Можно и не проводить дальше никаких переговоров. Сагайдачному достаточно сказать «да» или «нет». Такой прием красноречивее любых слов заявляет позицию России.

— Государь-император, — обратился ко мне Сагайдачный с изрядной озадаченностью в глазах.

— Рад, гетман, что ты решил посетить меня, — сказал я.

Петр Сагайдачный осмотрел присутствующих. Заострил свой взгляд на князе Пожарском. Наверняка, за порогами уже знают о большой победе, которую одержал воевода Пожарский. Безусловно, данный факт оказал немалое влияние на казацкое мнение. Как и то, что рядом с условно их землями воюют большие отряды кочевников.

Казаки они, конечно, вольные люди. Вот только, промышленность у них если и есть, то крайне кустарная, а жить лишь с одних набегов не так, чтобы и легко. Нужен порох, пушки, ядра — без этого сложно казаку. Кто сейчас им это продаст? Король Сигизмунд? Вишневецкие? То-то и оно, не продадут. А еще нужны инструменты, гвозди, канаты, да много чего, чтобы построить множество чаек для дальнейших набегов. Не знаю, может, это все и есть за порогами, но без внешней помощи явно не обходится.

— Государь, ты назвал меня гетманом. Что сие значит? Коли гетман как голова над войском, на это и кошевой атаман есть. Ежели гетман… — Сагайдачный искал нужные слова, а я решил его перебить, чтобы сразу расставить все точки над i.

— Я хочу видеть землю запорожского войска с Черкасами, Сечью дружественной России и под твоим управлением, — сказал я.

— Государь, только дружественную? — спросил Сагайдачный, его глаза заблестели.

Этот человек хочет власти, полной, безоговорочной. И, конечно же, он недоумевает, почему в таких условиях, которые складываются с Речью Посполитой, Крымом, я не требую верноподданичества.

— Что будет внутри твоих земель, то дело твое. Главное, чтобы казаки были православными и людоловством не занимались. Но, коли скажу, сколько и куда направить войска, то сделаешь, не сумневаясь и не спрашивая, — сказал я и взял паузу, предлагая Сагайдачному обдумать все сказанное.

Впрочем, это далеко не все, что я хотел ему предложить. Я хотел перекупить польский реестр. В том смысле, что реестровых казаков поставить себе на службу. Выбор такой: хочешь получать деньги от России, получишь, но за службу России. Ну, а если воля вольная — тебе и мать, и отец, то оставайся в низовых казаках. Вот только, где есть та самая воля? Разве казак так уж сильно волен? Он может ослушаться атамана? Так что любая воля — она ограниченная порядком и дисциплиной.

— А кто станет выбирать места, куда турку да татарву бить? Или ты, государь, замирился в крымцами? Слышал я, что Тохтамыш к тебе на поклон придет, — Сагайдачный задумался, но быстро пришел к какому-то мнению и продолжил. — Низовые будут со мной, а вот реестровые уж больно злые на тебя, государь. Много их побили.

— Ну, кто с ляхами пойдет, тот будет бит, — отвечал я с явным намеком и самому Сагайдачному. — По реестру с Лукой Мартыновичем поговоришь, там и жалованная грамотка от меня, где и какие земли даю. Знаю, что земли те не мои. Но моими стать могут.

Вот и первая угроза прозвучала. Но Петр должен понимать, что просто так ему не быть гетманом. Я решил, что пряничков хватит, можно слегка стегнуть и кнутом

— Двадцать тысяч кочевников рядом с Сечью, мое войско там же. Те воины, что только недавно разбили ляхов…- мое лицо стало строгим.

Я сделал паузу, посмотрел на князя Пожарского. Хотелось даже похулиганить и подмигнуть Дмитрию Михайловичу, но не стал этого делать.

— А что, князь Пожарский, коли нужно будет, возьмешь земли, что за порогами? — спросил я у стольного воеводы.

— Буде воля твоя, государь, я Истамбул возьму! — хвастливо сказал Пожарский.

— Так чего ты хочешь, государь? — видно было, что угрозы, пусть и прозвучавшие несколько мягко, не понравились Сагайдачному.

