— Спасибо, О'Коннор, — говорит Горячий парень, и я моргаю ему.

Он знает таксиста?

У меня нет больше ни секунды, чтобы подумать об этом, потому что дверь открывается, и я понимаю, что там стоит Эрик.

О Боже. Брось меня в яму, и пусть этот позор закончится.

— Прекрати.

Горячий парень произносит всего одно слово и снова заглушает голоса, угли внутри меня снова разгораются пламенем.

Он поднимает меня со своих колен и выскальзывает из машины, протягивая мне руку, которую я беру, когда вылезаю. Я ступаю на тротуар, и он ныряет обратно в машину, хватая свою куртку, которую снова набрасывает мне на плечи, прежде чем взять за руку.

— Эрик, — это все, что говорит Горячий Парень, кивая, прежде чем вести меня внутрь, прямо к лифту. Как только эти двери закрываются, мне кажется, что моя кожа становится невыносимой, как будто расстояния, между нами, не должно быть. Я переминаюсь с ноги на ногу, когда слышу тихое:

— К черту это.

Он нажимает кнопку на панели, и лифт останавливается, один раз раздается звуковой сигнал, затем наступает тишина.

Мгновение спустя он прижимает меня к стене, заключая в кокон, и из меня вырывается еще один всхлип.

Кто я вообще сейчас такая?

Его губы снова покоряют мои, и я таю от его прикосновений.

— Скажи мне прямо сейчас, если хочешь остановить это.

Слова прорываются сквозь мой туман, и я моргаю, глядя на него.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался.

— Спасибо, черт возьми, — это все, что он говорит, прежде чем снова поцеловать меня, взяв за оба моих запястья и подняв их над моей головой, удерживая их только одной рукой. — Скажи мне, если захочешь, чтобы я остановился. В любое время.

Его слова как бальзам на мою душу. Не то чтобы я уже не чувствовала себя с ним в безопасности, что безумно, потому что он совершенно незнакомый человек, но потому что он дает мне то, чего у меня никогда не было.

Некоторый контроль.

— Не останавливайся, — выдыхаю я, моя грудь вздымается под его пристальным взглядом. Другой рукой он проводит по моей щеке, горлу, по груди и вниз по ребрам, пока снова не достигает обнаженной кожи на животе.

— Такая мягкая, — бормочет он, прежде чем провести губами по тому же пути, что и его пальцы. Но на этот раз он останавливается на изгибе моей шеи, царапая зубами мою кожу, вызывая у меня дрожь, когда трепет пробегает по моему телу.

Я пытаюсь прижаться к нему, но его хватка на моих руках затрудняет это, и я чувствую его усмешку на своей коже, когда его пальцы перемещаются с моего живота к поясу джинс. Он расстегивает пуговицу одним быстрым движением и просовывает руку под материал.

Моя спина выгибается, когда он касается меня пальцами.

— Ты уже такая влажная для меня, Ангел.

Его глаза загораются, как будто я блестящая игрушка, с которой ему вот-вот понравится играть, и я здесь ради этого. Он снова нежно касается меня пальцами, и я раскачиваюсь, пытаясь поощрить к большему. Все, что угодно. Только к большему.

— Такая нетерпеливая.

— Говорит мужчина, остановивший лифт, — я дерзко отвечаю, широко раскрыв глаза после того, как слова слетают с моих губ. Откуда, черт возьми, это взялось? Но паника отступает, когда он смеется.

— Туше. Я не люблю ждать, но, думаю, мне будет с тобой немного весело.

Мои мышцы напрягаются, когда его палец отодвигает ткань моих трусиков в сторону, потирая мою щель и делая меня влажнее с каждой секундой.

Мои бедра ищут большего, следуя за его прикосновениями каждый раз, когда он дразнит меня и слегка отстраняется.

— Просто чтобы внести ясность. Мы никуда не уйдем, пока я не получу от тебя два оргазма. Один у меня на языке, а другой на моем члене.

От его слов мои щеки мгновенно заливает жаром. Кто так говорит? Я имею в виду, очевидно, что он хочет, и моя киска полностью согласна, судя по приливу тепла, который я точно знаю, он почувствовал на своем пальце. Черт возьми. Кто знал, что грязные разговоры такие горячие?

