Суровые голые вершины Гористого края понемногу переходили в холмы Озерного. Речную воду морщил резкий ветер. Уже под конец дня баржа скользнула в Пуст-озеро, где два верхних притока реки Литсом сходились, чтобы вместе течь к морю.

На восточном берегу стоял старый озерный порт Маркотт-на-Пусте. Гомон, свист дудок и крики зазывал с рынка почти заглушали грохот полных телег с лещами, окунями и лоснящимися жгутами миног. Вулф прикрыл глаза от блеска воды – темной, исчерна-синей, хоть озеро и показалось ему тусклее, чем в былые годы.

Пока он нашел гостиницу, закат пустил солнцу кровь. Комнатушка была тесной, зато в соломенном матрасе не водилось кусачих тварей. Встал он с петухами, нанял лошадь и выехал из города.

Кладбищенская дорога виляла между туманными вершинами, соединяя селения со святилищами, куда относили покойников. К полудню полоса притоптанной травы вывела его к Сохлому озеру. За ним стояла стена первобытного леса, пересекавшего весь Инис с востока на запад, от побережья до побережья.

Дебри.

При виде этой чащи у каждого северянина пробегал по спине озноб, потому что здесь, как говорили, во времена до Святого обитала ведьма. Вулфа холод пробирал сильнее многих. Для него Дебри были не просто старинной сказкой.

Его кляча застучала копытами по дороге, ведущей к окруженному рвом поместью. Вдалеке показались черепичные крыши и высокие кирпичные трубы. Вулф спешился у ворот и провел лошадь к конюшне, где чистил жеребца конюх родом из ментского Садирра.

– Добрая встреча, Рик, – окликнул его Вулф.

Риксард обернулся, нахмурился и тотчас просиял:

– Мастер Вулф?

– Я самый. Как поживаешь?

– Отлично.

Риксард утер лоб запястьем и ухмыльнулся. Он был рыжеволос – обычное дело для ментца.

– Насилу вас узнал. Добро пожаловать домой. Мы вас ждали?

– Нет. Есть кто дома?

– Хозяйка, думаю, в розовом саду.

Розовый сад располагался у самых ворот. Старшая сестра, завернувшись в плащ, читала в кресле-качалке – удобно устроилась, будто желудь в своем колпачке. Вулф оперся на калитку.

– Эй, Мышка, – позвал он.

Мара оторвалась от чтения.

– Вулф! – Она поспешно захлопнула книгу. – Неужели ты?

– Если только из лесов не выбрел мой двойник.

Мара рассмеялась, бросилась к нему, и Вулф схватил ее в охапку. Сестра повисла у него на шее, обдав запахом лавандового порошка, который носила в карманах.

– Просто не верится, – проговорила она в его плащ. – Ты почему не написал заранее?

– Не успел. – Вулф уперся подбородком ей в плечо.

Одно объятие вернуло его во времена, когда он сидел с ней рядом, слушая вечерние рассказы и купаясь в ее тепле – мягком и надежном.

– И остаться смогу не больше пары ночей.

– Ох, подольше бы!

– И мне бы хотелось. Все ли дома?

– Па с Роландом разбирают спор в Тернли, но до ужина должны вернуться. Отец все корпит над налогами. – Мара отстранилась и сияющими глазами всмотрелась в его лицо. – Ох, Вулф, какой ты! Вот уж не думала, что дорастешь до Роланда.

– Да я уже в прошлый раз с ним сравнялся.

– Последний раз я тебя видела мальчишкой.

Мара, на его глаз, совсем не изменилась, только волосы отросли почти до пояса и тонкие пряди касались ее пухлой щеки. Он поверить не мог, что прошло три года.

– Прости, что оторвал от чтения, – сказал Вулф. – Уютное у тебя здесь местечко.

– Прощаю. – Мара отошла за книгой, вернулась и взяла его под руку. – Идем. Отец с ума сойдет от радости.

Лангарт насчитывал не один век. Шестьдесят комнат бывшего аббатства окружал дворик, где росло черносливовое дерево. В полумраке дома Вулф наполнил грудь знакомыми запахами: дуб, сухие травы, принесенная слугами для благовония таволга.

– Как твои дела? – спросил он сестру, похлопав по лежавшей у него на сгибе локтя бледной ладони. – С последнего письма?

– Да все так же. Помогала отцу по дому, гостила у соседей, немного помогала в доме призрения. Чем еще развлечься средней дочери знатного рода, кроме как поисками выгодного брака, – что, как ты знаешь, не для меня.

