– Приехали.

С лошади (опять пыталась укусить!) сполз на автомате. Ссыпался на землю и застыл в странной, если не сказать сильнее, позе. Ненадолго. Стёртое с внутренней стороны чуть ли не до костей правое бедро[11] и начисто отбитая задница уже не ныли, а жгли, будто их кто-то припекал самым натуральным огнём. Бёдра снаружи, локти, плечи, спина, затылок… также имели ушибы и ссадины, но куда менее болезненные. Весь многострадальный организм требовал заботы, лечения и покоя. Разве что ласки, особенно активной, не хотелось. С кобылой… наобщался.

«И вряд ли скоро захочется, хватит с меня езды на лошади».

Аркадий несколько раз очень осторожно сменил позу, но легче от этого не стало. Растёртые и ушибленные места продолжали гореть огнём и жечь похлеще, чем от крапивы. Выть от этого не хотелось только потому, что на вытьё не было сил. Да и не уважал он мужиков, склонных к жалобам. Шипел потихоньку, пытаясь найти положение, в котором бы боль была поменьше. Однако если тело – сплошной синяк и ссадина, это задача – практически неразрешимая.

Естественно, интерес к внешнему миру у Аркадия в этот момент существенно снизился. Что там делал Иван, не нагрянули ли татары, поляки, турки… пусть хоть зулусы с массаями, его не интересовало. Да хоть атака подводных лодок с воздуха, как раз место подходящее, не до них.

– Снимай штаны, посмотрим, что там у тебя? – раздалось прямо над ухом, по традиции этого дня, неожиданно. – Не отбил ты яйца? Уж очень наклонялся в седле, нельзя так ездить.

И куда только делось безразличие? И откуда взялась энергия на подъём? Аркадий не вскочил, не способен он был сейчас на такие стремительные движения, но достаточно бодро встал и начал стаскивать с себя джинсы.

«Умеет человек найти нужные слова. Ш-ш-ш… его б… ш-ш-ш… политруком, или как там сейчас эта должность называется? Ш-ш-ш… У-у-у! Чтоб… Больно как!»

Учитывая, что рана на ноге была обширной, а в придачу её дополняло немалое число синяков и ссадин, Аркадий проявил удивительное мужество. Больно ему было действительно очень сильно. Оцените скромность и небольшое количество звуков, которые он при этом издавал. Хотя с перлами русского языка, позволяющими выразить своё неудовольствие чрезвычайно экспрессивно и точно, он был знаком хорошо.

Какая-нибудь кисейная барышня упала бы в обморок только от вида красно-синих ног Аркадия. С многочисленными потёками крови, синяками, ссадинами, кое-где очень глубокими. К счастью, девиц поблизости не наблюдалось, а и самого Аркадия, и его нового приятеля вид ран или ушибов, даже на собственном теле, давно испугать не мог.

Казак тихо, невнятно ругнулся себе под нос.

– Постой-ка. Нужно тебя полечить, чтоб нагноения в ранах не было.

Пока Иван рылся в своём вьюке, Аркадий проверил состояние всего, что прикрывали его трусы. Тьфу-тьфу, никакого существенного урона (синяк во всю задницу – не в счёт) он не понёс.

«Первая приятная новость за весь день! – решил несчастный, но в данный момент немного счастливый попаданец. – Эх, знать бы про перенос, антибиотиков прихватил бы. Обидно будет сдохнуть от заражения крови. Да и не только антибиотиков».

Иван тем временем достал какой-то кисет и предложил прогуляться к ручью, возле которого они остановились. Где сноровисто обмыл Аркадию ноги, не обращая внимания на его шипение. А потом втёр в кожу и местами в мясо какой-то пахнущий травами порошок. Сказать, чтоб процедура была непереносимой, Аркадий не мог, приходилось и более сильную боль терпеть, но лучше в психологическом плане ему не стало. Да и доверия к средневековым лечебным средствам у него не было.

Сделав нужное и важное дело, казак отступил назад, так сказать, полюбоваться делом рук своих. Судя по хмыканью, картина его не впечатлила.

– Господь не выдаст, свинья не съест. Может, и обойдётся без нагноения. А вот штаны тебе надо сменить, твои и узки слишком на раны незажившие натягивать, и вид имеют стыдный. Дам тебе свои запасные. Да и рубаха твоя в клочья подралась, надо менять. А вот жупана запасного, извини, нет.

