– Устраивайся поудобнее, – крикнула ему Вивиан из кухни. – Я заварю кофе.

Он ослабил галстук, снял черный смокинг и, повесив его на спинку стула, опустился на диван.

Несколько минут спустя до него донесся восхитительный аромат свежего горячего кофе. Вивиан вошла в комнату с подносом, на котором стояли две чашки, сливочник и сахарница. Поставив его на кофейный столик, она подошла к граммофону, чтобы включить музыку.

– Как тебе здесь? – спросила она. – Хорошо я все обустроила?

– Еще бы, – ответил он, завороженно наблюдая за ней в свете лампы. – Главное – чтобы тебе нравилось.

– Мне очень нравится. И все благодаря тебе.

Сев на диван, она спросила, какой он предпочитает кофе.

– Со сливками, спасибо.

Она налила кофе в чашку и протянула ее Теодору. Один только запах этого напитка отрезвил его после вечерних возлияний. Или, возможно, так на него действовала компания Вивиан.

Они откинулись на спинку дивана и принялись обсуждать работу в министерстве и то, что происходит в мире.

– Иногда это все кажется нереальным, – эмоционально воскликнула Вивиан. – Вчера я прогуливалась по Блумсбери и видела, как одна семья сооружала себе бомбоубежище. Отец пытался превратить это в игру, притворялся, будто они вместе строят домик на дереве, но я-то знала, что это серьезно. – Она подперла пальцем висок. – Иногда мне хочется накричать на Гитлера. Я хочу потребовать, чтобы он прекратил всю эту глупость и оставил мир в покое.

– Я тебя понимаю.

Даже когда они говорили о войне, Теодор чувствовал себя на удивление спокойно и задавался лишь одним вопросом: как это возможно, чтобы женщина была такой невероятно красивой?

Война? Какая война?

Вивиан встала, чтобы сменить пластинку. Заиграла Mood Indigo Дюка Эллингтона. Вивиан вышла в центр комнаты и протянула ему руку.

– Потанцуй со мной.

Поставив кофейную чашку на край столика, он поднялся на ноги. Его рука скользнула по нежному изгибу ее бедра под шелковистой тканью платья. Взяв ее ладонь в свою, он почувствовал прилив сильного, почти болезненного желания.

– Я ревновала, когда смотрела, как ты танцуешь с леди Кларой, – призналась Вивиан, и ее голос стрелой пронзил его сердце. – Мне тоже хотелось потанцевать с тобой, но я не могла.

Ему не следовало приходить сюда. Воздух был теплым от джаза и задушевных бесед. А ее соседки уехали на выходные. Это было опасно.

– Расскажи мне о своем брате, – попросила Вивиан. – Такой бесстыжий донжуан и льстец.

– Мне не понравилось, как он себя вел.

– Мне тоже, потому что я не из тех девочек, которые влюбляются в таких обольстителей.

– Рад это слышать. Генри не сделал счастливой ни одну женщину из тех, кто поддавался его чарам. Я бы даже сказал, он разрушил их жизни.

– О боже. Ну, обо мне можешь не беспокоиться. Я вижу таких насквозь.

– Вероятно, это меня в тебе и восхищает больше всего, Вивиан. Ты проницательная. Умная.

– Тоже превращаешься в бесстыжего льстеца, – сказала она с дразнящей улыбкой.

– Тебя вообще невозможно очаровать?

Хватит, Теодор… Прекрати это прямо сейчас.

– Я не говорила, что невозможно, – неуверенно ответила она. – Просто для этого мало одного обаяния. Меня привлекает нечто иное.

– Что же? – Он умирал от желания узнать эту тайну.

Она провела рукой по его плечу и коснулась шеи.

– Меня восхищают порядочные и добрые мужчины.

Их взгляды встретились, и Теодор, прежде чем осознал, что делает, прижался губами к ее губам.

Поцелуй был опьяняющим. Он обхватил ее лицо ладонями, наслаждаясь вкусом, о котором мечтал с того самого первого вечера, когда впервые услышал ее пение.

– Странно, – прошептала она, отстранившись, – я ощущаю себя по-другому, когда так одета. Могу позвать тебя домой и пригласить на танец. Но в понедельник утром, когда увижу тебя в министерстве, этот наш танец будет похож на сон. Как будто его никогда не было. И от этого мне грустно.

