У нее в руке звонит телефон, и она смотрит на меня извиняющимся взглядом.

— Извини, мне нужно ответить.

Она отвечает на звонок и отходит на несколько шагов, в то время как я изо всех сил стараюсь не слушать. Я стою, как неловкий свидетель, в ожидании машины, отчаянно пытаясь не выглядеть такой неуместной, какой себя чувствую.

Друзья были чем-то вроде иностранного понятия всю мою жизнь. Когда я была моложе, была изолирована, потому что мой отец занимал высокое положение в обществе, и держать меня в изоляции означало, что никто не узнает о его делах. Не то чтобы кто-нибудь поверил бы мне, если бы я сказала им, что он избил меня и мою маму, будучи под таким кайфом, что я не уверена, знал ли он, что было настоящим, а что нет.

Черт возьми, никто не верил мне, когда я была взрослой, поэтому я не сомневаюсь, что кто-нибудь поверил бы мне, когда я была ребенком.

Потом был колледж. Несколько "друзей", которых я там завела, были в лучшем случае хорошими. С ними было весело, но не совсем близко.

Томми, наверное, единственный друг, который у меня когда-либо был по-настоящему… и я люблю его, но он не из тех, кто любит выпить и поужинать.

Так что все это просто кажется… странным.

— Извини за это, — говорит Йен, когда Uber подъезжает к тротуару. — Поехали!

Я сажусь в машину, мое сердце бешено колотится, потому что я не знаю, куда еду, и я не могу отправить скриншот Томми. Каждая частичка меня кричит, что это плохая идея.

Делая глубокий вдох, я пытаюсь успокоиться, пока Йен болтает с водителем. Проходит минута, прежде чем я понимаю, что могу просто отправить Томми свое местоположение, что я и делаю, и это помогает мне немного успокоиться. Мой телефон звонит, и я выдыхаю.

Томми

Тебе не нужно продолжать это делать, Куинн. Мейер, мой друг, который помогает тебе, не допустит, чтобы с тобой что-нибудь случилось в его городе. А теперь расслабься и постарайся немного повеселиться.

Я хмуро смотрю на экран.

Первое. Расслабиться — это не то, что я могу себе позволить…

И второе… Мейер.

Почти уверена, что именно это имя Йен использовала в клубе…

Значит, друг Томми еще и мой босс. Приятно это знать.

Машина останавливается, вытаскивая меня из кроличьей норы, которая угрожала засосать меня, и Йен улыбается мне.

— Приготовь себя к лучшему буррито в твоей жизни.

В ответ на ее слова у меня урчит в животе. За свою жизнь я съела тонну буррито и тако, потому что да, я та самая девушка, но она также выглядит такой взволнованной перспективой поесть, что я почти верю ей.

— Посмотрим, — говорю я с легким скептицизмом и улыбкой, чтобы она, надеюсь, поняла, что я в основном поддразниваю.

Она выскакивает из машины, ничуть не смутившись, и я благодарю водителя, выскальзывая вслед за ней. Я иду за ней по боковому переулку, гадая, куда, черт возьми, она меня тащит, пока звуки города немного стихают в замкнутом пространстве. Она останавливается перед невзрачной дверью без каких-либо вывесок, и я удивляюсь, почему она остановилась.

— Добро пожаловать в мое любимое мексиканское заведение во всем городе.

Я снова оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, о чем, черт возьми, она говорит, чувствуя себя чертовски неловко.

— Э-э, Йен… Здесь нет ресторана.

Она закатывает глаза и стучит в дверь рядом с нами.

— Не стоит так охотно верить только тому, что ты видишь. Ты добьешься здесь гораздо большего, если научишься видеть картину в целом.

Я понятия не имею, что она имеет в виду, но дверь рядом с нами распахивается, и в маленькое пространство врывается поток шума.

— Йен! — Дородный мужчина средних лет говорит с такой теплотой, что я сразу понимаю несмотря на то, что сама почти никогда этого не испытывала, что Йен — член семьи с этим человеком. Кровные или ее нашли, не имеет значения.

Семья есть семья.

Она крепко обнимает мужчину, и я стараюсь не ерзать на месте, пока они разговаривают по-испански. Языки никогда не были моим коньком, так что, хотя я знаю, что это испанский… Я абсолютно не представляю, о чем, черт возьми, они говорят.

