Рощин слышал, что американцы, а затем и китайцы, якобы, стали выпускать системы трипольного слежения, схожие с его оборудованием. Каким-то образом, обойдя патенты «Филипса». Но только от Минина он узнал, что это за системы. Он долго смеялся, узнав, как был удивлен Минин, когда разобрав «самый совершенный китайский продукт», нашел в нем «морально старый» датчик Рощина. «Никому еще не удалось его скопировать! Ибо это невозможно, даже мне самому…» – восклицал пьяный Рощин в такси по пути домой.
Рощин, несмотря на влитые литры виски, сразу уяснил желание Минина получить возмещение «откуда-нибудь» за купленный китайский комплект и время убитое на его «настройку». Однако, он отказался «участвовать в заговоре против китайцев, какие бы они не были плохие». «Пойми,– горячо продолжал он – завод, да, вообще, вся Поволжская ОЭЗ, не будет защищать интересы ни мои, ни, тем более, физического лица, перед китайской фабрикой в таком щекотливом вопросе, как поставка санкционных товаров..”
Видя сконфуженный вид Минина, Рощин продолжил: «Но завод может сам продать тебе рабочий комплект 3Дэ слежения. Даже без моей протекции. О ценообразовании данного вопроса, я не могу ничего тебе сказать – заводу принадлежит оборудование, а права на технологию я давно продал. Теперь – я всего лишь пенсионер. Но я могу тебя уверить, что ты справишься с настройкой комплекта сам, коли уж с китайским разобрался..».
На том и порешили.
Отложив официальные рабочие дела, также требующие внимания, Рощин, на следующий день, опять заявился к прежнему специалисту с просьбой продать комплект 3Дэ слежения. И опять подношение в виде коробочки турецких сладостей предопределила его преждевременный отказ, как «давно не изготавливаемого оборудования». Он предложил Минину оформить Заявление на приобретение и ждать «официальный ответ, в виде исключения – всего пару дней».
«Ок», – размышлял Минин, – «Я как раз смогу уладить вопросы по командировке».
Однако, командировочный вопрос с поставкой биоматериалов в Самаре, он не смог решить. Таможенный орган Пов ОЭЗ РФ тянул с официальным ответом о причинах задержки поставок, но на словах, сообщили: фактически институт делает поставки «китайской» продукции, что подлежит иному налогообложению и таможенному оформлению, как продуктов вне ОЭЗ РФ. Минин предложил продолжить поставки через Казахстан по серым схемам, через посредническую контору в «Казахии» (офшорная зона Казахстана, созданная специально для клиентов из РФ), таможня которой менее щепетильна к товарам из Дв ОЭЗ.
После совещания, Минина срочно вызвали «домой» и ответ от Завода он получил уже в аэропорту Самары. Завод готов был, продать «единственно оставшийся» комплект оборудования по цене эквивалентной 15 тысячам американских долларов. Конечно, эта цена была фантастически дорогой для «физика» РФ. Минин созвонился с Рощиным и тот ему подтвердил ценник. Якобы – это минимальная цена применительно к «мирового уровня продукту». Что-то подсказывало Минину, что Рощин явно имеет влияние, если не прямое регулирование цены фактически своего продукта и оценивал финансовые возможности Минина. Поэтому он постарался высоко эмоционально передать свое негативное отношение к «предложению». Заодно он предложил обменять свой имеющийся у него комплект китайского оборудования на Рощинский. Рощин же ответил, что у Минина комплект «дохлый», а у завода «работающий» – не равноценный обмен. Минин сразу смекнул, что Рощин «контролирует и заинтересован в сделке» и привел свой, ранее им обдуманный, вариант обмена. Он сказал Рощину, что имеющиеся у него датчик – не привязан к лаборатории завода и может передавать данные в свободный интернет, что увеличивает его стоимость в разы. Рощин, сказал, что это не возможно, но он передаст заводу «мнение клиента».
