Отец нередко заявлял, даже в присутствии гостей, что, будь у него выбор, он назначил бы наследником поместья Теодора, а не Генри. Потому что старший сын мог запросто спустить за карточным столом все, что осталось от их семейного состояния.

Конечно, чтобы Теодор стал наследником, Генри должен был умереть. Вероятно, на это отец и намекал. Он никогда не был ни мягкосердечен, ни сентиментален – Теодор иногда подумывал, что именно это и подтолкнуло его брата на темную сторону жизни.

Но как он мог отца судить? Сам он родителем не был – по крайней мере пока.

Хотя нынешние времена были не лучшими для того, чтобы обзаводиться детьми.

Положив документы на пустое сиденье рядом с собой, он уставился в окно на холмистые просторы английской глубинки. Все здесь казалось таким далеким от его лондонской жизни, от бесконечных министерских разговоров о вооружении и нежелании премьер-министра признать неизбежность войны.

Очередная шумная домашняя вечеринка, которые так любила устраивать мать, стала его долгожданным отдохновением. На самом же деле планировалось сосватать Теодору невесту. Это поняли все – даже сам Теодор, когда прочел письмо, в котором мать звала его на выходные и перечисляла гостей. Среди них значилось несколько ее близких друзей – и леди Клара.

«Она превратилась в довольно красивую и умную молодую женщину, тебе не кажется?» – якобы невзначай обронила она в письме.

И не ошиблась – Теодор не мог отрицать редкую привлекательность леди Клары. Он искренне наслаждался их беседами за ужином, после которых они вместе с остальными гостями до рассвета играли в карты и шарады, пили неприлично много коктейлей и горячо обсуждали войну и политику.

Их помолвке не удивился бы никто, включая саму леди Клару, которая никогда не скрывала своих чувств к нему. Они дружили много лет, почти с самого детства, и искренне привязались друг к другу. К тому же Теодор не сомневался, что она будет отличной женой: рассудительная хорошенькая дочь герцога со всеми прилагающимися к ее положению в обществе связями. Идеальная партия!

Не то чтобы Теодора привлекал титул – зато он заботил его семью. А Теодор не хотел их разочаровывать – не желал идти путем Генри. Конечно, старшему брату в этом не было равных, и все же… Теодор гадал, когда он в следующий раз увидится с леди Кларой. Она не раз упоминала, что летние месяцы проведет в Лондоне и что ей нравится бывать в джаз-клубах.

Он пообещал себе держать руку на пульсе и, несмотря на свою занятость – а возможно, даже наперекор ей, – не забыть нанести визит леди Кларе и ее матери, когда они прибудут в свой лондонский дом. Он устал думать только о назревающей войне и работе, какой бы важной она ни была для него и для страны, стоящей на пороге непростых времен. Времен, в которые важно было не забывать о своей жизни.

Несколько часов спустя поезд прибыл на вокзал Виктория. Джексон – личный водитель – уже ждал Теодора, готовый отвезти его в Гранчестер-хаус, дом их семьи в Мейфэре[7].

К счастью, поезд пришел вовремя, потому что у Теодора был всего час, чтобы одеться к ужину и танцам и поспешить в «Савой»[8], где его коллега отмечал свой выход на пенсию. Гостей ожидалось много. Теодору было интересно, кого он там встретит помимо известных политиков и чиновников.

Он не подозревал, что вот-вот познакомится с девушкой, которая навсегда изменит его жизнь – и жизни многих других людей.

– Теодор, это правда? – тихо спросил Нолан Браун, перегнувшись через элегантный стол в бальном зале.

Они только что покончили с десертом. Речи подошли к концу, и дирижер в белом смокинге стоял перед оркестром, постукивая палочкой.

Теодор потянулся за бокалом шампанского:

– Что правда?

– Я слышал от Огилви, что поступает все больше заказов на самолеты. Как ты на это смотришь?

Теодор бросил взгляд на часы – на утро у него было назначено несколько встреч, и танцевать ему совершенно не хотелось. Он ждал возможности сбежать с вечеринки.

