Вот сейчас… точно, сейчас.

Но вместо этого я цепляюсь за рубашку, прижимаясь теснее, переплетая звуки наших сердец.

– Прости меня, Агата, – шепот, утопающий в моих спутанных волосах где-то у самой шеи, эхом отдается мурашками у самой поясницы. Разливается удивительное чувство тепла, окрашивая щеки в ярко-красный цвет. Вибрация внизу живота, где комком скручивается тлеющее желание, вызывает шум в голове.

Кончик языка касается его шеи, как будто против моей воли, моё тело больше не слушает голос вопящего в неистовстве разума. Внизу приливает кровь, бурлит желание, высвобождается нутро дикого зверя, готового вкусить запретное, сладко-греховную связь.

Большим пальцем он обводит мою скулу, поглаживает нижнюю губу, слегка оттягивая её, пока я смотрю в его потемневшие глаза.

В горле застревает стон, когда пальцы святого отца проникают меж сомкнутых всего мгновением назад губ, смачивая их в моей слюне.

Где-то внутри ещё живого разума на секунду становится тошно, но это чувство исчезает, когда на свет выходит потаённое желание.

Его прикосновения уверенные, властные. Я дрожу, когда он вынимает пальцы из моего рта и притягивает меня за шею для поцелуя.

– Прости меня, Агата, прости, – он отстраняется, едва прикоснувшись ко мне губами, прикрываясь сутаной.

По инерции, поддаваясь желанию, я тянусь к нему, но он отталкивает меня.

В этот момент я чувствую себя голой с задранными полами одеяния.

– И вы простите меня, – едва скрывая разочарование, произнесла я, прежде чем встать.

– Доброй ночи, сестра Агата, – отрешенно произнес он, даже не взглянув на меня.

– И вам, святой отец, – проговорила я, делая вид, что все в порядке, даже если он обернется, то не должен заметить ничего из того, что я чувствую на самом деле.

* * *

Обратный путь был невообразимо молчаливым. Я вспоминала, что отец Доминик выглядел суровым из-за сведенных вместе бровей, и до того как ушла, почти видела, как крутятся в его голове тяжелые мысли.

Жалеет ли он о том, что произошло? Наверное, жалеет.

И я корю себя за слабость. Корю за то, что не поступила бы иначе, даже если бы представился шанс вернуться во времени, не оттолкнула бы его, не отвернулась от поцелуя, снова позволила бы губам припухнуть от жестко-прекрасных прикосновений.

* * *

Совершенно не помню, как поднималась по лестнице. Держалась за стену? Наверное, да, раз под ногтями остались следы штукатурки. Губы горели, а воспоминание раскалывало разум, ребра ломило с каждым вздохом, словно бы на них накинули стальные прутья, пытаясь сдержать бешено рвущееся наружу сердце.

Из-под полуприкрытых глаз я посмотрела на силуэт, стоящий между лестничными пролетами. Когда открыла глаза пошире, там уже никого не было.

Померещилось. Опять.

На негнущихся ногах вошла в комнату и застыла. У стены стоял силуэт, сотканный из клубящихся теней. Свет с трудом проникал в комнату, как будто кто-то еще специально загораживал окно.

– Нашлась, – проскрежетало множеством голосов бесплотное существо и неестественно вывернув подобие головы, взглянуло на меня тремя парами ярко-красных глаз. А затем их стало больше, намного больше.

В темной комнате стало тесно, мне казалось, что стены сжимаются до предела, но нет, это существо разрослось, превращаясь в тучу. Через густую, почти непроглядную тьму на меня смотрели, наверное, сотни кроваво полыхающих глаз, заставляя сердце колоть от ужаса.

Моего горла медленно касается когтистая холодная рука. Множество голосов зловеще громко шепчут, наперебой пытаясь что-то проговорить.

– Нашлась!

– Нашлась!

Я могу вычленить из какофонии голосов только это слово, беспрестанный шепот переходит в крик, что разрывает барабанные перепонки. Так страшно, что я боюсь сойти с ума окончательно.

Дыхание прервалось, легкие будто налились слишком вязкой жижей.