— Ты хорошая девочка. — Я с восхищенным вниманием наблюдаю, как он вытаскивает из меня палец и подносит ко рту, посасывая и облизывая каждый его дюйм.

— Как я уже сказал, мне с тобой будет весело.

Опускаясь на колени, он по ходу дела стягивает с меня джинсы, и мне приходится бороться с желанием прикрыться. Его глаза встречаются с моими, на его лице пляшет веселье.

— Ты действительно думаешь, что сможешь спрятаться от меня? — Я имею в виду, что мы находимся в консервной банке, остановленной между четвертым и пятым этажами, с зеркалами с трех из четырех сторон, так что я предполагаю, что нет, я не могу спрятаться от него. У меня пересохло во рту, мое либидо закрутилось и умоляло меня просто плыть по гребаному течению, когда я опускаю руку и изо всех сил пытаюсь расслабиться.

Боже, я надеюсь, здесь нет камер.

— Ты хорошая девочка, — повторяет он, его голос похож на расплавленную карамель. В любой другой момент, когда он назвал бы меня хорошей девочкой, моя внутренняя феминистка возмутилась бы, но я просто отталкиваю эту сучку назад и наслаждаюсь теплом его похвалы.

Медленно мои бедра раздвигаются, руки нащупывают металлическую перекладину, которая проходит вокруг лифта, чтобы я могла держаться изо всех сил, пока его рот оставляет едва заметный поцелуй на моем животе.

— Кончать — это название игры, а кричать — это то, как в нее играют, ты понимаешь? — Черт возьми, как он может быть таким игривым в такой момент? То место, где он только что поцеловал меня, горит огнем, прожигая дырочку прямо до моей киски и расплавляя все внутри.

— Что, если кто-нибудь… — Я беспокоюсь, что кто-нибудь позвонит в экстренном порядке из-за остановившегося лифта, но я не могу вымолвить ни слова. Последнее, что мне сейчас нужно в жизни, — это чтобы двери этого лифта открылись и зрители из пяти горячих пожарных наблюдали, как я кончаю на губы незнакомца.

О черт. Теперь я фантазирую о том, что за мной наблюдают во время оргазма. Кто я сейчас?

— Я не знаю, о чем ты думаешь, Ангел, но от этого ты становишься влажнее с каждой секундой. Во что бы то ни стало, не останавливайся. — Просовывая палец в мою киску, он не сводит с меня глаз, мой рот приоткрывается, когда он загибает палец во что-то похожее на крючок и притягивает меня ближе к своему рту.

Второй палец присоединяется к первому, как раз в тот момент, когда кончик его языка касается моего клитора. Мои мышцы напрягаются, руки хватаются за перекладину по обе стороны от меня, как будто это спасет меня от того, чтобы издать хоть звук. Этого не произойдет, и у меня такое чувство, что его цель — вырвать у меня эти крики. Он хочет, чтобы все здание знало, что он заставил какую-то ничего не подозревающую невинную девушку войти в лифт с помощью нескольких грязных словечек и волшебного языка.

Я имею в виду, есть способы умереть от смущения и похуже, верно?

Похлопывая меня по внешней стороне бедра, он прикусывает нижнюю губу и прикусывает ее зубами, как будто ведет собственную битву, как будто не торопиться причиняет ему физическую боль.

Ha!

— Я вижу, твое терпение на исходе.

Почему я задираю этого парня в ответ? Чем дольше мы подшучиваем, тем дольше он собирается это растягивать и тем ближе реальность того, что за дверью полно спасателей, которые увидят меня полуголой.

— Я люблю острые ощущения от вызова. — Его последнее слово становится более убедительным, когда он вводит в меня два пальца, вплоть до костяшек. Я задыхаюсь, у меня перехватывает дыхание, когда я вижу пару звездочек, танцующих под моими веками.

Все это забывается, когда он дважды щелкает по моему клитору, прежде чем взять его в рот и сделать долгий вдох.

О, дорогой Боже, пожалуйста, не заставляй меня кричать, пожалуйста, не заставляй меня кричать, пожалуйста, не…

Я не знала, что могу чувствовать подобное. Что именно так и должен ощущаться экстаз. Святая мать всего чертова, я едва держусь на ногах, и у меня такое чувство, что он только начинает.