– Знаю только, что Чемберлен после марта изменил свое мнение – наконец осознал необходимость подготовки к войне.

– Ты не ответил на вопрос. Сколько самолетов? Полсотни? Сотня?

– Двести бомбардировщиков, – ровно проговорил Теодор под тихую оркестровую увертюру.

Нолан поднял свой стакан скотча так, будто собирался произнести тост:

– Что ж, ладно. На этой ноте мне захотелось танцевать! – Он повернулся к своей жене: – Пойдем, дорогая. Отпразднуем.

Кокетливо улыбнувшись, она взяла его за руку.

– Отпразднуем приобретение еще двух сотен машин для убийства? Иногда задаюсь вопросом, за кого я вышла замуж.

Они, смеясь, удалились. Теодор, оставшийся в одиночестве, чувствовал себя подавленным. Танцпол оккупировали пары, отплясывающие свинг под мелодию Don't Sit Under the Apple Tree[9].

Мгновение он наблюдал за гостями, подумывая откланяться, но тут к нему подсел другой его коллега, Фрэнк Смит, чтобы обсудить модернизацию фабрик при вступлении Великобритании в войну. Вопрос казался важным, и Теодор, до этого момента увлеченный исключительно подаваемой едой и напитками, обрадовался возможности провести вечер хоть с какой-то пользой. Он настолько погрузился в дискуссию, что не заметил, как музыка стихла и дирижер пригласил на сцену вокалистку. Теодор обратил на нее внимание, только когда она начала петь. Он вгляделся в девушку: она была красива и пела опьяняющим голосом, который просачивался в кровь, словно крепкий коньяк.

– Кто это? – спросил Теодор, откинувшись на спинку стула. Он не мог оторвать глаз от ее стройной фигуры, от красного вечернего платья из шелка и шифона и изящных черт ее лица. Слегка заостренный подбородок, пухлые алые губы, огромные голубые глаза и уложенные по последней моде светлые вьющиеся волосы. Создания прекрасней он никогда не видел.

– Понятия не имею, – ответил Фрэнк. – Но что-то в ней есть, скажи? Голос просто сногсшибательный.

Девушка выводила блюзовую песню с легкой хрипотцой. Теодор искренне удивился, что до сих пор ни разу эту исполнительницу не слышал: он побывал в большинстве лондонских джаз-клубов и ресторанов, был лично знаком со многими музыкантами и дирижерами. Но не с ней. Не с этой поразительно красивой и исключительно талантливой певицей.

К их столику подошел официант с подносом шампанского.

– Кто сегодня поет? – поинтересовался у него Теодор.

– Вивиан Хьюз.

– Почему я не слышал ее раньше? Где она пряталась до сегодняшнего дня?

– Это местная девушка, сэр. Просто время от времени поет в «Савое» – она впервые поднялась на эту сцену с год назад.

Теодор взял себе еще один бокал шампанского.

– Надо же. Я, видимо, много упустил.

Как только официант удалился, Фрэнк наклонился к Теодору в надежде продолжить дискуссию о переоборудовании фабрик. Однако Теодор стал необычайно рассеянным. Ему хотелось откинуться на спинку стула, смаковать шампанское и любоваться очаровательной Вивиан Хьюз. И больше ничего.

Во время короткой паузы между песнями Вивиан под аплодисменты сошла со сцены. Оркестр снова заиграл инструментальную композицию.

Певица подошла к бару и заказала джин с тоником. Она не удивилась, когда рядом с ней возник джентльмен в черно-белом смокинге. Он заказал для себя виски со льдом и попытался завязать разговор. Это случалось постоянно, когда она выступала на подмостках Вест-Энда.

– У вас необыкновенный голос, – сказал он.

Она повернулась к нему и замерла, пораженная глубиной его темных глаз, блестящими черными волосами и припухлыми губами. Высокий, красивый, широкоплечий, он показался ей совершенно обворожительным.