— Заходи, заходи, — говорит мне мужчина, жестом приглашая войти вслед за Йен. Мы проходим через небольшой холл, который ведет к оживленной кухне, через которую нас быстро проводят, пока мы не оказываемся в огромном помещении ресторана.

Почему мы не вошли через парадную дверь, я никогда не узнаю, но не собираюсь задавать этот вопрос прямо сейчас. Мужчина усаживает нас и продолжает разговаривать с Йен, пока я беру меню, чтобы взглянуть.

Оно тоже на испанском.

Потрясающе.

— Переверни его, — говорит мне Йен в перерыве между разговорами с парнем, и мои щеки заливаются краской, когда я переворачиваю его и вижу меню на английском. Да, я вовсе не чувствую себя глупой.

Никогда не думала, что я не от мира сего, но, похоже, Калифорния многому меня научила.

С таким же успехом половина меню могла бы быть на другом языке, насколько я понимаю блюда. Да, определенно осознаю, насколько изолированной я была, когда жила с родителями и Трентом.

— Тебе что-нибудь приглянулось? Что-нибудь слишком острое? — Спрашивает Йен, отвлекая мое внимание от меню.

— Нет, — говорю я, качая головой. — Я никогда не пробовала ничего дикого или безумного, но я ем почти все. Спайс — это не проблема.

— Отлично, — восклицает она, прежде чем озвучить парню то, что, как я полагаю, является нашим заказом.

Думаю, меню мне все-таки не понадобилось.

Он кивает ей, прежде чем повернуться и направиться обратно на кухню, оставляя мне все внимание Йен. Что, учитывая ее супер-эмоциональность, ощущается по-настоящему интенсивно.

— Итак, новенькая, — начинает она как раз в тот момент, когда кто-то подходит к нашему столику, оставляет два стакана воды и снова исчезает. — Расскажи мне что-нибудь о себе. Я заинтригована… Особенно с учетом того, что начальство, похоже, уже так заботится о тебе.

Я неловко ерзаю на своем стуле. Именно поэтому я держусь на расстоянии от людей. Они хотят что-то узнать, но я так мало могу сказать.

— Я понятия не имею, почему они меня защищают. Мой дядя нашел мне работу. Он сказал, что дружит с боссом, а я новенькая в городе, поэтому он хотел помочь. — Ложь имеет привкус пепла на моем языке, но я не могу сказать ей правду. Особенно, когда я не знаю, почему боссы защищают меня. Я знаю, что друзья Томми помогают ему в моей ситуации, но они не знают меня. У них нет причин лично заботиться о моей безопасности.

Это странно.

Но я ничего из этого не говорю вслух.

Она смотрит на меня скептически, и я стараюсь не ерзать под ее взглядом.

— Откуда ты? Я не могу определить акцент.

— С востока, — говорю я ей. — Но я много переезжала, так что, думаю, мой акцент не совсем устоялся. — По крайней мере, это не ложь. Не совсем. Возможно, я лгала последние несколько лет, куда бы я ни пошла, но легче от этого не становилось. Это никогда не бывает приятно. — А как насчет тебя? Ты отсюда?

Она отрывисто смеется и качает головой.

— Нет, меня продали сюда подростком.

Это сказано так небрежно, что сначала я думаю, что она шутит, но потом она делает глоток своего напитка и продолжает сводить меня с ума.

— Я родом из маленькой деревни за пределами Хошимина, но когда мне было двенадцать, я поехала со школой на экскурсию, и меня забрали. Нас была целая группа. Я не буду вдаваться в подробности, но в итоге я оказалась в Штатах, где несколько лет жизнь была сущим адом, но потом меня спасли. Я работаю в Адском пейзаже шесть лет, а остальное — история. Моя история не настолько интересна.

— Позволю себе не согласиться, — выдыхаю я, совершенно сбитая с толку. — Это чертовски интересная история.

— Да, — говорит она, уголки ее губ приподнимаются. — Но для меня это не тайна.

Я делаю глоток своего напитка, пытаясь придумать, как сменить тему, но Йен прерывает мою панику.

— Все в порядке, мне тоже потребовалось время, чтобы рассказать свою историю, и ты меня едва знаешь. Но просто смотри, мы станем лучшими друзьями. Я это чувствую.