Другие студенты немедленно принялись за работу. Кип понял, что легкого ответа тут не будет. Просто сделать противовес из синего люксина в натуральную величину было нельзя, он оказался бы слишком тяжелым. Здесь следовало прибегнуть к арифметике: вычислить точный объем синего люксина, который понадобится, чтобы сделать новый противовес.

Лучшие из учеников уже вовсю щелкали костяшками счетов, а Кип пока еще не освоился со счетами как следует; ему было никак не успеть ко времени. К тому же он не знал, как вычислять дроби. Даже если он будет считать все тридцать минут не покладая рук, он все равно… Ага!

«Терять вроде как нечего, верно, пузанчик?»

Кип накарябал что-то на своем листке, встал и прошел к столу магистра. Тот терпеливо поглядел на него, очевидно считая, что студент просто не понял вопроса и собирается попросить разъяснений. Кип протянул ему листок. Там был небрежно нарисован синий люксиновый кожух, который охватывал сломанный противовес, удерживая его половины вместе.

– Ты ведь внебрачный отпрыск Гайла, верно?

– Да, магистр.

– Уж конечно, кто же еще. Те парни тоже великолепно умели жульничать.

Кип сглотнул. При слове «жульничать» весь класс перестал работать и замер.

– Вы… вы их обучали, сэр?

Магистр Атагамо пожевал губами.

– Ты же понимаешь, – произнес он, игнорируя вопрос, – что рано или поздно тебе все равно придется научиться считать на счетах?

– Да, сэр.

Старик хмыкнул.

– Что же, малыш Гайл, ты свободен.

– То есть… я справился?

– Высший балл на сегодняшний день. И никогда не пытайся это повторить.

– Оставьте нас одних, – распорядилась Белая.

Железный Кулак стоял в покоях Белой, на вершине Башни Призмы в самом центре Хромерии. Колеса ее кресла были достаточно высокими, чтобы она могла их толкать и передвигаться по комнате самостоятельно – и она настаивала на этом, несмотря на хрупкость своих запястий.

– Мое одеяло, пожалуйста, – велела она.

Он принес ей одеяло. Белая связала его собственными руками уже несколько десятилетий назад. Подобно многим, кто живет за счет своего ума, она чрезвычайно гордилась теми немногочисленными вещами, которые создала вручную. Это было, наверное, единственное, за что командующий мог бы считать ее глупой старухой.

Железный Кулак подоткнул одеяло вокруг ее ног, поразившись тому, насколько они исхудали.

– Видите? – сказала она. – Вы же понимаете, не правда ли, командующий?

«Глупая старуха», ага… Она сделала это специально! Ее ум все еще оставался острее, чем у него. Это было хорошим напоминанием – сразу о двух вещах. Слаба физически, но не умственно. Ни в малейшей степени.

– Что я должен понять, госпожа?

– Тс-с, – проговорила она, слегка скосив взгляд. – Здесь тяжело выживать, особенно тем, кто не подготовлен.

«Я умираю, – вот что она имела в виду. – Подготовьтесь к этому, чтобы, когда меня не станет, вы не пали жертвой ваших врагов».

Было ужасно представлять себе мир, в котором место Белой не занимает Орея Пуллавр. Вместе с тем командующего очень согрела мысль, что она считает его своим другом.

– Расскажите мне еще раз про ваш визит в Гарристон и о приготовлениях к битве.

Железный Кулак послушно принялся повторять то, что уже сообщал раньше. На этот раз он пытался рассказывать по-другому, зная, что она взвешивает каждое его слово, отыскивая что-то нужное для себя. Он рассказал ей о передвижении войск, о том, сколько человек сражалось на каждой из сторон, сколько среди них было цветомагов, а также о присутствии там рутгарского гарнизона. В прошлый раз это ее интересовало. Теперь она видела в этом только цифры, которые уже занесла в память, уже проанализировала, что могло означать рутгарское присутствие в Тирее и кто кого мог подкупить. Теперь она искала что-то другое.

Командующий говорил два часа. Он рассказал о том, как генерал Данавис явился в Травертиновый дворец, один – и без усов – и как его самого после этого попросили удалиться. Как Гэвин передвинул повозку, заблокировавшую ворота, и как он заставил людей себе помогать, хотя мог бы справиться и в одиночку, тем самым каким-то образом сплотив их вокруг своей собственной цели.

