– О, точно, вы же друзья, – весело воскликнул он.

Я не стала спрашивать, что он имеет в виду, поскольку его реакция казалась обоснованной. Юнхи всегда была на виду в школе, постоянно вызывалась добровольцем в комитеты и участвовала в различных мероприятиях, а я – нет.

– Да, с самого детства, – подтвердила я с энтузиазмом, которого на самом деле не испытывала.

– Круто, – отозвался он, уже теряя интерес к нашему разговору. – Я выйду на улицу покурить. Пересечемся позже.

Пожалуй, он спросил бы у меня, не хочу ли я выйти с ним, если бы я согласилась пойти в «Загвоздку». Или постаралась заинтересовать его. Или если бы весь наш разговор не пошел наперекосяк.

– Круто, – повторила я. Я почувствовала легкий укол сожаления, который постаралась проигнорировать, сделав глоток пива.

Мое внимание переключилось на маленький голубой аквариум с рыбками на приставном столике. В нем не было ничего особенного – обычный замок с несколькими растениями из водорослей и одной ракушкой, но две золотые рыбки внутри были прекрасны. На плавниках у каждой имелись черные и белые пятна, а хвосты были длинными и тонкими, как паутинка, и развевались за ними, как свадебные вуали, когда они плавали по периметру аквариума. Я наблюдала за тем, как они двигаются, – их тела походили на маленькие золотые полоски в воде, – и начала чувствовать, что волнение по поводу этого вечера покидает меня.

Юнхи придавала большое значение вечеринке, говоря, что это наш шанс познакомиться с новыми людьми из старшей школы, расширить кругозор, наконец-то стать популярными и подцепить бойфрендов, и я тоже заразилась ее волнением – в основном потому, что вечеринка была для меня чем-то новым, таким, чего стоило ждать с нетерпением. Время, казалось, останавливалось, когда Апы не было дома, наши вечера проходили незаметно, не прерываемые его веселым приветствием всякий раз, когда он входил в парадную дверь. В последнее время, не смотря даже на странную беззаботность Уммы в его отсутствие, между нами тяжелым снежным покровом опустилась тишина. Как будто нам вовсе не о чем и незачем говорить, когда Апы нет рядом.

Но, честно говоря, я надеялась, что Юнхи окажется права, что эта ночь станет по-настоящему особенной. Я не была такой, как Юнхи – я не заботилась о том, чтобы стать популярной – но я действительно мечтала, что все изменится, хотя и не знала толком, каких изменений хочу. Больше всего мне не хотелось, чтобы она оставляла меня позади, планируя подъем по лестнице популярности. Но никто не оборачивался, чтобы посмотреть на меня, взгляды присутствующих скользили мимо меня к Юнхи, даже Брайан Фитч думал, что я слишком странная, чтобы со мной разговаривать, и это казалось очевидным подтверждением того, что сегодня вечером для меня ничего не изменится. Я хотела вернуться домой.

Юнхи застала меня за разглядыванием аквариума с рыбками.

– Я пойду на улицу, – сообщила она. – Хочешь со мной?

– Мне и здесь хорошо, – отозвалась я.

– Ты серьезно? – в ровном и беспечном голосе Юнхи теперь слышались нотки неодобрения и раздражения. – Почему ты ведешь себя как зануда?

– Наверное, я просто не в том настроении.

– Было нелегко провести нас на эту вечеринку. – Уголки рта Юнхи всегда опускались вниз, когда она была расстроена. – Нам повезло, что мы здесь.

– Это не делает нас членами какого-то клуба избранных, – возразила я. – Мы просто пришли, и все.

– Я хотела, чтобы мы хоть раз повеселились и завели новые знакомства, – сказала она. – Ты можешь просто не быть такой нелюдимой? Тара милая, когда узнаешь ее поближе. И Эш тоже.

– Я уверена, что они прекрасные люди. Они просто не мои люди.

– Послушай, – проговорила она, понизив голос. – Если ты хочешь продолжать быть чудачкой-отщепенкой в старшей школе, я не против. Но не жди, что меня устроит такое положение дел, потому что я очень хочу завести друзей в этом году.

– Почему ты ведешь себя как стерва? – спросила я. Юнхи отпрянула, и я тут же пожалела о своих словах, но теперь настала моя очередь раздражаться. Она придавала слишком большое значение этой дурацкой вечеринке. – Я просто сказала, что не хочу сейчас выходить на улицу.

