— Вызывали, Фёдор Анатольевич? — прибыл капитан Румянцев.

— Да. По поводу вчерашнего лектора есть вопросы… Кто он?

— Ивлев Павел Тарасович, пятьдесят пятого года рождения, студент второго курса Экономфака МГУ. Женат, двое детей, внештатный сотрудник, — доложил Румянцев.

— А как он оказался вчера в высотке на Котельнической набережной?

— Не могу знать, товарищ генерал-майор, — тут же напряжённо ответил Румянцев.

— А кто знает? — начал сверлить его взглядом генерал.

— Возможно, полковник Воронин в курсе, — поспешно предположил Румянцев, переводя стрелки на начальство.

— Свободен, — отпустил его Голик, потянулся к телефону и велел секретарю связать его с полковником Ворониным.

Но Воронин тоже не смог внятно ответить на вопрос генерала.

— Вот, всё у нас так, — недовольно сказал Голик, положив трубку.

Москва. Лубянка. Кабинет полковника Воронина.

— Этому что ещё от Ивлева понадобилось? — недовольно проворчал Воронин, положив трубку. — Только что парень две проверки прошёл. Что, опять начинается по новому кругу?

Подумав немного над сложившейся ситуацией, полковник Воронин решил проинформировать о ней заместителя председателя КГБ Вавилова. Секретарь зампреда быстро его переключила, повезло.

— Добрый день, Николай Алексеевич. Хочу доложить, что моим Ивлевым шестое управление интересуется очень настойчиво. Лично Голик. Как бы не началось опять что не нужное. Сколько же уже можно…

— А как думаешь, Павел Евгеньевич, в связи с чем у Голика интерес возник? — поинтересовался Вавилов.

— Он вчера на лекции с ним зацепился… Больше у меня нет никаких предположений.

— Так. Давай-ка ко мне с этой лекцией, — распорядился зампред и Воронин немедленно направился к начальству. Хорошо хоть как раз Румянцев успел все по ней подготовить, включая вопросы и ответы докладчика.

Москва. Лубянка. Кабинет заместителя председателя КГБ.

Ознакомившись с содержанием вчерашнего выступления Ивлева, зампред отложил материалы лекции и задумчиво посмотрел на полковника.

— А какие вопросы из этих лично Голик задавал?

Воронин показал в тексте.

— Что же Голик так задёргался, а, Павел Евгеньевич? — с недоумением спросил Вавилов, не найдя ни в вопросах Голика, ни в ответах Ивлева ничего, что могло бы заинтересовать шестое управление.

— Не могу знать, Николай Алексеевич, — озадаченно глядя на него, ответил Воронин.

— Ну, хорошо, что предупредил. Все верно, новой суеты вокруг Ивлева нам не нужно, а то он от нас точно сбежит. Будем разбираться, — отпустил его зампред.

Москва. МГУ.

После пар Самедов собрал членов «Комсомольского прожектора» с объявлением, что им завтра предстоит рейд на одну из обувных фабрик района. Получив задание, комсомольцы вышли из его кабинета.

— Да… Был бы Паша Ивлев, нам было бы намного легче, — сильно разволновавшись на заседании, проговорила Маша. — Это будет мой первый рейд во главе группы. Как мне страшно!

— Не бойся, мы же рядом, — сказал ей Мартин. — Можно Пашу попросить помочь, что-то подсказать. Я уверен, он не откажет.

— Он, наверное, уже ушёл, — с сожалением сказала Маша. — Занятия уже давно закончились.

— Домой ему можно позвонить, — подсказала Регина.

— Он дома сейчас не живёт, — ответил Мартин. — У него там ремонт полным ходом.

— А где он живёт? — стараясь не выдать своей заинтересованности, спросила Регина. — Там есть телефон?

— Может, и есть, — ответил Семён Давыдов, многозначительно переглянувшись с Мартином.

— Так надо узнать и позвонить, — продолжала наседать Регина.

— Мы дождёмся завтра и всё у него узнаем, — ответил Семён.

— А если его опять не будет? — возразила ему Быстрова.

— А когда его не было? — тут же спросил Семён и Регина поняла, что сболтнула лишнего, фыркнула, и пошла вперёд, делая вид, что всё это её не касается.

