– Если раствор останется, выкинешь лопатой на землю, чтобы не застыл. Его потом трудно выбивать…

Это бригадир дал указание, исчез, а работа пошла быстрее. Изоляция на стеновые блоки поклеена, теперь её надо защитить кирпичной кладкой, чтобы при засыпке не повредилась. Дело не сложное, но торопиться надо, так как крутой откос вот-вот норовит сам засыпать этот неудобный выступ туннеля. А начальство не дремлет, заставит откапывать незащищённый участок и делать кладку. Это лишняя работа, лишнее время. Время – деньги. А работа – сдельная…

Вспомнился почему-то вчерашний день. Первый день практики. Стоя на этом же откосе, но метров на двадцать в сторону, они кидали на перекрытие туннеля рулоны гидростеклоизола. Один рулон попался очень тяжёлый. Игорь чувствовал, что не докинет его до крышки. Но всё-таки кинул. И рулон по небольшой дуге ушёл вниз и навеки сгинул в глине. Цена рулона – его дневная зарплата. Вспомнилось лицо стоявшего рядом сменного инженера. Игорь мог проработать с ним ещё сто лет, но тогда за несколько секунд он понял, что тот за человек, и инженер его понял. Они посмотрели друг другу в глаза и как будто рассказали о себе всё. После таких взглядов людям уже просто не о чем говорить. Словно они прожили на необитаемом острове много лет, наговорились до того, что уже затылком, с закрытыми глазами угадывают слова и мысли собеседника.

Но сменного сегодня не было…

Кусачки-бокорезы он нашёл вечером, когда метростроевцы закончили работу и ушли домой. Они с ребятами играли около строящихся туннелей, и там, на плитах, он их увидел. Чёрные, с неизолированными ручками. В них было что-то притягательное, а не просто инструмент. Они до сих пор у него. «Живы». А прошло уже двадцать лет. Мог ли он, глядя на этих рабочих, прокладывающих поблизости от его дома метро, представить, что сам станет метростроевцем?! Стал. А тогда с пацанами резвились на недостроенных туннелях, прыгали с них на песчаные откосы. Сердце замирало от этих сумасшедших полётов. И ждали. Ждали, когда метро будет построено. Хотя оно так изменило места их привычных игр! Места его детства…

Надо вырываться! Во что бы то ни стало! Ещё полметра – и всё… Его засыплет, зальёт этой жидкой грязью. И ног уже не чувствуется. Ниже колен. И давит на всё тело, как в тисках. Первые минуты этого не ощущалось. Но постоянное равномерное давление даёт о себе знать. И холодно. Рукавицы намокли и выброшены. Руки замёрзли. Пальцы и ладони. Вегетососудистая дистония – вспомнилось название замысловатого заболевания. Если бы здесь было солнце, то было бы тепло и рукам. Но оно светит и греет через туннель на этот мирный и смертельный откос. А он в тени. Не отстраняя руки от защитной кладки, Игорь повернул голову и посмотрел вверх. По краю откоса вышагивала ворона. Остановилась, заметила его, человека, и уставилась удивлённым глазом. Стало страшно, что под её весом обрушится эта глыба. Так и смотрели: он – на неё, она – на человека.

Игорь взял кусок глины и кое-как кинул. Промахнулся. Ворона нехотя отошла от края. Даже не испугалась. Пришла мысль, что она выжидает. Ждёт…

Он наклонился за очередным шлакоблоком, когда сверху ухнуло. Почти бесшумно. Если бы порода оказалась твёрдой, то его бы покалечило, поломало. Но это был поток грязи. Она бы растеклась, но течь ей некуда. Здесь находился выступ. И она поймала человека в свои объятия. Залила сразу до пояса.

Сначала Игорь думал, что выберется без труда, и мысли о смерти и жизни не приходили. Он попытался выдернуть ноги, но не получилось. Наклонялся вперёд и в стороны, чтобы сдвинуться с места. И снова безрезультатно. Хотел вытащить ноги из сапог, оставив эту «жертву» потоку грязи, но ноги в резиновых сапогах сидели твёрдо. А сапоги были словно привинчены к земле. Вот тогда к нему и пришёл первый испуг. Он знал, что следом должен прийти и страх, ждал его и не верил в него…

«…Руки у него вскинулись кверху – по крайней мере он хотел их вскинуть, – пальцы согнулись, как когти, но схватили пустоту. Для быстрых и уверенных движений нужна сила, а силы у него не было».