– Почему грустно?

– Потому что я никогда не смогу быть с тобой.

– Почему нет?

– Потому что ты помолвлен с другой.

Он с удивлением отстранился:

– Нет, Вивиан, не помолвлен.

– Но будешь. Ты и сам это знаешь. И я не могу быть твоей последней интрижкой. Я не могу относиться к тебе легкомысленно.

– Я не хочу заводить с тобой интрижку. Я тоже не могу относиться к тебе легкомысленно.

Она медленно выскользнула из его объятий и направилась выключать музыку. Он почувствовал себя обделенным.

– Наверное, мне не следовало звать тебя сюда, – сказала она, не поворачиваясь. – Сама не знаю, о чем я думала.

Теодор был парализован разочарованием. Он не хотел причинять ей боль, но и терять ее тоже не хотел. Она была права. Он все еще был на грани помолвки с Кларой. Это казалось неизбежным. Слова Генри не выходили у него из головы. Ты хоть представляешь, как отреагировал бы отец, если бы ты привел в дом такую женщину, как Вивиан Хьюз?

– Для меня это ничем хорошим не кончится, – добавила она. – Я боюсь, ты разобьешь мне сердце.

– Не разобью. Обещаю.

– Разобьешь. Не специально – и будешь потом корить себя, – но именно этим все и закончится. А сейчас тебе лучше уйти, Теодор. Пожалуйста.

Он неохотно отвернулся и взял свою шляпу.

– Прости, – сказал он.

Но за что именно он извинялся? За поцелуй? Или за то, что оставлял ее сейчас? Или за то, чего не мог ей дать?

– Не извиняйся, – сказала она. – Это я позвала тебя к себе – и я же прошу тебя уйти. Прости и ты меня.

Он кивнул и направился в сторону двери.

– Спасибо за кофе.

Она ничего не ответила, но напряженная морщинка появилась на ее лбу, пока она смотрела, как он собирается.

Он и сам испытывал сильное напряжение, так как знал, что завтра ему придется отправиться в Вентворт-хаус для встречи с Кларой. Он не мог позволить, чтобы так продолжалось и дальше. Пришло время честно поговорить с ней и настоять на том, чтобы она перестала его ждать. Если она хотела найти мужа, ей стоило обратить взор на кого-нибудь другого, потому что он не собирался делать ей предложение.

Два дня спустя Теодор проснулся от настойчивого стука в дверь. Он сел в постели и, все еще сонный, крикнул:

– Войдите!

В комнату заглянул лакей с раскрасневшимися щеками:

– Мистер Гиббонс, вам звонят. Некий мистер Джонс. Говорит, это срочно.

Теодор отбросил одеяло в сторону и потянулся за своим халатом.

Меньше чем через минуту он уже снимал трубку в своем кабинете.

– Джонс. Что случилось?

– Боже мой, Теодор. Срочно приезжай в офис. На утро назначено собрание кабинета министров для обсуждения дальнейших действий.

– По поводу? – спросил Теодор, хотя он уже знал ответ.

– Германия вторглась в Польшу. Боже, помоги нам всем. Мы уже к этому причастны.

– Выезжаю. – Теодор повесил трубку и принялся спешно одеваться.

В ответ на вторжение Гитлера в Польшу премьер-министр Чемберлен выступил с предупреждением в адрес Германии. Он потребовал, чтобы она немедленно вывела свои войска, иначе Великобритания будет вынуждена выполнить свое обещание и встать на защиту польской независимости.

Но Германия продолжила свою военную кампанию.

Британский кабинет министров вновь собрался поздно вечером в субботу и постановил, что на следующий день в девять утра Великобритания предъявит Берлину твердый ультиматум. Если в течение двух часов Германия не ответит, тем самым она ознаменует начало войны.

Гитлер не ответил.

3 сентября 1939 года в 11:15 утра премьер-министр обратился к нации.

Вивиан села на диван рядом с двумя своими соседками, Джоанной и Элис, чтобы послушать воскресную утреннюю передачу. Элис, самой младшей из них, был всего двадцать один год, и она твердо верила, что Чемберлен ведет переговоры о мире. Повторяла раз за разом: «Все будет хорошо. Я точно знаю».