– Ты врала мне про мать! И сейчас, наверное, врёшь про ребёнка!
– Я ненавижу ложь! – рявкнула Влада и неожиданно рассмеялась ему в лицо. – Но ты знаешь, что я люблю игры. Да, могу врать другим, представляться, но не тебе Серко. Не тебе! С тобой я играю особо: выматываю тебе душу истинной. Как легко ты поверил, что родные твои оказались хуже диких зверей, потому что крестианцы научили тебя думать плохо о Нави. Но, чего же бояться? Я веду род, и никто поперёк мне не смеет слова сказать!
Взгляд Влады неожиданно потускнел, злая весёлость рассеялась.
– Но наша мать мертва – погибла, когда защищала племя от Виичей. Сказальцы покинули Навь: старик умер, наш отец отправился странствовать. Девятитрава тяжко больна, время её приходит. Но есть то, что останется с нами…
Влада огладила круглый живот.
– Это твой сын, Серко. Он – ключ от моего проклятия, но и погибель для многих. Без тебя наш ребёнок пойдёт по залитому кровью пути. Пока я гадаю ему на будущее при помощи рун, и гадания кричат мне о нарастающем пламени. Но когда сын родится, его дорога закроется от гаданий. Потому мы должны быть вместе, Серко. Нашему ребёнку нужны мать и отец, с духом Зимнего Волка, две его половины. Одной мне Зимнего Зверя не обуздать, случится беда.
Сергей молчал. Сжимал кулаки и отступал прочь от Влады. Она не вытерпела и бросилась к нему, чтоб обнять.
– Не уходи, не бросай меня одну, братик, мне страшно! Предназначенного боюсь, боюсь того, кто во мне созревает. Только вдвоём мы с сыном справимся, удержим его от ошибок. Все знания приложу, всю ворожбу, которой Девятитрава меня научила, огнём и железом направлю. Но ты нужен, Серко! Воспитай сына, подчини его силой, пока я сдерживаю горячую душу!
– Если ты так страшишься его, так избавься, – обронил тихо Сергей. Влада испуганно выдохнула и отпрянула прочь. Лицо её побелело.
– Ты… как ты смеешь! Никогда я не погублю нашего родного ребёнка! Это великая сила для Нави. И я стану матерью! Любого зубами порву за его слезинку! И тебя изведу, и твою семью не помилую.
– Влада, остановись! Ты начинаешь войну, в которой многих погубишь. Я не отдам тебе на растерзание христиан, тоже встану на защиту близких, как и ты встаёшь ради сына. Я выбрал свой путь и от света не отвернусь.
– Зачем тогда пришёл? – Влада запахнула шубу и отступила от Сергея. – Неужто соскучился?
– Хочу нас сохранить, и всё, что нам дорого. Потому предлагаю заключить договор на крови.
В глазах Влады сверкнули лукавые искорки.
– Договор? Интересно. Пожалуй, эта игра лучше прежней. Ты вырос с подземниками и условия знаешь: никто из общины не переселится и чужаков к себе не возьмёт. Все люди на нашем счету – мы вас не тронем. Но если голодно станет – явимся за вашими жизнями и сопротивляться вы не посмеете – вот цена договора!
Сергей задумался. Влада надменно сверила его торжествующим взглядом.
– Нет, такие условия христиан не устроят, – отказался Сергей. – Монастырь – не деревня в четыре двора, а большая община. Предлагаю другой договор: мы не трогаем вас, вы людей больше не режете. Больше никаких набегов на Монастырь, больше никакой крови!
– Мы не согласны! – разразилась смехом Влада. – Навь не боится оседлышей, а вы в страхе дрожите по избам. Сила нынче за нами, а не за крестианцами!
– Лжешь, – холодно ответил Сергей. – Вы одни, а людей много.
Лицо Влады застыло. Не позволив ей возразить, Сергей продолжал.
– Если не согласишься и будет война, я соберу язычников и христиан против Нави. Придёт Китеж, Чудь, даже Крода откликнется. Может быть Аруч и Дом вместе с ними. Ты знаешь, какая мощь теперь за людьми.
Влада хищно глядела на него исподлобья.
– Не рассчитывай, что сможете спрятаться в норах, – твёрдо чеканил Сергей. – Я знаю про подземелья всё, где у вашего логова тонко. Помнишь кладбище летающих кораблей?
Она не ответила.
– Не все бочки с отравой сгорели. Крестианцы остатки к себе привезли, ещё до сильных морозов. Яд кличут новогептилом. Когда он горит, всё живое вокруг умирает.
