– Очнись! – рычу на него. – Я же всё сделала! Все правильно! Ты не можешь умереть! – перешла на крик в то время, как слёзы уже застилают зрение. – Ты не смеешь умереть, как он. Тебе нельзя! Ты обязан проснуться!

Совершенно мне незнакомый парень, с рассечением на виске, лежит на операционном столе и не двигается.

– Проснись уже! – вскрикнула, начав не сильно бить его по щекам, желая привести в чувства. – Борись за эту грёбанную жизнь. Даже не думай…

Душа стиснулась. Я будто вновь испытала смерть своего брата. Грудь сдавило так, что воздух перестал поступать в лёгкие. Колени стали ватные, ноги подкосились и я рухнула на пол.

– Не можешь умереть… – Все мышцы задрожали. Застывшими пальцами начала тереть лицо, глаза, сжимая волосы. Из глотки раздался протяжный рык, переходящий в вой.

Не знаю, сколько времени я провела на кафеле, стараясь придумать хоть что-то, чтобы оживить уже мёртвого человека. Сознание в тумане, перед глазами агатовая пелена скорби. Вновь нутро разрывается, вспоминая "спящее" лицо брата в гробу. На его виске виднелась зашитая рана. Близких не было. Лишь я и какие-то добрые люди, которые на когда-то накопленные средства моих родителей, раскопали для Коли могилу. Его труп уже давно сгнил. Компанию ему составляют черви да опарыши. От этой мысли с горла вырвался нервный смешок.

"Дерьмо".

Пересилив себя, села на стул. Подняв холодную ладонь мертвеца, произнесла:

– Думаю, что твой мир лучше, чем мой. – Я негромко усмехнулась, потупив взгляд. – Оживляю людей, надеясь, что когда-нибудь и сама, наконец, умру.

От сильной усталости веки сами закрываются. Мышцы расслабляются, мозг отключается. Я не заметила, как погрузилась в сон.

Темень и мрак обволакивает мой разум. Через пелену вижу маленькую девочку, сидящую за фортепиано. Её светлые волосы собраны тугой резинкой, а мятое платье свисает по обе стороны стула. Мелодия из-под пальцев льётся, проникая в душу, разрывая её на миллионы осколков. Малышка смотрит вперёд, по её щекам катятся слёзы. Впереди она видит нечто, что дробит сознание. Глаза расширены от ужаса, но она продолжает играть, смотря в окно, в котором непроглядная тьма. И лишь тусклая лампочка освещает бледное тельце. Полупрозрачная тень шныряет вокруг ребёнка, заставляя вздрагивать и стонать от непередаваемого страха. Кто-то шепчет в комнате и стонет. Девочка с силой зажмурилась, но не прекратила, успокаивая себя музыкой, пытаясь забыть разодранное, окровавленное лицо матери. Разбитого отца, висящего на руле. Крики сирен в её ушах, они громче, чем мелодия из-под пальцев.

– Мамочка! – бьётся голос в ушах сидящей малышки. Она начала играть быстрее, интенсивнее. Очи уже не видят. А тень продолжает скользить вокруг несчастной, заставляя беззвучно вопить в темноте.

В комнате послышалось назойливое пищание. Открыв глаза, обнаружила себя, лежащую головой на тыльной стороне ладони подопытного. Меня потряхивает от жутких воспоминаний, которые нахлынули на меня. Мой взгляд сразу упал на настенные часы.

"Уже десять утра".

Что-то настойчиво пищит, заставляя меня просыпаться.

Писк переходит в подёргивание, а после в слабое постукивание. Я замерла, услышав этот звук. Вскочив на ноги, сразу кинулась к аппаратам. На них видна неуверенная линия, которая иногда вздрагивает в такт с сердцем. Нутро сжалось, я опешила и застыла. Мои пальцы потянулись к экрану, обводя изгибы.

Вытащив дрожащими конечностями телефон, набрала Машу.

– Алло, – послышался сонный голос подруги.

– На мониторе… – шепчу сдавленным, полуживым тоном. – Не знаешь, куда положила свои сигареты?

– Что? Что такое? Что там? – уже проснувшись, кричит в трубку девушка.

– На… линия… – выдавливаю из себя. В горле свербит, губы пересохли. – Тут…

– Сердце забилось? Как пациент?

– Я… Я не знаю. – По коже прошла дрожь, гортань перекрыло. – Я сразу позвонила тебе.

– Боишься? – переживает Маша.

