— Я уважаю Ваши заслуги, пан Заславский, перед Речью Посполитой и Короной, но не стоит кричать в МОЕМ кабинете! — жестко припечатал король.

— Простите, Ваше Величество! — повинился старый, заслуженный, воин, оставшийся, вместе с Любомирским, единственными командирами разгромленного под Киевом войска, уже практически не существующего войска, частью ушедшего к Мозырю, так как другие города рядом были разорены.

Именно Заславскому удалось фланговыми ударами охладить пыл московитов, которые рванули за рассеянным польско-литовским войском. Русские в итоге оттянулись на свои позиции, лишь отлавливая некоторые разрозненные отряды бывшего мощного войска под командованием погибшего Яноша Острожского.

— Знаете ли вы, паны, что русские начинают переброску пороха и некоторых конных соединений к Полоцку с юга? Еще неделя и войска там будут. Вильно обречена, — констатировал король.

Присутствующие знали эту информацию. Жолкевский понимал, что столица Великого княжества Литовского в сложнейшем положении, пусть и надеялся на то, что город выстоит. Тот фланговый удар, что он готовит, отказавшись возглавить оборону Вильно, не способен решить стратегических задач. Даже, если получится нанести русским сильный урон, перейти в контрнаступление просто невозможно. И пусть Вильно насыщено войсками, там более двенадцати тысяч защитников, русские имеют стратегическую инициативу. А еще их численность, в том числе и благодаря подкреплениям и прибывшим наемникам, почти в три раза больше, чем защитников, даже с учетом ополчения из некоторых горожан.

— Нам нужен мир, пока мы окончательно не проиграли войну, — словно бросившись в омут с головой, произнес Радзивилл.

Вот оно! Понятно, что за этим приходили, хотели, чтобы он, Сигизмунд, сказал те слова, которые стыдно озвучить самим.

— Выставляйте вопрос на рассмотрение Сейма! — сказал-отрезал король.

— Ваше Величество, это будет долго, переговоры нужно начинать уже сейчас. Вначале добиться перемирия, — продолжал Кшиштоф Радзивилл.

— А какие условия поддержит Сейм? Или вновь предлагаете мне давать свое слово, а после отказываться? — спрашивал король, на самом деле вообще не желающий участвовать в унижении.

Сигизмунд прекрасно понимал, что сейчас, согласись он начать переговоры, с ним будут разговаривать совсем по-другому. Он уже соглашался на мир, к чему это привело, известно, Сейм не согласился и начал новую авантюру. Сейчас же свалить на кого-то переговорный процесс не получится. Русский царь самолично решит вести переговоры и уже этот факт станет унизительными для Сигизмунда, учитывая то, что польский король оскорблял русского монарха, сомневаясь в его крови и праве на престол.

— Сейм устроят прежние договоренности, — произнес Радзивилл.

— А казаки? Сагайдачный в Москве! Вы, паны, понимаете, о чем он поехал договариваться? — вот тут эмоции короля все же проявились. — Новые условия московитов, кроме Риги, Динабурга, Полоцка и Витебска, будут содержать еще и переход сечевых под руку царя!

— Нужно срочно увеличить реестр казаков, — высказался Жолкевский, за что получил молчаливый, но от этого не менее информативный взгляд Залевского.

Янош Залевский понимал казаков, он рядом с ними нес свою верную и честную службу Речи Посполитой. Знал староста, что многие верные короне реестровые либо погибли, либо разочаровались в короле. Казаки, как и многие мужчины-воины, уважали силу, но они увидели слабость Короны, а еще и задержки с жалованием и с постоянным дефицитом пороха. С другой стороны, православные московиты могут предложить и службу и дружбу и звонкую монету, за которую многие казаки готовы менять своих покровителей, если только останется хотя бы призрак вольности.

— Русские взяли последнего крымского хана, вы знали об этом? — продолжал король. — Теперь казаки будут смотреть на Москву с ожиданием. Скажи царь, что нужно брать ослабленный Крым, вся сила Запорожья ринется воевать под их знаменами.

— Чтобы сделали Вы, Ваше Величество, в такой ситуации? — скрепя зубами, спросили Радзивилл.

