Сергей показал Сиверу нож и ловким броском метнул его в снег под ноги охотнику.

– Когда? – спросил он.

– Сегодня ночью. Возле реки, – глухо ответил Сивер.

Сергей кивнул и отправился в Монастырь. Теперь он знал точное место встречи. Не зря Влада приводила его на берег Кривды в конце прошлой осени. Но сегодняшнее свидание обещало стать ещё ближе.

Смеркалось. Небесная хмарь потемнела, воздух обжигающе выяснил. Дневной «тридцатник» сменился «сороковником», и мороз обещал опуститься сильнее. Зима шла к своему завершению, но людям ещё долго не греться под лучами весны.

Каждый год в оседлых общинах кто-нибудь замерзал, неверно рассчитав топливо. Иногда сами избы не выдержали холодов, лопались окна, стужа прокрадывалась в мельчайшие щели, в погребах заканчивались припасы. На взрослых мужчин и женщин можно было смотреть, как на доказавших своё право на жизнь. Только сильные переживали Долгую Зиму, только сильные могли сохранить тепло и продолжить свой род.

Сергею тоже хотелось быть сильным. Больше всего на свете он желал защитить свою семью от подземников. Он был готов принести себя в жертву, только бы оградить близких от Навьей мести.

На его шее висел маленький крестик – символ веры последний год оберегал его на новом пути. Он клялся никогда больше не вспоминать прошлого, но сегодня волей-неволей придётся заглянуть в глаза Волку.

Готовясь к встрече, Сергей извлёк спрятанный в доме свёрток. Внутри промасленного куска ткани хранился украшенный рунами карабин. При одном имени заговорённого оружия становилось теплее. Но сегодня Сергей не возьмёт Смагу к реке, ведь он встречается не для убийства, а чтобы договариваться о мире.

Возле карабина лежал амулет – металлическое солнце с извивающимися лучами. На стальном ободке заботливой рукой выведены заветные руны. Сергей положил оберег на ладонь, он вспомнил тоску в глазах матери. Хоть медальон предназначался совсем не ему, но остался с Сергеем, как напоминание.

Ярило могло защитить от колдовства. Сергей решил надеть его, но постарался, чтобы оберег не касался крестика: ни к чему смешивать прошлое с новой жизнью. Быть может Сергей лишь внушил себе это, но стоило ему надеть оберег, как по груди разлилось согревающее тепло.

*************

В объятиях мороза ощущалась лишь смерть, тишина и тоска – вот владения Мары. Сергей знал, при свете солнца Влада не выйдет из нор. Она и вправду изменилась, стала осторожна, как раненый зверь. Отказавшись от дороги охотницы, Влада выбрала новый путь – дорогу ведуньи. Сергей слишком поздно осознал это, хотя стоило насторожиться, когда она срезала косу и отказалась тем самым от частицы души. Теперь же простые слова могли не утихомирить её. Своего одиночества Влада никому не прощала.

Пробираясь в сугробах, Сергей плотнее кутался в шубу. Адский холод заставил спрятать лицо в меховой воротник. Кривду давно сковал толстый лёд, по нему свободно пройдёшь на тот брег. На месте назначенной встречи рассыпались чёрные валуны, укрытые шапками снега. Один расчищен, как скамья для единственной гостьи. И она была здесь.

Влада сидела, кутаясь в тёплую шубу, хотя светловолосая голова непокрыта. Казалось, ночной холод её не тревожил. Голубые глаза сверкнули в свете чистой луны. Она пришла в одиночестве: Сергей бы почуял рядом Навьих охотников. Он подошёл ближе и остановился в пяти шагах от чёрного камня.

– Серко… пришёл, – тихие слова Влады сорвались с губ и растворились вместе с дыханьем.

– Трудно в доме сидеть, когда ожидаешь расправы, – Сергей глядел исподлобья, словно видел причину всех своих нынешних бед. – Ты позволила злобе охватить разум, столько крови пролила. Зачем? Неужели не можешь оставить меня в покое и просто забыть? Или до такой степени ненавидишь род христианский, что готова резать младенцев, только бы своих богов выше Единого Бога поставить?

– Да о чём ты говоришь! – по щекам Влады внезапно покатились слёзы и застыли у неё на лице. Отправляясь на встречу с Волчицей, Сергей никак не ожидал увидеть перед собой её слабость и оторопел.

– Ты же ничего не знаешь, Серко! Как ушёл, так не ведаешь, что с родом твоим происходит!

