыдней на стоящую в углу маленькую печурку. Кровососы защелкали, попадая на раскаленную поверхность.

- Жрут боярина, - усмехнулся один из солдат, глядя на телодвижения поднадзорного. - И то сказать, кровушка, она вкусная.

Александр покосился на шутника, но промолчал. "Не по чину князю с чуйкой пререкаться", - он замер у стены и попытался сосредоточиться.

"Дождаться прибытия главы тайной канцелярии и потребовать вывезти на следственный эксперимент? И что? Ну а как изъять? Сам-то он не поедет. А если служивый такую бумагу отыщет, неизвестно, как он после поступит. Да и вообще, идея, видимо, была идиотская. Ушакову эта выходка будет как заноза в одном месте. И кто скажет, не решит ли тот поступить радикально, выведя опасного свидетеля за скобки? Как говорится: нет человека, нет проблемы..."

"Ну и как тут поступить?" - занятый столь серьезным вопросом, Александр даже забыл про клопов.

Принесенную в камеру похлебку не тронул.

"Ежели на допрос выдернут, на голодный желудок легче будет. А коли удастся отмазаться, то можно и потерпеть", - решил он.

Однако довольно долго его никто не беспокоил. Тишина каземата, иногда прерываемая непонятными стуками, убаюкивала. Но ближе к вечеру началось странное. Все чаще и чаще по коридору начали звучать торопливые шаги. Приглушенные возгласы и возня.

"Похоже, Елизавета приступила к наведению порядка в высших эшелонах власти, - сообразил Андрей. - Тогда сейчас им точно не до меня". Однако ошибся.

Уже вовсе стемнело, когда дверь отворилась, и на пороге возник новый персонаж.

Знакомый уже сухощавый господин, встреченный им в Зимнем дворце, вошел в камеру и спокойно, без улыбки уставился на стоящего у стены князя.

- Выйди, - приказал он солдатам, а сам остался стоять, ожидая, когда дверь вновь закроется.

- Что ж ты этак-то, Александр Иваныч, - с легкой укоризной произнес Ушаков, когда они остались одни, - ведь не дитя малое, а этак обмишулился... За слугами глаз да глаз нужен. А ты этак вон.

Глава канцелярии поморщился: - А еще служилого человека смущаешь. Ты что, думал, ежели меня дождешь, послабление выйдет? Извини, мил человек, но перед законом...

Лис, поняв, что никакой благодарности ждать от прожженного закулисными интригами игрока не приходится, вздохнул: - Ты, Андрей Иванович, сам посуди, дело-то грошовое. Как те слова рассудить. Ну какой я самозванец? Выгнал управляющего, вот тот со зла и наболтал. А мне теперь... Вот коли бы тебе самому так? А? - Александр сжал кулаки и, словно ныряя в омут, закончил: - А коль отыскал бы у тебя в ночь Шувалов чего? А ты ж меня пойми.

Собравшийся оборвать арестанта генерал хлопнул губами и впился глазами в лицо произнесшего непростые слова князя.

После тех событий, участником которых стал Лис, о чем уже знал его собеседник, считать князя простаком и баламутом никаких оснований у Андрея Ивановича не было. "Ах, ты. Аль знает что? Или спроста сказал? - обомлел всесильный дознаватель. Он закусил губу и прищурился. - Знает, аль нет?"