Услышав это, Белая улыбнулась незаметной, понимающей улыбкой – возможно, это была улыбка лидера, признающего талантливую игру за своим соперником.

Железный Кулак, однако, по-прежнему не понимал, что она хочет услышать, и сомневался, что когда-либо это узнает.

– Вы ведь не играете в азартные игры, а, командующий? – вдруг спросила она.

– Нет, госпожа.

Откуда она могла знать? Конечно, подобные вещи всегда нетрудно выяснить – однако то, что Белая действительно взяла на себя труд это сделать, что это ее интересовало, что она об этом помнила, показывало ее с незнакомой и несколько пугающей стороны.

– Мне это всегда казалось странным. Вы производите впечатление человека как раз подходящего типа.

– Раньше играл, – признался Железный Кулак. – Из этого не вышло ничего хорошего.

Он старался сохранить бесстрастное лицо. Хладнокровие – высшее достоинство человека. Знание того, над чем ты имеешь контроль, а над чем нет. Нюкабе не место в его мыслях!

– Мой муж тоже когда-то играл в «девять королей». Он изображал из себя посредственного игрока, хотя редко уходил из-за стола с меньшей суммой, чем та, которую приносил. Тем не менее у него была репутация приятного собеседника, который угощает других игроков хорошим вином и превосходным табаком, поэтому ему доводилось играть с самыми разными людьми со всех концов Семи Сатрапий. Мы были женаты три года – и я только тогда начинала действительно любить его по-настоящему, – когда он позволил мне присутствовать на одной из таких партий. Если бы он знал, что предстоит, то едва ли выбрал бы эту ночь для моего знакомства с игрой.

К нам явился молодой лорд из семьи Варигари – его предки были рыбаками, пока не получили титул во время Кровных войн. И вот он входит, молодой и самоуверенный, и за одну ночь проигрывает чуть ли не целое состояние. Лорды, с которыми играл в ту ночь мой муж, были люди зажиточные, но достойные – не волки. Они понимали, что происходит. Молодому Варигари предложили закончить игру; он отказался. Время от времени он все же выигрывал, и этого было достаточно, чтобы поддерживать в нем надежду. Я видела выражения на их лицах: «если он потеряет небольшую сумму, возможно, это будет ему хорошим уроком, так что так тому и быть». К рассвету у него не оставалось уже ничего, и наконец пришел момент, когда он поставил на кон небольшой фамильный замок, чтобы остаться в игре. Черты его лица, его взгляд навсегда врезались в мою память. Вы, наверное, можете себе представить, что он чувствовал?

Да, Железный Кулак прекрасно знал это чувство – память о нем была такой острой, что он ощущал его даже сейчас.

– Ужас и одновременно восторг. Есть нечто очень привлекательное в понимании, что ты своими руками поставил свою жизнь на край. Это похоже на безумие.

– Я посмотрела на своего мужа – и не поверила собственным глазам. Все остальные не сводили глаз с молодого Варигари, а мой муж в это время разглядывал их самих. В этот момент я поняла одновременно несколько вещей…

Белая закашлялась, поднеся к губам платок, потом поглядела на результат.

– Все боюсь, что рано или поздно начну кашлять кровью. Слава Орхоламу, это время еще не пришло.

Она улыбнулась, чтобы развеять его беспокойство, и продолжала:

– Во-первых, относительно этого юноши: сумма, которую он проиграл, действительно была для него целым состоянием, и поставленный им на кон маленький замок, вероятнее всего, был последним, что оставалось у его семьи. Для него это не был урок – это было разорение! Во-вторых, на самом деле мой муж не был посредственным игроком. У него на руках была выигрышная комбинация, и у него было достаточно денег, чтобы рискнуть ее разыграть. Он был профессионалом – но профессионалом, задавшимся целью выигрывать пореже, поскольку он обнаружил кое-что, оказавшееся для него более ценным, чем выигрывать круглые суммы и заслужить репутацию знаменитого игрока в «девять королей». На самом деле, играя, он каждый раз тщательно оценивал своих партнеров, замечая не только характерные особенности их игры, но и то, как они реагируют на повороты судьбы. Насколько жаден этот сатрап? Позволит ли себе этот люкслорд настолько увлечься одним оппонентом, чтобы забыть о настоящей угрозе? Не таится ли за этой личиной проницательный ум, о котором никто не подозревает?