А математическому ожиданию, желательных и других событий, я благодарен за то, что с пониманием ценности и величия теории вероятности, в моей жизни стало возможным всё, что вошло в эту книгу. Ой, да, сколько еще не вошло?
Про часы наручные
Начало трудовой деятельности было бегством и спасением одновременно. После бурно отгремевших салютом из всех калибров военных сборов, молодому специалисту полагался отпуск с выходом на работу по распределению в конце сентября. Но я им пренебрёг. По причинам, изложенным ниже, желание, уехать на край света, было порывом отчаяния по слому беспощадной системой, вожделенной перспективы.
Свежепахнущий типографией диплом об окончании ВУЗа, занял свое место в архивах отдела кадров проектного института. И, свежевылупившегося инженера, Родина откомандировала к отработке священного долга, по распределению, на поприще проектных изысканий и съемок среднеазиатских железных дорог. Не сказать, чтобы это и было воплощением мечты, устремлений пяти лет учебы, и обретения навыков богатого спектра профессий. Квалификация по диплому инженера-аэрофотогеодезиста таила в своем звучании образ будущей летной профессии, и наземного осмысления снятого в воздухе.
На этом факультете учились две категории страстно душевнобольных. Первые, подобно автору, искали счастья в небе и возможности работать, большей частью, не на земной тверди. Пусть не пилотами, так штурманами и бортоператорами съемочной аппаратуры. Что, даже интереснее и насыщеннее задачами для ума и рук, чем заставлять самолет взлетать и садиться, а остальное время кимарить у автопилота. Вторая категория обучаемых была из любителей фотографии, возжелавших совершенства во всех стадиях этого искусства, от композиции и экспозиции, до составления химреактивов уникального волшебства, проявки и печати результатов съемок. В то, еще золотое и незыблемое время, предчувствия надвигающихся цунами, будущей перестройки и ломки всего, нас учили и летать, и фотографировать. Что оказалось, в жизни не самым главным, и нужным, ни себе, ни Родине в самом недалеком будущем. Благо, дополняющий романтику, набор учебных обязательных дисциплин, включал в себя, и самые земные профессии, далекие от романтики неба, и высокого искусства фотографии. Благодаря этому доп. пакету знаний и навыков, как оказалось впоследствии, и стал возможен весь остальной трудовой стаж, в котором аэро, и фото всегда были где-то рядом, но в параллельном мире на своей, как Луна, орбите. Может, оно и к лучшему?
Производственная практика, годом ранее, была если не торжеством счастья занятия любимым делом, в благородной среде ученых, на живописнейших пейзажах Памира, то очень близким к этому состоянием. Диплом, написанный в палатке, там же, при защите сразил наповал комиссию. Глубиной, новизной и оригинальностью подхода к такой заковыристой задаче, как прогноз землетрясений в сейсмически активном регионе, он вызвал споры, и дебаты чуть не до рукоприкладства, в аргументах ученого совета меж собой. Поуспокоившись, они согласились с тем, что диплом хорош, и даже позже признали его лучшим в выпуске.
А, чуть позже, была процедура смотрин выпускаемого поголовья, купцами от разных производственных нужд. Распределение выпускников.
Меня пригласили в Институт Физики Земли. Мечта о развитии счастья летней практики, выросла в возможность посвятить себя увлекательнейшему и творческому поприщу служения наукам и, подобравшись к моим стопам, уже щекотала лодыжки. Из ИФЗ на распределение приехал мой дипломный руководитель с заявкой, оформленной должным образом. Однако, оказалось, что работа молодого специалиста по призванию – непозволительная роскошь. Проректор родного института была дамой с особым пониманием баланса: чувства долга и душевных притязаний выпускников. Она знала, что распределять молодежь, надо не так, как ей хочется, а так, чтобы было потом «мучительно больно», в соответствии с героическим эпосом гражданской войны. Распределению в ИФЗ мне было категорически отказано, без объяснения причин. И предоставлена возможность, «не выпендриваться, а выбрать из того остального, что есть».
