Направил же свои стопы попаданец к видневшемуся невдалеке ветряку, первенцу зарождавшейся на Дону промышленности. В сараюшке возле ветряка были установлены первые здесь станки, сверлильный и два токарных. Чего стоило их соорудить, это особая песня, категорически не рекомендуемая к исполнению в присутствии Аркадия и Васюринского.

Станки, естественно – ветра-то не было – стояли, а нарождавшийся пролетариат чесал языки. По уму, надо было ставить водяную мельницу, однако в местном, плоском мире для подобного фокуса необходимо иметь куда более качественные знания. У Аркадия их не было, и выловленные с помощью Васюринского обрывочные сведения инженерного образования заменить не могли.

«Эх, Коваленку бы сюда… – в который раз помечтал Аркадий, весьма впечатлённый достижениями сиды из „Кембрийского периода“ в раннем средневековье. – Уж он-то быстро наладил бы здесь производство. И тачанок бы наделали, на страх врагам, со скорозарядными картечницами».

Отсутствие приличного транспорта сильно напрягало попаданца, а езда на местных телегах и арбах, если они не передвигались с воловьей скоростью, приводила в отчаяние. Ну, плохо переносил его тощий зад тряску на ухабах! Он и без Васюринского вспомнил рисунок верёвочной рессоры, однако, подумав немного, производство такого необходимого ему чуда отложил. И предложения попроще наталкивались у него на мощнейшие преграды, возиться с привередливым в эксплуатации механизмом ему было, откровенно говоря, страшновато. И влом. Вот и сейчас он перемещался пешком. Залезать на лошадь, чтоб проехать километр-другой, ему не хотелось, хотя ноги у него поджили полностью. Воспоминания о ранах мешали восприятию казацкого отношения к верховой езде.

Посидев, поболтав с полчаса с ребятами, все – сплошь молодёжь, но ветра и начала работы так и не дождавшись, Аркадий пошёл из зародыша промышленности прочь. Очень надеясь, что сооружаемые на реках и ручьях в нескольких местах Дона и Запорожья мастерские будут работать куда стабильней и эффективней.

«Налаженное серийное производство в ежедневном пригляде попаданца нуждаться не будет», – считал он.

На пути в химическую лабораторию решил отдохнуть. Несмотря на ещё раннее время, почувствовал лёгкую усталость. Туда километр, сюда – парочка, вот и набежал приличный по длине пройденный путь. Сбросил жупан на землю, который нёс, накинув на плечо, и уселся на него. Местной привычки таскать целую кучу одёжек в жару не понимал и следовать ей отказывался. При общей вольности нравов, на такое поведение смотрели безразлично.

Спокойно послушать пение птиц не удалось. Зачесались правый бок и живот. Снял рубаху и, обнаружив на коже несколько красных точек, запаниковал.

«Неужели опять проклятые вошки? Господи, только не это!»

Недавно подхватив у кого-то вшей, несколько ночей не мог толком спать. Чесался. Ох и помучился Аркадий, выводя их. Два раза пришлось всю свою одежду вываривать.

Тщательно исследовав снятую рубаху и распущенные шаровары – снимать их на виду постеснялся – успокоился. Яичек на одежде не было, следовательно, укусили его либо маленькие комары, либо блохи, на людях не поселяющиеся.

«Воистину, люди, позволяющие собственной жабе влиять на поступки – достойны наказания! Ведь предлагал же Иван купить характерницкое средство от насекомых. Так пожлобился, денег, которые тогда были, пожалел. Показалось очень уж дорого. А вонять, как тухлая селёдка, сам не захотел, дешёвое казацкое средство „изысканному“ нюху не подходит. В результате деньги всё равно пропали, пропиты беспощадно, что, учитывая среду обитания, совсем не удивительно, а насекомые издеваются над колдуном-недоучкой, как хотят. Главный вывод: тратить деньги сразу по поступлении, но на дело. От пьянок только голова по утрам раскалывается, и Иван снять боль не может, потому как сам в это время таким же похмельем мается».