В аэропорту Самары, при оформлении на вылет, Минину отказали в провозе «санкционного оборудования» и ему обошелся в круглую сумму возврат “по-тихому” его датчика обратно из таможенного плена. Как пояснил, явно довольный полученной суммой сотрудник таможни: «ввозить можно, вывозить – нет». Заодно он сообщил, что обычно такие детали вывозят автотранспортом, якобы на дорожных постах легко можно его «протащить» завернув в коробку от авто деталей с чеком.
Если бы это были козни Рощина или заводчан, – датчик бы точно не вернули и еще бы оформили весьма неприятное для госслужащего административное дело. Минину повезло откупиться, хотя и пришлось из-за нехватки времени, срочно сдавать датчик в отделение хранения багажа, чтобы не опоздать на рейс.
Через неделю, специалист Самарского завода позвонил Минину и стал интересоваться у него списком китайского оборудования и деталями «научного» поиска его настроек, который произвел Минин. А еще через день, он передал, что Завод готов, анонимно и без договоров, обменять имеющиеся у Минина детали системы трипольного слежения китайского производства на комплект Рощинского оборудования, при условии предоставления результатов всех «исследований объекта обмена» произведенных Мининым.
Конечно, это был успех: замена точно не работающего китайского, на потенциально рабочий комплект слежения с записью во «вражеской лаборатории».... Это называется «шило на мыло», размышлял Минин. Дорога к «ракушечному открытию» пока напоминала, скорее, якутский зимник «Усть-кут – Мирный», чем германский автобан. Если смотреть «правде в глаза»: до воплощения своего замысла о получениии тридэ записи с комнат замка Рота Минин еще не продвинулся ни на шаг, хотя уже прошло больше 3 месяцев с момента посещения замка в Северобайкальске.
Все эти три месяца Минин исправно отсылал по одной раковине в неделю из запасов музея родного института. Раковины он старался предоставлять в соответствии с заданием Рота. И наступил момент, когда искомых раковин, кроме самих экспонатов, в запасах музея уже не осталось. Пришлось «реально искать» старые раковины: обращаться к запасникам из других музеев, а также искать научного обмена с другими институтами. Выезжать в другие страны, как он обещал Роту и самому искать раковины Минин не мог. У него пока не было ни времени ни желания просить отпуска с работы. К тому же, реальные поиски подобных раковин стоили ровно столько же, сколько он и запрашивал сейчас у Рота. Т.е. Минин бы «работал» едва ли не в убыток, а это уже была бы экономическая катастрофа.
Он так и не смог договориться с китайским площадкой на Амазоне, именующей себя «фабрикой уникальных сувениров», предлагающей хотя и речные, но формой и размерами подходящие раковины, чтоб они не ставили на его приобретения лазерные «клейма». По ходу переговоров, выяснилось, что они сами покупают такие раковины уже с клеймами. Т.е. они были просто «посредниками», которых пруд пруди. Выяснить же откуда раковины не удалось.
На поиски стало уходить очень много времени и себестоимость раковин резко ушла ввысь. Разовые приобретения раковин из лабораторий у лаборантов, за которыми приходилось ехать в другие регионы к «знакомым» лабораториям и институтам. Все это стоило денег. А его дорогостоящие приобретения, особо отмеченные окружающими – «виниры во весь рот», новое авто. На это тоже уходили деньги. И главное – все это привлекало внимание. Так же как, его многочисленные «шпионские переговоры», когда Минин посреди совещания в институте вынужден был «отлучиться на звоночек». И, конечно же, его, ранее не отмечаемая, занятость. Минин был все время занят, все время куда-то стал спешить, задерживаться на работе допоздна, либо, наоборот, неделями не появлялся там. Минин изменился внешне. Раньше, он улыбался, не разжимая рот, стесняясь кривых и редких зубов. Сейчас – наоборот, часто мог слушать собеседника «скалясь белозубой улыбкой». Он стал лучше одеваться, хотя не по моде, но в брендовые вещи. Стал ходить в фитнес зал и плавание. Он стал активнее, позитивнее и резче в суждениях. Про него стали говорить в институте, как о кандидате в замы «главного». Постоянные мысли о Раковинах стали менять его. Он это чувствовал и, пока, ему это нравилось.