— Я сказал тебе, гетман. Я признаю власть твою только в унии с Россией. Живите, как хотите, но воевать вместе будем и набеги не чинить на мои земли! — сказал я и встал. — Коли не будет этого, то следует мне вспомнить, как казаки воевали, да и воюют поныне супротив моего войска. Как они кровь моих воинов лили, под Смоленском были, да с лжецом Могилевским Брянск и Стародуб грабили.

— На Сечи сила скопилась, государь, более за тридцать тысяч добрых сабель, — а вот и от Сагайдачного угроза.

— У Сигизмунда более того воинов, но толку нет. А у тебя другого случая не будет, чтобы стать над землями за порогами. Пойди выпей чаю! Совет держать нужно, — сказал я и чуть отвернул голову.

Расхотелось что-то приватных бесед вести с пока еще кошевым. Я понимал, чего он хочет: быть правителем, при этом иметь Россию спонсором без обязательств. А после? Скинут Сагайдачного, придет Барабаш, сгорят все инвестиции? А я так не хочу. Уния не должна быть личной, потому и признаю условную государственность Запорожского войска, чтобы заключать договор. Нарушат, значит и нет никакой субъектности.

Но есть у меня и иные мысли по тому, как можно удержать запорожцев в своих союзниках. Первое, это замазаться на крови. Совместные набеги, желательно, удачные. Второе, от сильного никто не бежит. Будет Россия сильной и богатой, так и все соседи будут считаться и никакие договоры не станут нарушаться. А слабого можно и пнуть, обмануть и послать по известному каждому русскому человеку маршруту. И тут какие договоры или клятвы не произноси, все едино — слаб, значит от тебя побегут.

— Государь, отчего ты с ним лаской? Недалеко от Сечи такая сила стоит, возьмем все их крепостицы! — первым высказался Андрей Андреевич Телятевский.

— Он нужен нам. Для Крыма и нужен, — отвечал я.

— Обскажи, государь, как ты мыслишь! — сказал седовласый Василий Петрович Головин.

— Война с туркай нам ни к чему. А она может быть, потому что в Крыму нужно ставить Тохтамыша и султан тому не обрадуется. Свои войска рядом держать надо, но не вмешиваться. А вот турецкие крепости пусть берут казаки. На них и будут турки злые, — я сделал паузу и посмотрел на Татищева.

Как-то сложилось, что именно Михаил Игнатьевич стал отвечать за политику на южном направлении, тогда как наказной боярин Приказа Иноземных дел, Семен Васильевич Головин, больше занимается западно-европейским направлением. Вон и к цесарцам посольство собрали.

— Дозволь, государь! — Татищев понял, что я хочу услышать его мнение, вернее, чтобы услышали остальные, так как я знаю позицию боярина.

— Скажи, Михаил Игнатьевич, — разрешил я.

— Коли турку беспокоить по городам приморским, да казаками брать крепости турецкие Аккерман, али Кефу, то урон буде великий им, но мы тут и ни при чем, будем одной рукой грозить казакам, а иной пороху да ядра давать, — говорил Татищев, прямо-таки моими словами.

Я помнил из истории, может и без особых подробностей, что при Сагайдачном и Кафу брали запорожские казаки и Синоп и Трапзунд. Да они умудрились ограбить константинопольский порт! При этом на своих чайках громили турецкие корабли. Та артиллерия, что была на османских кораблях редко попадала по юркой, но, что важнее, низкой, чайке. А потом абордаж и все, нет у турок корабля.

Подобное казаки вытворяли своими силами. А что, если к процессу подключить еще и донских казаков? Терцев? Да при государственном финансировании и строительстве стругов и тех же чаек, или кочей? Морская артиллерия уже на подходе, Пушкарская изба работает исправно. Может получиться сладить что-то вроде каракки — картечницы, которая наводила ужас на корабли в конце далекого восемнадцатого века. И тогда огневая мощь лодок казаков еще больше возрастет.

Турки будут писать нам, требовать. Но они не пойдут, не должны пойти, войной. И не сделают это уже потому, что Крым — наш. Не совсем, конечно, наш, но, тогда так: «хэштэг Тохтамышнаш». Без крымских татар туркам сложно будет нам противостоять, если, конечно, нам получится сильно сократить логистическое плечо и иметь возможность быстро реагировать большими силами на угрозу. А тут еще и Крым сепаратизм выкажет.