Дурные предчувствия ворвались в сердце Сергея с нарастающей силой.

– Что с матерью? – не сдержался он.

– Умерла. Погибла под первым снегом, – растирала лицо и плакала Влада. – На один день мы с тобой задержались, на одну ночь… и всё из-за крестианцев!

– Нет, не из-за них! Ты сама виновата! – вести о смерти матери обрушились на Сергея, как снег. Он думал, что Мать-Волчица жива. Пусть ненавидит его, пусть хочет наказать его, но жива! Душу скрутило скорбью, ещё одна часть прежней жизни обрушилась.

– Виноватая я, и больно мне, Серко, каюсь! – спрятала лицо Влада в ладонях и искренне делилась с ним болью. Сергей подошёл ещё ближе. Злость будто растаяла. Ему не хотелось видеть её горькие слёзы, ведь Влада по-прежнему была ему дорога.

– В роду меня прокляли, держат хуже чернушки. Это они тебе послание отправили, чтобы встречей меня ещё раз помучить! А ты говоришь, что я мести хочу? Да я же страдаю!

– А как же отец, как же дед и ведунья? Неужели они за тебя не заступились? – Сергей схватил Владу за плечи.

– Никого рядом со мной теперь не осталось. Только Девятитрава, да и та при смерти. Быть может, до следующей Зимы не дотянет. Нет сил у неё оградить меня от унижений и гнева целого рода.

– Как же ты живёшь теперь? Неужто после такого позора хочешь остаться в племени? Пойдём со мной, вместе! В христианской общине тебя примут, если с чистым сердцем покаешься, всё расскажешь им и окрестишься и новую жизнь начнёшь, вдали от проклятой Нави.

Влада вздрогнула и подняла настороженный взгляд. С её губ слетел недоверчивый вздох.

– Да разве примут меня такую? Нет судьбы мне идти с крестианцами. Но с тобой мы едины. Ты и я – опора друг другу: клятвами связаны, кровью повенчаны. Если бы ты со мной к роду вернулся и наказал всех, кто меня обижает... а после мы вместе поведём племя и тогда нашей силы никому не сломить. Зимний Волк, слившийся воедино, любого другого Духа надвое перекусит.

Сергей ощутил, как сжимается сердце. Он хотел защитить Владу и прямо сейчас вспомнил их давнишние клятвы. Он не мог допустить, чтоб её обижали сородичи. Кровь закипела, призывая с жаром того, кто давно спал в душе. От одного имени Зимнего Зверя хотелось резать язык, испить силу и сорваться в безумие ярости! Но было ещё кое-что, что удерживало Сергея: хрупкая рука Веры, их новорождённая дочь и росший под его опекой Егорка. Он не мог бросить их и уйти к прежней жизни. Слишком дорого заплатил он за дорогу, отмеченную крестом.

– Прости, Влада. Не могу я вернуться.

– Не можешь? Наверное, из-за ребёнка. Неужто крестианка выжила и родила? – голос Влады заледенел. Сергей этого не заметил.

– Раньше срока и тяжело. Вера сильно испугана «подарком» от племени и очень слаба. Но, хвала Господу, выжила.

Глаза Влады забегали, она спешно обдумывала известия.

– Не стоит тебе за неё держаться, Серёжа. У крестианки есть младенец, и что? Не велика честь в младенце… – Влада скинула руку Сергея с плеча, поднялась с камня и распахнула шубу.

– Я сама тебе рожу.

Сергей отшатнулся. Взгляд его никак не мог оторваться от большого живота Влады. Она уже донашивала ребёнка.

– Чего уставился? Или вдруг страшно стало! – лязгнула она зубами.

– Это мой?.. – сам своего голоса не узнал Сергей.

– А ты думаешь я каждого кобеля к себе приваживаю?! – рассвирепела она. Из голоса Влады испарилась всякая напускная печаль. – Это твой ребёнок, Серко. Ночь со мной ты забыть, верно, пытаешься, а она вот где осталась! Внутри моего чрева созревает твой сын и час его близок. Сильнее его не будет охотника в Явьем мире. Само будущее запылает, когда он родится. Две наших души в нём сольются, и Зимний Волк получит то, чего жаждал. Наше дитя для великих дел предназначено, ему нужен отец.

Взгляд Влады острым атамом терзал душу Сергея. Сначала она лишь играла с ним, приправляя ложь крупицами правды.