В шоковом состоянии, понимая, что счастье, такое близкое, вдруг захлопнулось наглухо чугунным люком, я сопроводил свой выбор из остального, рассказом анекдота, всем собравшимся «покупателям» и комиссии. Мне он показался тогда весьма уместным.
Прогуливаясь по Одессе, один гражданин, увидел в качестве вывески над входом в конторку большие наручные часы. Зайдя в конторку, он обнаружил там пожилого хозяина лавки, одиноко дремавшего в пустой комнате на табурете.
– Вы можете починить мои часы? – спросил посетитель.
– Я часов, не чиню. Я делаю обрезание, ответил хозяин лавки.
– Тогда почему Вы там повесили часы? – спросил посетитель.
– Да, шо выбрал, то и повесил, если нельзя главное?
Шутку оценили дружественным саркастическим смехом. Я ткнул в распахнутую на выбор ведомость, в название какой-то организации с длинным и смешным названием, представитель которой, по произнесении, мной анекдота, подмигнул с улыбкой не сильно трезвого коллеги, и шепотом произнес – часики тут выбирай! Так и выбрал я себе занятие на ближайшие три года.
В нынешнее, светлое капиталистическое время, распределение с заведомо готовым спросом, уже не кажется нагибом самой творческой части общества к трудовой повинности, какой по праву оно и было в развитом социализме, и последующем за ним периодом полураспада державы. Сегодня бы и рады молодые выпускники иметь гарантии трудоустройства, как при СССР, да не для того мы социализм тщательно рушили, в безумной вере, что далекий запад ой, как озабочен счастьем и свободой граждан страны советов. По откату пены идейных декораций трепетной заботы, остального мира, о справедливом и честном житие населения России, с волной нахлынувших свобод, оголились, отнюдь не кораллы, и гладкое теплое ложе безмятежности. Оказалось, что если и вынашивал в планах сожития с Россией остальной мир, то только, как бы поиметь, наивный, совестливый, неприхотливый и трудолюбивый народ, воспитанный на принципах, которые выше и важнее денег. Нас брали теплыми, и забирали всё, что хотели и, как хотели, прожженные светочи демократии. Расплодившееся их селекцией племя властолюбцев всех пород и мастей, вошло в нулевые, оголтелой беспринципностью и безнаказанностью под лозунгом: «Бери и тащи всё, что не приколочено!». И, выпускаемые, скорее по инерции, чем по необходимости, специалисты в области геодезии и картографии, стали не нужны никому.
Страна с самой большой на планете территорией суши, менее всего стала нуждаться в компетенции по учету и рациональному использованию: и этой территории, и её природных богатств. Это устраивало абсолютно всех. Кроме, разве, что такой мелочи, как профессиональные кадры. Шибко умные, и подкованные в области средств измерений, и географических описаний действительности, стали просто опасны. Особенно на стадии передела собственности. Да, и зачем мешать, власти распоряжаться кормовой базой, на основе сегодняшних законов и структуры экономики. Власть стала избираться на четыре года всего. И, за этот короткий срок, надо успеть, не только вернуть потраченное на шоу избирательной компании с процентами, но и послужить себе и команде продвижения так, чтобы детям и внукам, потом, не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, у руля доверенными ценностями.
Но до этих, новых и неведомых тогда, за горизонтом будущей жизни, событий в, том осеннем поезде, медленно ползучем через горячие пески еще бесконечно далеко.
Трогательно
А поезд шел, вагоны волоча,
Назад клонили головы деревья
Нас двое. Разговор о мелочах,
А вспять и мимо убегало время.
И незаметно, перешли на «ты».
Слова в слова вплетали откровенья.
А поезд шел. Леса, поля, мосты.
Летели в прошлое, мешая свет и тени.