– Нет, – ответила я, стараясь подавить тревогу в голосе. – Просто обидно, что Барбара оказалась с ними. Я бы точно поддержала ее.

– Из-за кого началось все это? – спросил он, склоняясь ближе ко мне.

– Бьянка. Остальные просто подхватили ее настроение.

Святой отец собирался встать, очевидно, чтобы нагнать их и вмешаться в ситуацию, но я решила не дать ему этого делать.

– Не стоит, – взяв его руку в свою, я даже искренне удивилась собственной смелости, покачала головой, – пусть они поговорят, а потом успокоятся.

– Если станет хуже, скажи мне, – произнес он, наклонившись, смотря сверху вниз. С такого ракурса его янтарные глаза казались совсем желтыми. Они немного пугали, но в то же время завораживали, магнитом притягивая взгляд.

Я кивнула, ощущая, как его проницательный взор проникает в самые глубины моего существа. Он удовлетворенно растянул губы в легкой полуулыбке, словно точно зная, что я полностью ему доверюсь.

– Пойдем, – взял меня за руку, – прогуляемся, покажу тебе кое-что, – он помог мне встать.

– Отец Доминик, при всем уважении, но…

– Не увидят нас вместе, не переживай, я знаю, какая дорога нам нужна, – обезоруживающе улыбнулся, но рук не разъединил.

С опаской, я семенила следом, боясь наступить ему на пятку лакированных туфель, все еще держась за его руку. Мои щеки отчаянно краснели, совладать с чувствами я не могла. Но даже если закрыть глаза на неудобство, рядом с отцом Домиником было спокойно, комфортно. Он остановился рядом с покрашенной в цвет стен дверцы.

Столько раз я ходила по зданию монастыря, но эту миниатюрную дверь никогда не замечала. Он с усилием толкнул дверь, и пропустил меня вперед, в темноту потайного хода.

– Когда-то этот ход использовали воины света. Знаешь что-то о них?

Я отрицательно покачала головой, но поняв, что он не рассмотрел бы этот жест в кромешной темноте, тихо ответила:

– Нет, совсем нет.

– Монастырь тогда только построили, в нем была уйма потайных ходов, чтобы во время нападений, послушники и послушницы Всеотца могли беспрепятственно покинуть эти стены, – он чиркнул спичкой и зажег факел на стене, как будто точно знал где и что здесь находится. – Когда Великая Тьма выбралась во внешний мир из самых глубин ада, неся с собой смерти, болезни и полную вакханалию, которую изначально восприняли, как гнев Всеотца.

– Вы так много знаете, – сделала паузу, – откуда вам столько известно?

– Я очень люблю историю, прикасаться к духу старины, – на полтона ниже произнес он нараспев.

– А что было дальше?

– Когда Тьма настигла это место, – перехватил факел и посветил в зияющую темную даль коридора, – никто к этому готов, естественно, не был. Удалось спастись только старому священнику и молодой монахине, едва принявшей обет, участь последней оказалась незавидной.

– Она погибла?

– Её настигло то, что во много раз хуже смерти. Она стала сосудом, – он медленно двигался дальше, все еще держа мою ладонь. – Сосудом для созданий тьмы, их матерью.

Я поежилась от внезапного холода, окутавшего мое тело.

– Легенды говорят о том, что она до сих пор где-то здесь, застрявшая между миром живых и мертвых, продолжает производить ужасных существ не знающих о жалости или страхе. Она все ждет своего истинного повелителя, который за долгую службу дарует ей вечный покой. Но он никогда этого не сделает.

– Почему?

– Она слишком нужна ему, без неё у него не будет армии.

– Ужасно. Отец Доминик, вы говорите о дьяволе?

– Есть кое-кто похуже дьявола. Его дети, например. Уже не совсем юные князья тьмы, каждый из которых опаснее самого Владыки Преисподней.

Мне стало неуютно.

– Вот такие легенды, – изменившимся тоном произнес он, оборачиваясь, чтобы посмотреть мне в глаза и улыбнуться.

Я ответила на улыбку, не переставая думать.

– Почему нам не рассказывали об этом месте так, как это сделали вы?

