Игнатов задумал начать стрелять по османам с тех позиций, но предварительно заложить бочонки с порохом, на случай, если османы массово попрут в гору мстить за своего военачальника, убить которого стало идеей-фикс для Егора. Почему-то ему казалось, что таким образом, лишь одним выстрелом, он поможет добиться полной победы над османском войском.

Полковник не прекращал наблюдать за османским военачальником ни на минуту. Игнатов боялся, что главный в этом месте осман уйдет. Вот буквально сместиться визирь шагов на пятьдесят-шестьдесят и задача сильно усложниться.

— Леший? — то ли обратился, то ли спросил Акоп Мирзоян, прибывший первым.

Он почти не участвовал в последнем бое, на участке его ответственности сипахи с янычарами не захаживали, так что русский армянин жаждал отличиться.

— Ты уже посмотрел? — спросил полковник.

— Да, — с горящими глазами выпалил ротмистр. — Это же визирь. Мы его можем убить. И при этом уйти. Но ты же уйти не захочешь?

— Ты все правильно понял. Мы можем уйти, особенно, если у дороги нас будут ждать кони и мы взорвем порох на склоне вон там, — Игнатов указал на место, где выступали скалистые породы. — Если взорвать заряды и рядом с тем местом отстреливать османов, то мы можем обрушить камнепад на турок, а сами уйдем.

Иван Кузьмич Вашихин присоединился к обсуждению через пять минут. А уже через десять минут Игнатов закруглил все разговоры.

— Мы не сомневаемся, уже сколько привели слов в пользу решения. Пять минут только себе и доказываем, что все это можно сделать. Так давайте делом займемся! — сказал Игнатов и все стрелки стали готовиться в предстоящему сражению.

Договорились и с казаками, чтобы они взяли коней и оставили их рядом с горой, но со стороны Эрзерума. Кроме того, за станичниками была задача следить, чтобы никто иной не подкрался к роте стрелков.

Скоро стрелки заняли позиции среди камней на склонах, оборудовали себе места для складирования пуль, подкопали землю малыми лопатами, которых было по три в каждом десятке. Все было готово, при этом рекордно быстро.

— Дай мне это сделать! — попросил Мирзоян. — Твое высокобл… Леший, но ты же знаешь, что я лучше стреляю, дай мне право сделать первый выстрел, я убью визиря!

Акоп Вазгенович, действительно, был лучшим стрелком. В соревнованиях в Преображенском Игнатов проиграл армянину и с немалым разрывом. Тогда Егор взял третье место. Так что правильнее было доверить первый выстрел именно Мирзояну.

— Ваша! — обратился Егор к ротмистру Вашихину по позывному. — Мы приблизимся, но потом придется бежать. На тебе наше прикрытие.

Через десять минут Игнатов с десятком, Мирзоян с другим десятком стрелков, взяли на прицелы османский командный состав. Расстояние было чуть более четырехсот шагов, а от ближайших османских воинов не более ста шагов. Но было принято решение, не бахвалится, а стрелять с расстояния гарантированного поражения, потому и максимально приблизились. То количество воинов, что сейчас было рядом с русскими стрелками не превышало пятисот воинов и то большинством конные, на которых в гору не заедешь. Потому шансы удрать, при том под прикрытием роты стрелков, были осязаемые.

Два русских воина переглянулись… Один воин был наполовину то ли татарин, то ли нагаец, второй и вовсе армянином. Но они — русские. И один русский кивнул другому.

Прошло еще тридцать секунд, когда Акоп Мирзоян перестал водить стволом винтовки, замер, набрал воздуха и плавно отжал жесткий спусковой крючок.

Голова визиря Куюджу Мурата-паши разорвалась, словно спелый арбуз. Разлетающиеся осколки черепной коробки османского военачальника успели проделать царапину на щеке его заместителя, когда и он был сражен, правда в живот. Это Игнатов не захотел рисковать и целится в голову, туловище всяко мишень удобнее.

— Мудрейшего убили! — раздался истошный крик одного из слуг визиря.