Москва. Лубянка. Кабинет заместителя председателя КГБ.

Вавилов распорядился вызвать к себе Голика.

— Фёдор Анатольевич, приветствую, — начал он, когда тот явился. — Не поделишься, в чём причина твоего внимания к Ивлеву Павлу Тарасовичу?

— Да, собственно, ничего особенного, — немного растерялся совсем не ожидавший услышать такой вопрос от зампреда КГБ генерал. — Ехал с ним вчера в одном лифте у себя дома. Интересно стало, что он делает в высотке на Котельнической…

— И всё? — не поверил Вавилов.

— Николай Алексеевич, ну, вы тоже меня поймите. Только что с ним на лекции бодались в полный рост, а через полчаса он ко мне дома в лифт заходит. У меня вся жизнь перед глазами пробежала, пока до пятого этажа доехал… Вам не кажется, что его внутреннее содержание не соответствует внешнему?

— Да брось, Фёдор Анатольевич, — пытаясь сдержать улыбку, проговорил зампред. — Парень две проверки прошёл. Причем одна из них началась по просьбе Межуева из КПК, знаешь такого?

— Знаю, — кивнул Голик.

— А знаешь причину этой второй проверки? Межуев счёл пацана слишком умным и информированным. Так что, ты не одинок… А главное, Межуев этого пацана с самого начала опекает, и результаты проверки, насколько я понял, его полностью удовлетворили. Так что, если Ивлев оказался на Котельнической набережной, значит, тому есть причина, но мы в ней разбираться точно не будем. Я лично дорогу КПК переходить не хочу…

— Понял, — кивнул Голик.

После пар заехал в Верховный Совет, оставил записки Пархоменко и Воронцову. Валерия Николаевна вручила мне талон в стол заказов. Решил спуститься в Комитет по миру по поводу письма, что парни притащили.

— О, приветствую, — обрадовано встретил меня Марк. — Какими судьбами?

— Здравствуйте, Марк Анатольевич. Ребята сказали, что письмо комсомольцев из-под Ржева мне отдали?

— Сказали, — помрачнел он.

— Насколько масштабно это явление? — спросил я. — Как часто приходят подобные письма?

— Приходят. Не сказать, что прямо каждый день. Но бывает.

— И что вы с ними потом делаете?

— Ничего. А что тут сделаешь?

— А ответ, хотя бы, какой-то пишите?

— Ну, обычный ответ, что никто не забыт, ничто не забыто, светлая память…

— Понятно, — ошарашенно проговорил я. — А как бы посмотреть на все эти письма?

— А что ты хочешь? — насторожился Марк.

— Масштаб этого явления хочу оценить.

— По этим письмам? Тут только малая часть. Большинство же никуда не пишет.

— Даже так… Понятно. Но, Марк Анатольевич, дело уж больно деликатное. Люди находят останки павших воинов, перезахоранивают. Подходят к вопросу со всей ответственностью и уважением… Это надо как-то… поощрять.

— Я им отвечаю, что они молодцы и Родина ими гордится. А что я ещё могу сделать?

— Надо подумать… Я это письмо оставлю себе, ладно?

— Сделаем иначе. Перепиши просто всё с него, зачем тебе оригинал?

— Спасибо.

После Верховного совета заехал в стол заказов, отоварил талон и поехал на нашу квартиру, где сейчас идёт ремонт.

Ещё поднимаясь по лестнице, по банке, полной окурков, на подоконнике, понял, что курить мужики ходят в подъезд, дома не курят, что не могло меня не порадовать. Дверь была открыта, распахнул и чуть не улетел вниз. Мой чудесный паркетный пол сняли. Вместо него, ниже сантиметров на пятнадцать-двадцать, находились бетонные плиты.

— Вы не представляете, сколько под паркетной доской было мусора, — тут же подлетел ко мне прораб. — Мешков тридцать вынесли. Ходите осторожно. Тут по полу идёт проводка второго этажа.

— И что вы планируете делать с этой разницей в высоте? — спросил я.

— Выравнивать будем. Плиты неровные. Где-то семь сантиметров до уровня подъезда, где-то семнадцать. Выровняем керамзитом, он добавит звукоизоляции. Сверху стяжку, на неё плитку и всё остальное. Не волнуйтесь. Мы так делали уже сто раз.