Шагнула туда и невольно отпрянула. Кругом какие-то заколоченные наглухо дачи, прямо передо мной большая лужа и захламленная помойка, огороженная, как ни странно, кирпичной стеной. Снова шуршание, сразу следом почти задушенный писк. Обошла лужу, приближаясь к воняющей куче мусора. Мешки не помещались в два огромных контейнера, которые были навалены и сверху, и сбоку, и вообще повсюду без какой-либо системы. Я протиснулась бочком за баки, ведомая внутренним компасом, который безошибочно вел меня к тому, что мне было нужно. Да, Душу мне найти было не под силу, а вот таких вот мелких животинок… В черном неплотно завязанном целлофановом пакете я нашла то, что искала – крошечного, еще слепого щенка. Четверо его братьев были уже мертвы, но один, черненький, махонький, слабо шевелился. Чертыхаясь и проклиная бесчеловечного гада, который мог вот так запросто выкинуть новорожденных щенят, догадавшись завернуть их в пакет, чтобы уж точно обеспечить им мучительную гибель, я выудила выжившего малыша и спрятала под полу пиджака. Ты-то мне и нужен, дружок! Точнее, не мне нужен…
Вышла рядом с Лешей. Он даже не удивился. Достала свою притихшую находку.
– Щенок? Серьезно? – скептически поднял он бровь, осматривая грязного щенка. – Мама никогда и слышать не хотела о собаке в доме.
Тут Лешина мама издала тихий, полный боли стон, все еще не открывая глаз. По щекам заструились слезы. Леша снова воззрился на собаку, но уже более внимательно:
– Хотя теперь… Черт знает…
– Мне нужно, чтобы она хотя бы посмотрела на него, чтобы понять. – пробормотала сбивчиво я, оглядываясь. Недолго думая, сунула щенка в ближайшие кусты. Чувствовала, что сил оставалось только на перемещение нас обоих домой, но раз уж взялась…
Животное, вновь оказавшись без спасительного тепла, жалобно тоненько заскулило. Я его понимала – не май все-таки на улице. Лешина мама открыла глаза. Писк повторился с еще большим отчаянием. Женщина с трудом поднялась, прошаркала тяжелыми ногами к заветным кустам и замерла. А я увидела то, что хотела: тоненькую золотую ниточку, протянувшуюся от сердца к сердцу. Она вилась, сплетая две судьбы, все утолщаясь, пока не превратилась в крепкий канат. Надо же, какой удачный выбор я сделала!
– Этот малыш выиграет твоей маме пятнадцать лет, – улыбнулась я. – Я конечно понимаю, что собака – это не замена ребенку, и все же… Он останется с ней до самого конца, будет оберегать, утешать и отвлекать.
Леша завороженно наблюдал, как мама наклонилась и взяла щенка, быстро рассмотрела, потом сунула под пальто и торопливо зашагала домой с таким видом, будто совершила кражу. Парень проводил ее тоскливым взглядом. Ему было очень нелегко, впрочем, у меня тоже болело все тело от выпотрошенного ресурса, а внутри все горело от нахлынувших за день воспоминаний и тяжелых эмоций. Я вымоталась.
– Леш, пойдем выпьем?
Парень слегка удивленно посмотрел на меня и почти сразу кивнул. Взяла его за руку, сделала шаг и пошатнулась, едва не распластавшись на старой гладко стоптанной брусчатке. Леша вовремя поддержал. Глянул обеспокоенно:
– Ты чего?
– Все. Домой пойдем сегодня пешком, потому что я как выжатый лимон, – постаралась бодро улыбнуться. Парень рассеяно кивнул, с любопытством оглядываясь.
Мы были на одной из старых улочек Сумеречного города: брусчатка, влажно блестящая от недавно прошедшего дождя, липнущие друг к другу узкие домики с огромными окнами, черепичные крыши и изысканные фрески на фасадах. Так ее видела я, но, стоило сделать пару шагов по направлению к моему любимому бару, как картинка начинала меняться, будто все вокруг было лишь частью детской картинки-голограммы. Посмотришь под одним углом – видишь одно, посмотришь под другим – уже совсем другое. Так, сквозь старомодные здания просматривались современные кубы из стекла и ровной кирпичной кладки, на место брусчатки ложился гладенький асфальт, а на изогнутых крышах вместо черепицы виднелись бесконечные лаунж-зоны. Сумеречный город каким-то немыслимым способом подстраивался под смотрящего на его улицы. Какой он на самом деле – не известно. Для каждого свой, всегда разный.