Прошло ещё с полчаса. Остатки снега на откосе дотаивали. Грязь постепенно поднималась к груди. Послышались голоса. По ту сторону туннеля. Игорь попытался крикнуть, но получилось очень слабо. Хрипел. Через полминуты голоса стихли. Даже не разобрал – мужские или женские. Значит, спасение не придёт. Надежда только на себя. И стал опять пытаться выбраться. Грязным сделалось уже всё лицо. Сдёрнул подшлемник и им вытерся. Отбросил в сторону. Со злостью и на себя, и на ребят из бригады. Что они сейчас делают? Может, уже ушли? Нет. Не может быть. Должны в конце рабочего дня проверить его, новичка, «молодого». Должны. Обязательно должны. Бригадир-то должен! Значит, надо ждать. И опять взгляд на откос. Кто придёт первым: бригадир или смерть?..

Зачем он ушёл с прежней работы? Да, зарплата в два раза меньше. Ну и что? Ходил бы себе с отвёрткой да лампы перегоревшие менял. Нет, «занесло», как говорила мама. За романтикой! В Метрострой! Чтобы вот так засыпало, завалило… Нашёл приключение на свою задницу! Опять же, мамино выражение.

Но нельзя, нельзя так думать! Ты же человек. Для чего ты родился? Для чего-то всё-таки родился. А засыпать тебя уже засыпало. В детстве. Снегом. Когда прыгнул с откоса оврага. И увяз. По шею. Если бы снега было больше, ушёл бы весь… С головой. Хорошо, что оказался не один. С сестрой и её подружками. Откопали. Еле-еле. За два часа. И тонул однажды. Было страшно. Очень. Страшнее, чем сейчас. Страшнее?.. Проклятие! Когда это кончится?! Скорее бы. Бригадира, наверное, посадят…

Грязь поднялась до подмышек. Игорь положил руки сверху неё и так застыл. Уже не смотрел на откос. Зачем? Наступило состояние полной апатии, когда не понимаешь, что происходит, ты это или не ты. Солнце пекло, как летом. Стало почему-то жалко, что лето пройдёт, а он, Игорь, так и не позагорает. Каждый год он загорал до полной коричневости кожи. Считал это чуть ли не обязательной летней программой. Так нестерпимо захотелось последний раз раздеться и полежать на солнце, поиграть в футбол в одних трусах.

Стало жалко себя. Игорь закрыл глаза, чтобы сдержать слёзы. Заставил себя забыть про жалость. Пришла мысль о маме. Он стиснул зубы и попытался вспомнить прошлое…

Они переехали в многоэтажный кирпичный дом, где сейчас жили, когда вокруг была ещё деревня. Настоящая деревня. Окраина Москвы. Пошёл в школу и в четвёртом или в пятом классе впервые влюбился. По-детски, но сильно. Она была очень красивая. У неё была подружка, и с ними два их приятеля, мальчика. Так и гуляли постоянно вчетвером. А Игорь им завидовал. Однажды на школьной площадке видел, как они все целовались. Считались, и на кого выпадало, те двое целовались. Он и она. Через кепку… Девчонки при этом смущались и кокетничали, но продолжали играть.

Она ему снилась несколько лет.

Встретил её два года назад. Случайно. В магазине. Не узнала…

Вверху кто-то закричал. Что крикнули – не разберёшь. Игорь отреагировал на голос. Поднял голову. Узнал, кажется, Палыча. Почему-то у того перепуганное лицо. Или так показалось? Потом сверху стали опускаться стропы с крюками. Палыч стоял во весь рост и что-то показывал рукой. А, это он крановщику, догадался Игорь и только сейчас услышал работающий двигатель. Сразу пропала пелена и пришла ясность. Надо хвататься за стропы или за крюк! Палыч подсказывает и руководит невидимым крановщиком.

«Вира!..»

Голые руки скользят по стропам…

Надо ухватиться за крюк!..

Сорвалось!..

Ещё раз!..

Когда кажется, что тянущая вверх сила готова разорвать тело, Игорь разжимает пальцы…