– Должно же и для тебя найтись занятие по вкусу. Роланду нашей свободы не выпало.

– Ты и мне предложишь вступить в отважное северное воинство? – отшутилась Мара. – Боюсь, королю от меня будет мало проку, разве что отпугну его врагов кипами счетов и отчетов.

– Поезжай ко двору. Наверняка королева найдет в хозяйстве место для благовоспитанной молодой дамы, – сказал Вулф. – А если не найдет, тебя примут в королевской канцелярии или казначействе. Нельзя же зарывать талант в землю, Мара.

– Только не ко двору. Там слишком легко лишиться чести, – пояснила Мара. – Я, правда, думала предложить свои услуги даме Мариан. Ты знаешь, королева Сабран отвела ей надел в Озерном крае.

Вулф кивнул.

– Я летом у нее побывала. Она совсем не такая, как я думала.

– А что ты думала?

– По тому, как она правила, я сочла ее трусливой дурочкой. Она и впрямь показалась слишком нежной для властительной королевы, но в обычной жизни мне скорее понравилась. Она любезна, внимательна и не без юмора. Ее супруг скончался, как и большинство приближенных дам, и я подумала, не понадобится ли ей секретарь. Замок Бефрит не так далеко от Лангарта.

– Отцу ты рассказывала, что надумала?

– Нет еще. Спрошу, когда ты вернешься в Хрот. – Мара сжала его локоть. – Сегодня я хочу услышать все о тебе.

Благородный Эдрик, барон Гленн Лангартский, склонялся над пергаментом в большем из двух своих кабинетов. Он сидел лицом к оконной нише, на «лесном» стекле был выгравирован герб баронства – могучая ольха среди осоки в глубоком ущелье.

– Отец! – Мара, нагнувшись, поцеловала его в затылок. – У нас гость.

– Гость… – устало отозвался он. – Святой, я, верно, запамятовал. Я обещал заглянуть в Боуэн-Хот…

– Этот гость не будет на тебя в обиде.

Вулф подышал, смиряя волнение. Благородный Эдрик, морща лоб, развернулся в кресле.

Он постарел. Конечно постарел. Волосы совсем серебряные, подрезаны по плечам, и на оливковой коже больше морщин. Но все же он еще крепок и строен.

– Вулферт! – Глаза у него стали как блюдца. – Неужто это мой сын?

Вулф поклонился, улыбаясь до ушей:

– Отец!

Эдрик шагнул к нему. Вулфу стало тепло на его груди.

– Клянусь Святым, король Бардольт прислал нам зрелого мужа! – Отец разглядывал сына, держа за плечи. – Ах, то-то Роланд разозлится. Не забыл, как он гордился, что обогнал вас обоих ростом?

– Еще бы! Помнится, он обещал вколотить меня в землю, как жердь для шатра, – суховато ответил Вулф.

– Посмотреть на тебя, ты способен ответить чем похуже. Но скажи, надолго ли ты?

– Всего на несколько дней. Прости, отец. Его милость до конца недели отплывает в Хрот.

– Тогда не будем терять времени, пока ты снова не исчез, чтобы вернуться уже седовласым старцем. – Благородный Эдрик обнял Вулфа и Мару за плечи и привлек к себе. – Мне действительно надо бы навестить одного из арендаторов, но давайте сходим к нему вместе, втроем? Тебе пойдет на пользу добрый инисский воздух, Вулферт.

Арендатор, старый рыцарь, жил у тетеревиного болотца в трех милях от Лангарта. Вулф упивался осенними видами, Озерный край так и сиял золотистой листвой и медными лучами.

По дороге он расписывал красоты Хрота: сверкающий изумрудный лед в его дальних пределах, играющие в небесах завесы сияния; лето без ночи, водопады, застывающие накрахмаленными простынями и не оттаивающие почти весь год.

– Тебя послушать, там как во сне. – Мара перепрыгнула лужу. – Понятно, почему ты редко бываешь в Инисе.

– Инис красив по-своему, – возразил Вулф. – Не так дивен и огромен, зато он богаче. И ласковей.

Он вдохнул запах жухлой травы:

– Я соскучился по осени. И по весне тоже – по ее ароматам и краскам. Надоедает все время дышать снегами.

– У снега есть запах?

– Для него даже слово есть. «Скетра» – запах дочиста отмытого воздуха.