Хочется бежать, кричать во весь голос, звать на помощь, но звук будто больше мне не принадлежит. Я приросла к месту не в силах больше двигаться.

А когти меж тем все скользят и скользят по моей липкой от ужаса коже. В этот самый момент я понимаю, что здравого рассудка я полностью лишилась.

Нашлась....

Я и не терялась…

Я всегда была здесь…

Комната была поглощена тьмой, душащей чернотой, которая казалось проникала в каждую пору, закупоривая глаза, залепляя рот, продвигалась по гортани, расползалась в пищеводе, вызывая колику.

Она цеплялась за воздух, густая и тяжелая, облепляя страхом и неопределенностью. Тени танцевали по стенам, искажаясь в гротескные формы, питая ту ужасающую мрачность, что пробиралась внутрь тела, царапая, пытаясь оторвать куски.

Во рту привкус крови смешался с чем-то отвратительно горьким.

Все еще не привыкнув к полумраку, я с трудом могла различить слабые очертания кровати посреди комнаты. Ее присутствие только усиливало чувство беспокойства, как будто она последняя точка держащая меня на грани сознания. Матрас прогнулся от старости, его когда-то яркие цвета выцвели и износились, отражая затухающее состояние самой комнаты, как и монастыря в целом.

Границы реального размыты.

 Кирпичные стены окружали меня со всех сторон, их шероховатые поверхности казались запирающими меня в этой камере тьмы. Холодное прикосновение кирпичей к спине посылало мурашки по позвоночнику, холодное напоминание о потерявшемся в страхах разуме. Ведь не мерещится мне тьма, которая пронизывала комнату.

Снова шепот сотен голосов, вокруг меня сжимается удушающая темнота.

Слезятся глаза от нехватки воздуха.

 Но то, что действительно вызывало у меня дрожь, были пары глаз, светящихся зловещим красным цветом в темноте. Их было несколько десятков, разбросанных по всей комнате, их огненный взгляд прикован ко мне. Казалось, они подчиняли себе мрак, наполненные сверхъестественной злобой, которая заставляла мое сердце биться быстрее.

 Я ощущала присутствие кого-то еще, их невидимые формы скрывались за завесой тьмы. Доселе скрытый ужас, пробудился. Потому что воздуха в моих легких осталось едва-едва и шепот существ все непрестанно доводил до исступления. Где-то там затаился некто, терпеливо ожидающий момента для атаки.

Багровое свечение усиливалось с ростом моего страха, их присутствие становилось все более душным. Я стояла парализованной, мой разум терзали бесчисленные ужасы, захватывая в ловушку, где реальность и кошмар переплетались.

Чувствуя, что еще немного и потеряю сознание, я попыталась поднять руку, но мое тело перестало мне принадлежать. Медленно, словно находясь в густом киселе, я начала оседать, больно царапая спину о шершавую стену.

Стук в дверь и все прекратилось.

 Я сползла по стене и спину обожгло болью.

Встала на колени, пытаясь вдохнуть, а звук получался хриплым, свистящим. Я вытерла слезы и попыталась подняться на ноги, чтобы подойти к двери. Из-под кровати на меня смотрели два глаза.

– Да?

– У тебя все хорошо?

– Барбара?

– Я хотела извиниться. Бьянка сказала, что вы… вы со святым отцом…

– Хватит, – я оборвала её. – Если ты пришла узнать подробности, то мне нечего тебе сказать, потому что ничего не было, – как легко мне дается эта отвратительная ложь, что я ужасаюсь.

– Прости меня, Агата, прошу. Впусти поговорить, всего на минуту, – жалобно простонала она, всхлипывая.

Вздохнув, я открыла дверь. Вместо рыжеволосой розовощекой девушки на меня смотрело уродливо оскалившееся существо. Его кожа была усеяна язвами, из которых капала на пол смрадная зеленоватая жидкость вперемешку с коричневой кровью.

 Его глаза горели зловещим огнем, а ряд острых, как бритва гнилых зубов был оголен в лишенной плоти челюсти. Я почувствовала, как видение заставило меня окаменеть на месте, мое сердце замерло от ужаса.