Состоялись еще почти два десятка выстрелов и почти все попали в цель. Не успевшие осознать, что происходит и что уже произошло, османы не менее двух минут ничего организованного осуществить не смогли. За это время двадцать лучших стрелков в мире уничтожили три десятка врагов, почти что весь командный состав, кроме только что командиров нескольких турецких дивизий, которые сейчас уже почти прорвали оборону русских и находились в атакующих порядках своих войск.

Как только полковник Игнатов понял, что турки приходят в себя и уже раздаются приказы отдельным группам османских воинов, Егор приказал уходить.

Первые десять стрелков убегали в сторону позиций стрелковой роты, когда другие десять стреляли. Потом менялись. Пусть перезарядка и была уже достаточно быстрым делом, но не настолько, чтобы сразу же стрелять, поэтому, как только стало понятно, что турки догоняют, все стрелки ускорились, не думая перезаряжаться, и продемонстрировали отличные физические данные. Через триста метров по преследователям открыли огонь залегающие на склоне русские воины.

— Турки сошли с ума! — говорил ротмистр Вашихин, когда наблюдал, как ползут османы вверх по склону, не считаясь ни с какими потерями.

Уже сто, двести человек расстреляли, но османские воины, видимо одурманенные жаждой мести, стремились добраться хоть до одного русского. Уже шел дождь и склон стал невыносимо скользким, но османов это не останавливало.

— Это они что решили, чтобы у нас пули закончились, а после ятаганами взять? — скорее всего сам себе сказал Игнатов.

У каждого бойца было перед боем сто пуль с нарезами. Это количество боеприпаса считалось избыточным, так, на всякий случай брали. Сейчас Игнатов так не считал, напротив, он уже стал бояться, что не хватит боеприпаса. И чего раньше: пуль или пороха — вопрос.

— Господи-Вседержитель! — воскликнул Егор, когда быстро весь склон заполонялся османскими воинами.

Их, янычар, спешившихся сипахов, акынджи, было более тысячи.

— Гранаты товьсь! — скомандовал Егор Игнатов и тихо добавим. — Вот и их испытаем.

Гранат было мало, у каждого воина только по одной, и это было еще одно новшество, которое нужно было испытать в бою. И вот он, случай. Сейчас воины достают гранату, чиркают трут и чуть выжидают. Почти сорок секунд прогорает фитиль, но нужно самому воину смотреть, все по разному и технология изготовления не отработана. А такое большое время горения фитиля было связано с тем, что воины не обучены метанию гранат и уже были несчастные случаи.

— Кидай! — прокричал Игнатов и сам запустил свой кругляш в сторону врага.

Хорошо, что русские находились выше по склону, иначе получилось бы самоубийство. Один воин выронил гранату и та быстро скатилась, потому не было жертв, но горе-метатель получил серьезную контузию.

Более ста гранат разрывались, унося с собой и жизни людей и желание противника продолжать сопротивление. Осколки не всегда разили, но было и такое, что от неожиданности или легкой контузии, османский воин спотыкался и кубарем сваливался вниз. И в это время стрелок уже целился в того, кто остался на ногах.

Штурм горы был отбит и Игнатов в оптический прицел видел, что собирается еще не менее двух тысяч османов для нового штурма. В этот момент предательская мысль посетила полковника, но он ее отмел. Две тысячи реально отбить, тем более, что еще не было взрыва каменистой породы и камнепада.

Прошли пятнадцать минут, а штурма все нет и нет, полчаса. Игнатов даже ощутил чувство голода, отходя от боя. Он бы и поспал. И вот…

— Братцы! Гусария наша, русская! Но откуда? — кричал, словно ребенок Игнатов, а ему вторили стрелки, которые были с оптическими прицелами.

Уже скоро на склоне горы послышалось громогласное «Ура!», когда стало понятно, что пришла подмога, наша, русская. А еще персы, наконец вступили в бой. И османы бегут, сломя голову, спотыкаясь и калечась.

— Ваша, беги к нашим казачкам, скажи, что могут начинать резвиться. Турка побежал, а казаки дюже добре умеют их ловить, не мне ли знать об этом, — сказал Егор, облокачиваясь о камень и ловя лицом капли дождя.