– За штаны спасибо. Рубаха у меня в сумке есть. А жупана мне и не надо. У меня есть в сумке джинсовка, ну, нечто вроде жупана, только короткого. А какой ныне год? От Рождества Христова, – сразу уточнил он, вспомнив, что в России до Петра отсчёт вели от сотворения мира.

– Одна тысяча шестьсот тридцать седьмой.

Аркадий мотнул головой, благодаря за ответ. Его догадки подтвердились. Семнадцатый век. А тридцать седьмой год (а как звучит – тридцать седьмой год!), давал простор для предсказаний на ближайшее будущее.

«Но вспоминать исторические факты буду потом. Сначала определюсь с тем, что у меня есть».

Снимая рубашку, точнее, её ошмётки, по привычке лапнул карман. Шикарный (и дорогущий, кстати) «Паркер» приказал долго жить. Не перенёс путешествия хозяина на татарском аркане. Широко размахнулся, собираясь выбросить обломки, однако в последний момент удержался. Нет в этом «здесь» таких штуковин, следовательно, в будущем могут пригодиться и обломки. Аккуратно замотал обломки в обрывок от рубашки и сунул в сумку.

В карманах джинсов обнаружил кошелёк, содержимое которого теперь не представляло и нумизматического интереса. Не было ещё ни незалежной Украины, ни объединённого Евросоюза, ни даже Соединённых Североамериканских Штатов. Глядя на сотку долларов, попытался вспомнить, были ли уже в это время поселенцы из Англии в Америке.

«Цветочек их вонючий[12] определённо позже туда добрался. Но вроде бы они там и раньше были, негров на плантациях эксплуатировали… нет, не вспомню. Да и какое мне дело до предков пиндосов? Вот Колян, тот бы здорово обрадовался, что попал во времена, где их нет. А мне сейчас не до них. Свои проблемы бы разгрести».

Из полезного в карманах джинсов обнаружились: пластмассовая расческа, до краёв заправленная зажигалка с фонариком (Аркадий не курил, но с зажигалкой не расставался), связка ключей (эх, где теперь те замки, которые ими можно открывать…), средней навороченности мультитул (и где теперь набрать винтов под разнообразные отвёртки? Их скорее всего здесь ещё и выдумать-то не успели), носовой платок сомнительной свежести (генетиков двадцать первого века сопли века семнадцатого определённо заинтересовали бы. А вот здесь, в семнадцатом, сопли из века двадцать первого могут заинтересовать разве что колдуна. Мне это нужно?).

Аркадию оставалось только позавидовать литературным героям. Многим для упрочнения их положения на новом месте авторы подбрасывали куда больше имущества.

«Могло бы быть хуже, но вряд ли намного. Сколько полезных вещей легко прихватить бы мог, если бы знал… Знал бы прикуп, жил бы в Сочи».

При надевании казацких штанов, идеально подошедших по длине, но ужасавших своей необъятностью, обнаружил и на них две пришитые прямо к штанинам кожаные кобуры. Для ТТ, к сожалению, непригодные.

«Надо же, не одни ковбои с ганфайтерами ценили наличие готового к выстрелу оружия. Вот вспомнить бы, как делали гремучую ртуть или что-то подобное… Читал же в „Энциклопедии порохов и взрывчаток“, склеротик хренов! На револьверы, пусть с патронами из чёрного пороха, здесь будет бешеный спрос».

Ужинать с казаком Аркадий отказался. И дело даже не в том, что его вяленое мясо и сухая лепёшка ему не глянулись. После полного треволнений дня есть не хотелось совершенно. Костёр разжигать из осторожности не стали. Легли так, благо даже возле ручейка комарья не оказалось.

Казалось бы, после тяжелейшего дня, ты замучен скачкой, стоит завалиться на траву, никакие синяки и ссадины тебе заснуть не помешают. Ага. Сон если и разбежался, то для того, чтобы удрать куда-то прочь. Усталость, тяжесть в голове, боль в разбитом теле были. А сна – ни в одном глазу.

Лежать на куче веток, при таком количестве ушибов, крайне неуютно. Причём чем больше лежишь в одном положении, тем сильнее допекают попавшие под давление ссадины. Но и ворочаться – тоже не сахар. Каждое движение отдаётся болью, хоть подвывай. Попытался Аркадий сесть, тут же запротестовала задница. Лёг на пузо – заныли колени. Трындец.