– Я углублялся в историю. Те, кто не стремится к знаниям и истории, вряд ли стали бы заниматься тем, чтобы поднять столько архивов ради одной легенды. Но к счастью, легенд я знаю множество.

– А вы расскажете что-то еще? – с интересом произнесла я.

– Любопытство не порок, но на сегодня страшных историй достаточно, я вижу, как ты дрожишь, – он сократил расстояние между нами, чтобы приобнять меня за плечи, одарив теплом собственного тела.

– А вдруг это все не просто легенда? И она правда где-то здесь? Та монахиня…

– Они звали её Маткой, но не думаю, что застрявшая между материальным и нет мирами, она может что-то сделать.

– Вы думаете, она существует в самом деле?

– Не бойся, то легенда, не дрожи так, – он рассмеялся, поднял руку и ухватившись за свисающую цепь потянул её вниз.

К моему удивлению глухая тупиковая стена, в которую мы уперлись, со скрежетом начала поворачиваться, обнажая за собой более узкий, но не очень длинный проход.

– Идем? – приподнял брови в вопросительном жесте. И мне на секунду показалось, что этот мужчина совсем не тот святой отец, которого я привыкла видеть. Как будто совсем другой человек, вынужденный носить маску святости.

Тесно прижавшись друг к другу, прошли по пыльному каменному полу, шурша мелкими камешками с осыпавшихся стен, и уперлись в небольшую дверь, покрытую многими слоями паутины и пыли.

– Отойди-ка, – рукой отодвинул меня в сторону, чтобы ногой выбить дверь.

С оглушающим хрустом дверь распахнулась, усеяв пол щепками.

И мои глаза, уже привыкшие к темноте, заслезились, когда яркий уличный свет ударил по ним со всей силы. Я зажмурилась и потерла их.

А когда снова посмотрела на мир, то осознание радостным вихрем закружилось в моей душе – мы по ту сторону монастырских стен. Вокруг лес, за ним очертания гор, их контуры сливались с ярко-голубыми небесами, создавая ощущение бесконечного простора. И далеко-далеко, словно жемчужина на солнце, притягивал взгляд кусочек реки – она блестела и переливалась, словно ожившее серебро.

– Если будешь стоять с раскрытым ртом, кто-то туда обязательно залетит, сомневаюсь, что в твоих планах было отобедать мухой или комаром, – усмехнулся отец Доминик.

Я со смущением сомкнула губы, но продолжала смотреть во все глаза, осматривая трепетные просторы, которые воображение так долго рисовало.

– Нравится? – из восхищения мигом свободы меня вырвал голос отца Доминика.

– Очень, – дрожащим голосом ответила я, чувствуя, что слезы вот-вот готовы буйным потоком хлынуть из глаз.

– Все хорошо? – он с сомнением заглянул в мои, наверняка покрасневшие, глаза.

– Я мечтала выйти за стену пять лет, а оказалось, что выход все время был рядом со мной, только руку протяни…

– Мечтаешь оставить монастырь?

– Я хотела бы уйти. Я все еще не могу привыкнуть, пусть воспоминания о прежней жизни стираются, мне хочется создать новые, но вне стен монастыря. Я не могу быть, как остальные, это мне претит. И пусть Всеотец сжалится надо мной, он видит, как сильно я устала от испытаний.

– Понимаю, – он благосклонно улыбнулся и указал рукой вперед. – Не хочешь искупаться в реке, пока холода не настигли?

– Я…

И мне хотелось. Но от одной мысли, что придется снять перед ним облачение… Становилось дурно и хотелось хихикать.

Я покачала головой.

– Не будешь ли ты против моего небольшого безумства?

Я снова покачала головой.

 Передумала я быстро, когда увидела, как его пальцы тянутся к пуговице сутаны, ловко расстегивают её, убирают в сторону накрахмаленный воротничок. Мои брови поползли вверх и я резко отвернулась. Мне даже показалось, что святой отец усмехнулся.

Когда солнце почти скрылось за горизонтом, заливая реку теплым оранжевым сиянием, возле кромки воды встал отец Доминик.

Я усиленно делала вид, что не смотрю. И он казалось бы ничего не замечал. Его янтарные глаза осматривали окружающий пейзаж, и угасающий свет выгодно подсвечивал тонкие очертания его подтянутого тела.