– Ты не посмеешь! – не выдержала и прошипела Волчица. – Забыл? Мы твои родичи! Ты с нами рос, в глаза нам глядел, клятвы давал, любил у костра. Как ты смеешь!
– Посмею! – рявкнул Сергей. – Не я первый кровь пролил, не я войну начал, я должен её остановить! Хочешь силой померяться? Померяемся! Но прими договор, и никто не погибнет, ты сама ничего не потеряешь.
Между ними загудела ночь. Раздавалось лишь обжигаемое морозом дыхание. Опустив бусую голову, Влада думала.
– Хорошо, Серко, так и быть, – наконец поднялись её голубые глаза. – Пока я в силах сдерживать род – резни и набегов не будет, но только на Монастырь. Кто из оседлых за стены сунется, тот наша добыча. И я потребую от тебя ещё одну вещь, без которой никогда не соглашусь на условия.
– Говори.
– Когда наш ребёнок родится и возмужает, ты исполнишь долг перед сыном и выполнишь одно любое его желание – беспрекословно и без всякой трусости.
– И что же он пожелает?
– Время покажет. Думаю, захочет убить тебя, – без тени улыбки сказала Влада.
Она вытащила из-под шубы клинок, рукоятку которого увенчивала фигурная голова волка. Такого ножа у неё Сергей прежде не видел. Когда шуба Влады раскрылась, он заметил у неё на груди оберег из винтовочной гильзы, покрытой знакомыми с детства узорами. Влада заметила, как он смотрит, и подхватила гильзу рукой.
– Сняла с тебя в ту самую ночь. Оберег матери – цепь, которая сдерживала твоего Волка. Но он дорог мне, не проси – не отдам.
В ответ Серко достал с груди медальон в виде солнца. На глазах Влады блеснули честные слёзы.
– Хорошо мы с тобой обменялись, будем вечно помнить друг друга и нашу мать не забудем. Она похоронена под высоким курганом возле старого логова. Если хочешь – приди навестить. Она так ждала тебя! Так ждала! В свой последний час про тебя всё расспрашивала. А я ничего не могла ответить ей, не смогла рассказать, что мой брат от родных отказался и меня бросил в дороге.
К горлу Сергея подкатил ком. Сегодня он пришёл к Владе, как ко врагу, позабыв, что они родня, очень близкая. Если бы не ужасное предательство и кровосмешение, кто знает, как могла бы повернуться судьба. Они могли сейчас вместе планировать нападение на Монастырь, а не стоять по разным берегам жизни.
Влада рассекла свою руку ножом и протянула окровавленную ладонь. Сергей принял клинок, но лезвие слишком больно обожгло кожу. Будучи Навьим охотником, он не раз бывал ранен, но этот нож терзал не одну плоть, казалось, он резал душу.
Сергей вытерпел боль, они крепко пожали ладони и кровью скрепили договор между Навью и Монастырём.
– Навь, черта и община.
– Община, черта и Навь, – повторил он за Владой и хотел отнять руку, но она его к себе притянула. Её глаза холодно блеснули в ночи, как у завидевшей добычу волчицы. Рука крепче стиснула рану, будто желая пропитать её кровью лучше.
– Надеюсь, жена твоя, Вера, гребень не трогала?
Сердце Сергея пропустило удар. Влада нагло ухмылялась.
– Такое сильное проклятие я снять не смогу.
Сергей схватил её за ворот шубы и зарычал.
– Как ты её прокляла?! Какое зло на гребень наговорила?!
– Не по нынешней вере тебе колдовства бояться. Вас крест защищает, так чего же ты испугался? – мстительно рассмеялась Влада. – Однако же… если детей у крестианки больше не будет, а первого ребёночка она в колыбели задушит, так ты не удивляйся – ей страшно и мерзко любить тебя.
– Лжешь! – в отчаянье вскрикнул Сергей.
– Я ненавижу ложь.
*************
Сергей оставил хохочущую Владу на берегу и, не чувствуя мороза, добежал до общины. Договор на крови заключён, но страх ледяными тисками сжимал ему сердце. Среди туманящего голову жара он не заметил, как внутри пробуждается Зверь: чужая кровь проникла в порез и заставила Волка голодно взвыть.
Он споткнулся на заметённой дороге, дыхание захлебнулось от прилива неожиданной ярости. Перед глазами всплыл образ родных и немного ослабил хватку Зимнего Духа. Маленький Егорка – Сергей любил его и воспитывал как приёмного сына. Новорождённая Женя – он поклялся её защищать. Вера – самый дорогой человек, кто приняла его со всеми грехами. Вера. Вера! Вера!!! Зверь вырвался на свободу, обезумев от кровавых наветов родной половины.