Подойдя к лаборатории, удивился царившей в ней тишине. Молодёжь, ему помогавшая, к молчанию склонна не была, ребята болтали и шутили практически непрерывно. Встревожившись, зашёл в сарайчик, вместилище научной мысли в нарождавшейся державе, обнаружил там трезвого и мрачного Срачкороба. Постоянные работники этого опасного заведения от знаменитого проказника старались держаться подальше и отвечали ему с предельной вежливостью. Какие неприятные случаи происходили с разозлившими его людьми, все были наслышаны. Более чем. Можно сказать, что друг Аркадия уже прочно вошёл в местный фольклор. Нарываться на подобные сюрпризы самим парням не хотелось. Даже юркий и суетливый Дзыга, обычно громкоголосый и шумный, сегодня прилагал старания остаться незамеченным.

Аркадий знал причины меланхолии у всегда весёлого Юхима. Называлась она уязвлённой гордостью. Срачкороб привык, что после его шуточек переживают и расстраиваются другие. Однако следствием его прикола возле сторожевой башни стали дружные издёвки над ним самим. Его такой поворот дела задел чрезвычайно сильно. Несравненно острее, чем выбитые зубы, сломанные рёбра или тяжелейшие побои. Шуточки, которыми его осыпали стражники из башни, повязавшие Срачкороба, жгли его сердце, требовали немедленной мести. И он эту месть придумал, но… она требовала серьёзного финансирования. В поход на черкесов он не пошёл, добычи для продажи у него не было. Бросить же всё и куда-то завеяться ему совесть не позволяла. Да и как уходить, если не отомстил за осмеяние?

Посоветовавшись, они – все кто принимал участие в работе над новой ракетой – решили, что предложение о раздельной перевозке собственно ракет и их боеголовок очень правильное. Взорвись или загорись такая здоровенная дура в чайке, ох, мало там шансов для казаков уцелеть. Относительно небольшую боеголовку можно было упаковать получше, чтоб предохранить от самопроизвольного воспламенения.

Беда была в том, что большая ракета летела, куда хотела. А не туда, куда её запускали. И ничего с этим ракетостроители поделать не могли. Между тем каждый пуск стоил немалых денег, никто дарить порох им не рвался. Оружейное производство – оно и в семнадцатом веке затратно. Была у Аркадия мысль построить государственную, в данном случае, общеказачью военную промышленность. Но, поразмышляв, он был вынужден от неё отказаться. Нетрудно было представить, что назначенные ею управлять атаманы будут руководствоваться, прежде всего, своими представлениями о нуждах войска. Уцелеть же Русь Вольная могла только при опережающем развитии вооружений.

Рассказав о своих мытарствах с пороховщиками и решении производить порох самим, Аркадий получил единодушную поддержку товарищей.

– Спасибо за понимание и поддержку. С завтрашнего дня и начнём. Дзыга, разузнай, что для производства пороха нужно и где это можно купить или, лучше, самим сделать. С деньгами у нас сейчас… не густо.

Понимая, что без внешнего финансирования им со Срачкоробом новых ракет не сделать, пошёл к атаману, Осипу Петрову, который с ходу предъявил ему претензии по глупым, по мнению Калуженина (кличка Петрова), советам о развитии на Дону земледелия. Выяснилось, что у нескольких недавних казаков, ранее крестьян, попытавшихся заняться вспахиванием земли, ничего не получилось.

– То есть как это – не получилось? – крайне удивился Аркадий.

– Да так! Не смогли они нашу землицу вспахать. Никто. Видно, сам Господь против пахоты на Дону.

– Постой, постой! Как это у них не получилось, когда в моём мире у казаков было позже хорошо развитое землепашество? Что-то здесь не то. А точно они умеют землю пахать?

– Да у некоторых на руках ещё мозоли от сох не вывелись!

– Стоп! От сох, говоришь? Откуда родом эти крестьяне?

– Да какая разница откуда?! Если крестьянин, землепашец, землю уже пахал, значит, и здесь пахать уметь должен.

– Э-э… нет. Ты всё-таки припомни, откуда родом эти казаки-крестьяне.

Атаман наконец придержал своё возмущение, начав понимать, что попаданец совсем не случайно обращает его внимание на происхождение крестьян.

– Ну… Дмитрий с Вологодчины, Алексей тверской, Рафаил вроде бы из-под Ярославля. А в чём дело-то? Почему это важно, откуда крестьяне родом?