Сигизмунд задумался. А пойдет ли шляхта на соглашения? Примет ли она все условия русских? Они могут потребовать очень многого, даже того, что нынче ими не оккупировано. Могилев? Гомель? Мозырь? Что еще?

— Молиться! — сказал король, а Радзивилл чуть не сплюнул прямо в кабинете Сигизмунда.

— Все, что Вы, король, предлагаете? — воскликнул Жолкевский.

— Да, пока именно так, паны. Вспомните войну Стефана Батория! Тогда большое войско Речи Посполитой подошло к Пскову, до того взяв многие русские крепости, отбив Полоцк. Русские выстояли. Мы еще более сильные духом. Вильно должно устоять! По крайней мере, осада обязана продлится не менее трех месяцев. Пусть они засыпают город ядрами, он должен стоять! Вот тогда и можно пробовать разговаривать. А пока, паны, созывайте Сейм! Мне нужна отмена последнего, незаконного, Пакта Конвента. Тогда я отдам свой резерв в десять тысяч воинов для одного из аргументов для переговоров. Русские поймут, что мы можем сопротивляться и пойдут на соглашения, — сказал король и отвернулся [пакта Конвента — соглашение короля и Сейма на ограничение королевской власти. Мог заключаться только перед началом правления, в АИ Сейм пошел на изменение, что нарушает порядок].

Констанция. Нужно срочно посетить жену, рассказать ей, что оказалась права. Да, это победа! Как же странно, когда победа короля зависит от поражения державы⁈ Видимо, что-то в государстве не так, если подобное возможно.

*……………*……………*

Вильно

27 мая 1609 года

Михаил Васильевич Скопин-Шуйский в сопровождении только вчера прибывшего Юрия Дмитриевича Хворостинина и своей «тени» Андрея Семеновича Алябьева, это, если не считать порядка тридцати телохранителей и трех рот рейтаров, рассматривали городские укрепления Вильно. Сейчас молодой, но уже покрывший себя славой, головной воевода русского войска, в зрительную трубу в подробностях рассматривал Субочские ворота. Это было грандиозное сооружение, весьма удачно расположенное. Так, башни ворот простреливали значительную часть стены и являлись ключевым узлом обороны крепости.

Скопин-Шуйский прекрасно понимал, что даже, если ударить в районе других ворот, без нейтрализации Субочских башен, будет сложно рассчитывать на полный успех. При штурме города резерв обоняющихся, расположенный рядом с Субочскими воротами, может оперативно реагировать на любые прорывы и атаки русских войск. Это так и было бы, если только не преимущество русских в численности войска.

— Подведем пушки — и дела не долга, — говорил Хворостинин.

Михаил Васильевич Скопин-Шуйский только с улыбкой на лице покачал головой.

Юрий Хворостинин словно переродился. Ранее, бывший хорошим исполнителем, нынче в воеводе будто проснулись качества его великого отца. Хворостинин-сын стал сыпать предложениями, выказывать свои соображения. Было видно, что он готов проявлять инициативу и расти, как военачальник.

Скопин-Шуйский даже немного заволновался. Его чин главнокомандующего мог бы предполагать сидение далеко от театра военных действий и лишь вырабатывать общую стратегию ведения войны. А молодой гениальный полководец уже не может без адреналина сражений.

— Без приступа нам не обойтись, — в очередной раз подумав, высказывался Скопин-Шуйский. — Мы правильно поступили, что начали тренировать воинов и выстроили свои стены. Приступ будет кровавый. Но, коли промедлим, то будем иметь худшее условие для мира.

— Боярин, головной воевода, — обратился к своему командиру Алябьев. — Переговоры будут?

— Каждая война закончится переговорами и миром, — наставительно отвечал головной воевода.

Два дня тому прибыло пополнение, за которое Скопин-Шуйский был очень благодарен смоленскому воеводе Михаилу Борисовичу Шеину. Головной воевода оказался неподдельно удивлен поступком смоленского воеводы. Это была, по сути, инициатива Шеина, поделиться пушками, а главное, порохом, ядрами и дробом. Именно этого крайне не хватало войску Скопина-Шуйского. Ранее пренебрежительное и негативное отношение к Шеину одномоментно изрядно прибавило смоленскому воеводе дружелюбия со стороны главнокомандующего.