– Ты всегда так делаешь, – бросила она. – Ты становишься такой странной всякий раз, когда я привожу нас в новую компанию. Это ненормально. Я делаю тебе одолжение, приглашая сюда со мной.

Я почувствовала, как горит моя шея.

– Как великодушно, – услышала я свой голос. – Это так мило с твоей стороны – думать обо мне.

Она вздохнула.

– Ладно, поступай как знаешь. – Она взяла еще одно пиво и ушла.

Я вернулась к изучению золотых рыбок, наблюдала, как они медленно танцуют друг с другом. Неожиданно рядом с моим локтем раздался тихий голос.

– Ты хочешь помочь мне накормить их?

Я посмотрела вниз и увидела пару внимательных глаз, увеличенных толстыми стеклами очков. Передо мной стоял маленький ребенок, сжимающий в руках коробку рыбных хлопьев. Она сдвинула очки на переносицу и откашлялась. Она казалась раздраженной.

– Ну, если ты не собираешься помогать мне кормить их, то хотя бы дай пройти.

– Извини, – опомнилась я. – Ты… это твои рыбки?

Она закатила глаза, глядя на меня.

– Да, – сказала она. – Я здесь живу.

– Должно быть, ты сестра Эш, – догадалась я.

Я не знала, как вести себя в присутствии маленьких детей. Они заставляли меня нервничать своими криками, беготней и несдержанностью. Но этот ребенок казался нетерпеливым взрослым в теле крошечной девочки. На ней были красные вельветовые брюки и футболка с изображением краба. «Не будь таким самоврыбленным, – гласил текстовый баббл[20], выходящий у краба изо рта. – Помоги очистить наши океаны!»

– А кто ты? – спросила она. – Ты не похожа ни на одну из подруг моей сестры.

Я на мгновение почувствовала себя оскорбленной. Интонация, с которой она это произнесла, указывала на то, что она заметила мою очевидную некрутость, мою неловкость в общении со всеми остальными в комнате. Дети с легкостью чувствуют подобные вещи. Тогда я поняла, что нет смысла обижаться на ребенка, тем более если ребенок, по сути, прав.

– Так и есть, – сказала я. – Пришла за компанию с подругой. На самом деле, мы с Эш толком и не знакомы.

– Друзья Эш такие же тупые, как она сама, – заявила девочка.

Она осторожно кормила рыбу, понемногу высыпая хлопья в воду и изо всех сил стараясь распределить их как можно равномернее. Мы наблюдали, как рыбы поднимают головы навстречу падающим хлопьям.

– Я Одри, – сказала она.

– Как Хепберн? Моей маме очень нравится фильм «Римские каникулы».

Она посмотрела на меня так, словно я сказала что-то невероятно глупое.

– У меня наверху есть другие рыбы, если хочешь взглянуть.

Я последовала за ней сквозь толпу, через зал, все больше заполняющийся гостями и облаками табачного дыма. Кто-то передавал по кругу бутылку текилы, все жадно из нее хлебали. Заиграла другая песня, на этот раз что-то из инди-рока, которую, видимо, знали почти все ребята в комнате. Они разразились хоровым пением, держась друг за друга и сентиментально раскачиваясь, как на концерте. Один из них вытащил свой телефон и начал светить им в потолок, что конечно же стало сигналом для всех остальных сделать то же самое. Девушки закатили глаза, но это все же их позабавило, и одна из них начала записывать происходящее на свой телефон.

От пива меня начало немного клонить в сон. На вкус оно оказалось разочаровывающе кислым и землистым, особенно после сладкого, похожего на жидкую конфету соджу, который мы с Юнхи разделили в ее спальне. Одри изящно пробиралась сквозь толпу, направляясь к лестнице.

– Ты идешь или нет? – спросила она.

Ей принадлежала самая большая детская спальня, которую я когда-либо видела, намного больше моей. Она складывалась в симфонию фиолетовых оттенков: все – от стен до простыней, подушек и даже светильников – было выполнено в различных оттенках лилового, лавандового и темно-фиолетового. Вдоль стен выстроился ряд аквариумов – гораздо больших, чем тот, что остался внизу, – в которых плавали десятки рыб: пескари, гуппи, золотые рыбки и один потрясающий петушок, чьи синие и алые плавники колыхались в воде, как складки вечернего платья. Я чувствовала, что Одри наблюдает за моей реакцией, когда я наклонилась, чтобы рассмотреть его поближе.