– Боюсь, что я сейчас проснусь, – отвечаю тихо, монотонно, лазая по карманам, ища пачку сигарет.

– Иди к нему. Проверь.

– Курить хочу…

– Ты чего? У тебя человек ожил! – завопила она так, что мне пришлось убрать динамик от уха. – Какой курить?

– Ладно, – выдавила из себя, всё ещё не веря, что слышу постукивания на мониторе.

Положив трубку, убрала телефон в карман.

Переведя взгляд на незнакомца, осмотрела его посвежевшее лицо, чуть пухлые розоватые губы. Глубоко вздохнув, взяла себя в руки и подошла к своему детищу.

Надев перчатки, стала обводить пальцами его тело и, осматривая, делать выводы:

– Запись. – После данной команды в комнате автоматически включается запись голоса. – 29 декабря. Трупных пятен больше нет, признаков полной смерти тоже. Пульс неровный и слабый.

Подняв палочку со стола, медленно вожу ей по телу незнакомца, иногда надавливая на различные точки.

– Чувствительности нет.

Достав из кармана маленький фонарик, раскрыла ему глаз и посветила, но зрачки никак не реагируют.

– Зрения нет.

Проверив свой эксперимент полностью, пришла к выводу:

– Все органы чувств отсутствуют. Он не может говорить, слышать, видеть и не ощущает прикосновений.

Сделав УЗИ, затряслась, будто пигалица. В груди что-то трепещет, а по венам идёт обжигающая дрожь.

– Все внутренности работают в должной мере, но с небольшими отклонениями. – Выдохнув, произнесла. – Запись окончена.

Ноги подкосились и я рухнула на стул.

– Смогла? – зашептала, осматривая мужчину. – Я смогла! – уже громче завопила. – Я смогла!!! – Внезапно отдёрнула саму себя. – Нельзя расслабляться.

Неожиданно вокруг послышался бурлящий звук, доносящийся из моего живота.

– Да, действительно. Мы с тобой когда последний раз ели? – шутливо выдохнула, обращаясь к своему эксперименту. – Ты даже дышишь самостоятельно. Так бывает?

В кабинет постучали. От этого звенящего шума встрепенулась, подскочила и кинулась к двери. Сердце стало биться так сильно, что я почувствовала, как в глотке пульсирует. Во рту появился неприятный вкус желчи.

– Что? – не открывая, произнесла я.

– Вам нужна помощь? – спросила моя помощница.

– Да, принеси еду. Я есть хочу.

– Вы откроете? – с надеждой прошептала она.

– Если уйдешь… – ухмыльнулась.

– Вы заперлись и никого не впускаете.

– Я здесь работаю и хочу кушать.

– Да, хорошо, – послышался обиженный голос девушки.

Подойдя к своему подопытному, положила руку на его запястье и, улыбаясь, воодушевленно прошептала:

– Гидролизаты белка и аминокислоты… Не лучшая еда, скажу я тебе, но надо.

Взяв иглу с катетером, ввела её ему в вену. Ни одна его мышца не сжалась от боли.

– Ничего не чувствуешь, да? – отчего-то разговариваю с ним так, будто он меня слышит.

Поставив капельницу с раствором, начала смотреть, как он капает, устремляясь в вены.

– Выжил? Почему? Почему именно ты?

В дверь вновь постучали. Подойдя к ней, открыла её и забрала поднос с едой.

– Спасибо, – сухо произнесла, закрывая её обратно на ключ.

Сев на стул возле незнакомца, начала есть, разглядывая тело мужчины. Его грудь тяжело поднимается и опускается, пронзая воздух тихим, еле заметным хрипом. Плотная чёрная щетина обрамляет его мужественное лицо, темно–каштановые волосы растрепаны.

– А если я вытащу иглы из твоего костного, спинного мозга и шеи? – рассуждаю вслух. – Или я тороплюсь…? Как ты думаешь, Подопытный?

Внезапно я ощутила дуновение, еле слышный стон, исходящий откуда-то позади меня. Нутро сдавило от какого-то непередаваемого ужаса. Резко обернувшись, увидела что-то тёмное, оно шныряет по кабинету, будто бы ища пристанище. Склизкая масса перемещается по белым стенам, оставляя пятна. Агатовая тень просочилась в вентиляцию и пропала.

Поднос с едой со звонком упал на пол. Мышцы окоченели, дыхание перекрыло. Конечности затрясло, появился тремор во всем теле. Пот бусинами покатился по лбу. Желудок скрутило от напряжения. Меня внезапно затошнило и я вырвала всё то, что съела.