– Ты можешь не чавкать, я пытаюсь сосредоточиться.

– Извините, гений. Передай бутылку пива, мне запить надо.

Сосед порой действовал на нервы и это при том, что его персона – не самый плохой вариант. Антон не считал себя тем, кто презирает род людской, однако остальных одногруппников он воспринимал как неразумных существ. Его поток судоводителей, на котором учились одни молодые парни (кровь с молоком), кипел тестостероном. Толик же отличался артистизмом, он один с потока не стеснялся участвовать в студенческой самодеятельности – занимался бальными танцами. Он тратил два вечера в неделю на изучение хореографии не из любви к искусству. Бальные танцы были единственной возможностью на время выбраться из мужского сообщества и найти себе девушку.

Все разговоры одногруппников крутились вокруг способов уйти в рейс, а также сдачи зачётов и лабораторных. Им нравилось рассчитывать азимуты и меридианы. Они были ничем, кроме своей будущей специальности. Антон хотел быть чем-то большим.

Он посмотрел в окно на цветущие ветви деревьев и вывел в блокноте: «Одним ясным весенним днём три кота и одна кошечка…» Глубокое раздумье проявилось на его лице. Он погрузился в своё воображение точно в тёплую ванну. Закрыл глаза. Вот-вот оно прорвётся – действие! Нужно единственно правильное действие – для кошечки? для котика?

Хлопнула дверь. На пороге возникла Алиса. Антон спрятал от неё обиженный взгляд.

– Дорогой, ты почему до сих пор не в универе?

Антон откашлялся:

– Я пытаюсь что-нибудь написать.

Он поставил в блокноте галочку – как бы подводя черту под результатами своей работы.

– Пытаешься? – девушка изобразила удивление и весьма неудачно. Скорее это напоминало издёвку. – А ещё что ты пытаешься?

– Не начинай, мы уже говорили об этом.

– Я передумаю выходить за тебя замуж.

– Ты заявилась, и сразу началось, ну пожалуйста.

Алиса прошла на середину комнаты. Кожаные штаны обтягивали её стройные высокие ноги. Антон размяк от вида хорошо сложенного, ладного тела девушки. Генам каких предков суждено было перемешаться, чтобы явить миру такое охмеляющее чудо? И он, Антон, обладал этим чудом на зависть другим. Или на свою беду.

– Прекрати щёлкать ручкой, меня это бесит, – возмутилась Алиса.

– Сядь, ты же только зашла.

– И откройте окно, здесь воняет сгоревшей картошкой.

– Давно открыто.

Она пытливо заозиралась, к собственному отвращению выцепляя взглядом то засохшие пятна на полу, то паутину в углу, а то и жирного таракана, юркнувшего под кровать.

– Ищешь к чему ещё придраться? – щёлкнул ручкой Антон.

– Сколько это будет продолжаться? Ты не можешь прийти и сдать элементарный зачёт.

– Ладно, ладно, я собираюсь.

– Посмотри на других. Александр уже в первый рейс сходил.

– А, Сашок, – отозвался Толик.

Алиса сурово посмотрела на него. В её горящем взоре читалось – цыц!

– Сашок учится на курс старше, – ответил Антон.

– Его зовут Александр, и он не сидит на жопе ровно. А у тебя – элементарный зачёт.

– И я не сижу. Вот, посмотри, посмотри, – он протянул ей блокнот. – Весь исписан.

Она села напротив жующего Толика, пролистала блокнот и кинула на стол рядом со сковородкой.

– Это всё прекрасно, просто потрясающе, у тебя настоящий талант…

– Мои этюды напоминают рассказы Эрнеста Хемингуэя?

– Кого… Ну да. Однозначно.

– Пусть блокнот останется для потомков, а я напишу вскоре что-то такое прям ух!

Алиса не поверила своим ушам:

– Для потомков?

– Я даже начну в качестве вдохновения разговаривать как герои Эрнеста Хемингуэя.

Девушка указала на пивные бутылки.

– Для начала прекращай бухать.

– Я просто попиваю пивко.

– А ну-ка, – Толик подобрал блокнот. – Три кота и одна кошечка? Это будет что-то порнографическое?

– Тьфу на тебя! – Антон весь зарделся.

Алиса проговорила будто в никуда:

– Видимо вскоре я начну спать с котиками.

Толик наклонился к ней:

– Между прочим я очень сладко мурлычу.

– Вот, я даже знаю нескольких.

– Алё! – Антон в два шага очутился рядом с парочкой, отобрал блокнот и спрятал в карман. – С котиками! Что за чёртов зоопарк!