– Офигеть. – выдал Леша, забавно переминаясь с ноги на ногу, чтобы немного наклоняться то влево, то вправо, ловя удивительный эффект. – Это как так?
– Добро пожаловать в Сумеречный город! – жизнерадостно произнесла я и поманила его к неприметной черной дверке, ведущей в подвальное помещение бара «Гало».
Внутри было как всегда многолюдно, от чего и без того небольшое помещение становилось совсем крошечным и тесным. По правую руку тянулась барная стойка из цельного среза дерева с неровным краем, сохранившим свои первоначальные очертания, по левую, прижавшись к стене с обнаженной кирпичной кладкой стояли столики, а посередине бродил или танцевал самый разношерстный контингент.
Леша застыл, разглядывая толпу то ли с ужасом, то ли с удивлением. Хотя не могу понять, что его так поразило. В районе бара вовсю танцевали молодые ведьмочки, разряженные в откровенные наряды из безумного сочетания кожи и кружев. Волосы девчонок радовали глаз немыслимыми неоновыми цветами. Рядом топтались волколаки4. Парни время от времени бросали горячие взгляды на ведьм и о чем-то переговаривались. Кроме выдающейся мускулатуры, татуировок и звериной грации в движениях ничто не выдавало в них оборотней. Чуть поодаль скучковались вампиры, одетые так, будто упали в ворох разномастной одежды, выброшенной каким-нибудь театром: кто в пышных помпезных платьях века эдак семнадцатого, укороченных выше колена для удобства, кто в огромных косухах будто с чужого плеча или классических костюмах, а кто вообще в лоснящихся от люрекса лосинах, меховых коротких шубках безумных цветов и ботинках на высоченной платформе. Пару раз я заметила хмурых патлатых домовиков, волочащих бороды по полу (видимо, находятся в поиске нового дома), а также бледных русалок в длинных полупрозрачных платьях и с длиннющими волосами, которые вечно выглядели мокрыми. Но, в целом, ничего такого, что бы, по моему представлению, могло заставить Лешу застыть с открытым ртом.
– Охе*ть, – выдохнул он наконец, когда я дернула его за рукав и повела к барной стойке. И повернулся ко мне, сияя счастливейшей улыбкой. – Никогда нечисть не видел. – Помрачнел и добавил: – Тут точно безопасно?
Я фыркнула. Ему-то можно вообще не беспокоиться о собственной безопасности. С ним уже все случилось, а задохликов вроде меня тут даже не замечают. Кстати, с чего он взял, что местный контингент – нечисть? Вроде бы не особенно устрашающе они выглядят. Спросила, и Леша пожал плечами, устроившись на высоком барном стуле:
– А что, разве нет? Просто я смотрю на них и прям чувствую, что там ведьмы, там – оборотни, тут вампиры, – он безошибочно тыкал пальцем, стараясь, чтобы его любопытство не было замечено.
Я задумалась. Чем дальше, тем страньше. Душа просто так, ни с того ни с сего, не может чувствовать магическое поле, окружающее всех обитателей Сумеречного города. Разве что исключая меня. Чем сильнее создание, тем мощнее поле вокруг него, а у меня с некоторых пор силенок только на пару трюков хватает. Так что, я и сама силовым полем едва обладаю, и других почти не чувствую. А Леша, обычный человек, почему-то чувствует.
От размышлений меня отвлек какой-то невнятный звук, который издал Леша:
– Э-э-э… А-а-а… – что-то между мучительным стоном и полнейшим замешательством.
Я повернулась к бару и тут же поняла, в чем дело. Плавно двигаясь вдоль стеклянных полок, заставленных алкоголем, залитая золотистым светом неярких ламп, к нам приближалась Любомира – местный бармен и единственная, кому последние пять лет непосчастливилось наблюдать мое падение на дно. Она была сногсшибательна. Черноглазая, черноволосая, с белоснежной кожей, которая в области бедер плавно переходила в изумрудно-зеленый змеиный хвост. Ну, и, ко всему прочему, она была голой. Вот прям буквально. Великолепный экземпляр третьего размера груди гордо колыхался, подчеркнутый нарочито грубой портупеей из кожи, заставляя всех без исключения застывать в смущении и восхищении. Даже меня первые разы пробирало.