Алиса внимательно рассматривала свой безымянный палец:

– Обручальное кольцо неплохо бы на нём смотрелось. Я бы с гордостью его носила. Только чтоб было солидное кольцо, и чтобы мне его привезли из заморской страны.

У неё зазвонил телефон.

– Слушаю. Что ж, можно, я согласна… Сегодня, однозначно сегодня… Нет, с этим покончено… Уже выхожу.

Толик, ковыряя вилкой в сковородке, спросил:

– Уходишь?

– Мне пора.

Антон задержал Алису:

– Подожди, я с тобой. Только переоденусь.

– Я очень спешу.

– Буквально минуту.

– Очень, очень спешу.

– Я позвоню.

– Позвони.

Она захлопнула дверь. Повисло молчание. У парней было такое чувство, будто посмеялась над ними судьба. Антон взял со стола бутылку, присосался – пил жадно и когда закончил, то поморщился:

– Одна головная боль.

Он оказался возле окна, хотел вдохнуть весеннего воздуха, и увидел у входа в общагу чёрный БМВ, рядом с которым стояла Алиса. Из машины вышел Александр и о чём-то заговорил с девушкой. Они стояли близко друг к другу. Очень близко – на расстоянии поцелуя.

– О, Сашок приехал, – обрадовался появившийся за спиной Антона Толик.

– Это тебе не Сашок, это сам Александр.

Алиса поцеловала Александра, они сели в машину и уехали.

– Вот херня, – сказал Толик.

В сознании Антона застряла картина того, как девушка садится в роскошный БМВ. Воображение разгонялось некстати: в салоне непременно пахнет кожей и, наверно, ароматизатором, скорее всего с запахом какой-нибудь морской волны – какие ещё благоухания могут нравиться человеку, который вернулся с рейса? Он ведёт машину. Одну руку держит на руле, другую – на бедре Алисы. Из колонок бьёт примитивный бит, мотор шумит плавно, его почти не слышно, тормоза не скрипят, да и сама БМВ вылизана, отполирована, она блестит, и в этом блеске отражается жизнь Александра – такая же вылизанная, отполированная и правильная. Потому что учиться на судоводителя для того, чтобы уйти в рейс – это правильно. Такие люди имеют право с похотью сжимать бёдра чужой девушки.

Антон похватал бутылки со стола и устремился на кухню. Там, выливая пиво в раковину, приговаривал:

– Чёртов Эрнест Хемингуэй, чёртов Эрнест Хемингуэй.

Вернулся в комнату, оделся, взял зачётку и направился в универ. Перед аудиторией толпились студенты. Удивительно, но все они были в тельняшках. Антон, прислонившись спиной к стене, молча наблюдал: вот тельняшки усердно копошатся в учебниках, вот они штудируют конспекты, а вот одна тельняшка сидит на полу и пишет в тетради недоделанную дома лабораторную. Это что – флешмоб такой?

Антон закрыл глаза. Его самость возвращалась к нему, и в голове сами собой складывались слова: одним студёным зимним днём три кота и одна кошечка… И вновь что-то пошло не так, что-то сбилось, словно поезд, мчащийся вперёд на всех порах, внезапно сошёл с рельсов.

Студентов запустили в аудиторию. Антон сел позади всех. За столом старенький преподаватель царапал карандашом в журнале. Студенты напряжённо застыли в ожидании. Преподаватель поднял глаза, кашлянул в седую бороду и с отеческой интонацией в голосе задал вопрос:

– Какое положение руля должно быть у судна, находящегося среди льдов, когда оно работает задним ходом?

Задрожал воздух, закачались люстры под потолком – так сильно ударились студенты в безумство: парни в секунду сгустились вокруг преподавателя, затрясли над головами конспектами, заголосили:

– Лево по борту!

– Перекладывать с борта на борт!

Кто-то басил:

– Прямо в диаметральной плоскости!

А кто-то пищал:

– Не имеет значения!

Ещё чуть-чуть и начнут рвать на себе тельняшки.

При виде этой моряцкой толкучки Антона затрясло. Он выскочил из аудитории и помчался обратно в общагу. На улице весна царствовала вовсю. Пригревало солнце, деревья похвалялись яркой зеленью, пчёлы, не привлекая человеческого взора, занимались на клумбах важным трудом опыления. На газоне под тенью старого, но по-прежнему величавого дуба сидели две девушки, играли в настольную игру и весело смеялись. Антон пробежал мимо, раздражённый их смехом.