Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«– Этот день я не забуду никогда! Вчера нажрался, так, что ничего не помню!»

«– Интересно, сегодня уже завтра, или еще вчера?» – гениальный вопрос человека проснувшегося среди ночи зимой, когда дни коротки.

«– Вчера на холодном ветру даже, синус ниже единицы опустился, когда углы мерили. Согнулся, скукожился, думал всё. Вечером портвейном еле отогрели.»

Его опыт производственной деятельности был достоин, занесения отдельными главами в историю отечественной геодезии, с сопутствующими ей особенностями. Список особенностей, как правило, сводился к одной вышеизложенной причине всех бед и радостей. Но, какие, же особые формы, получали жизненные события, перерастая из простых, в самые затейливые! Рассказы рыжего, при всем однообразии причины, настолько разнообразны в последствиях, что я, непременно уделю им отдельное место в повествовании. Погодя, чуток.

Виолетта, которая была завсегдатаем нашей бригады несоответствия партийному стандарту досуга – моя сокурсница. Мы учились в одной группе. За пять лет учебы вместе проходили и полевые практики по геодезии, после первого, и второго курса. В одном экипаже летали на самолете в аэрофотосъемочную практику после третьего курса. Вместе ходили в походы горам и рекам. Нас давно уже считали все больше, чем просто друзьями, и, наверное, были тому народные основания. Но, по правде, тонкая грань перехода в состояние более тесных контактов, между нами, так навсегда и осталась непреодолимой. Я очень дорожил, тем, что мог делиться с ней своими сокровенными секретами, а она достаточно рассудительно и корректно, выносила суждение о виновности, той или иной стороны конфликтной ситуации, сглаживая острые углы. Это помогало мне умерить избыточный порыв реакции на происходящее, дабы избежать худшего в стремлении наломать дров, во имя мнимой справедливости.

Когда учились вместе, нам доставляло огромное удовольствие разыгрывать сокурсников. Особенно Виолетте, как видной и, что греха таить весьма привлекательной, и неглупой девушке, досаждали особо настойчивые кавалеры, не в её вкусе. Она, же, напротив, своей внешностью блондинки с оттенком рыжего, кошачьим разрезом выразительных глаз и точеной фигуркой, которая украшала всё, что ни надето, а если не надето, тем более, была желаемой добычей половозрелых самцов, самого разнообразного выбора достоинств ума и тела. Странное намерение Виолетты, быть одновременно вожделенной, но недоступной до полного контакта, было распознано мной еще на первом курсе.

Я, как и остальные, тогда, тоже запал, если честно. Однако, быстро раскусив, её удивительную склонность нравиться всем, но оставаться ничьей, я вовремя соскочил с массового марафонского забега, желающих достичь с нею взаимности. Неотразимым арсеналом вовлечения, в её манящий мир, кошачьей притягательности были: очаровательно женственный голос, выразительные с раскосинкой глаза, легкие прикосновения к собеседнику, звонкоголосый смех, нетривиальный лексикон, и снисходительность к нелепым ситуациям, в которые несложно попасть, любому, клюнувшему на эту снасть.

Мы оставались друзьями, в самом хорошем смысле этого слова, так ни разу, и не возвысив отношения, даже до поцелуя. И это состояние устраивало обоих. Даже, будучи женатым, после второго курса, я выполнял функцию охраны внешней Виолыной недоступности от посягательств мужска пола. Прикрытием служила народная молва: «ну с женой у него, – обязательная программа, а с Виолеттой произвольная». На меня выходили самые разные её воздыхатели, с переговорами, и угрозами, и разными предложениями, в намерении понять расклад, и разрулить ситуацию, по справедливости или поровну. Согласно уговору, меж мной и Виолеттой, всем доставалась, одинаковая легенда, как у того полярника на льдине, которому, однажды, по очередности списка, досталась общественная коза, во временное пользование, а тот её задержал у себя в палатке дольше положенного. На демонстративное и справедливое возмущение коллег ответ был, тем же, твёрдым и безапелляционным: Не отдам. У нас всё серьёзно.

Эта многолетняя игра доставляла забавно странное чувство самоутверждения, на фоне, рассыпающейся, безрадостной семейной жизни. Но так и оставалась для меня театром двух заигравшихся актеров. Ближе к завершению учебы на последних курсах, я заметил у Виолетты, творческую доработку этой игры, которая заключалась в следующем. Она стала часто появляться в качестве подруги семьи, у разных знакомых по курсу пар. Бывало, и втроем они проводили досуг, гуляя по театрам и выставкам, и даже путешествовали. Выглядело это достаточно мило и непохабно. Однако, по прошествии некоторого времени такой активной дружбы, Виола неожиданно переставала восхищенно рассказывать о «совершенно замечательном» времяпровождении с одной семьёй, и переключалась на другую с таким же интенсивом. Выглядело это так, будто она коллекционировала такие временные тройственные союзы.

По прошествии нескольких лет, после моего ухода из Мосгипротранса, я узнал, что она-таки, реализовала свою вожделенную стратегию устройства личной жизни. Некоторое время, побыв подругой одной из семейных пар, она сменила статус и печать в паспорте, став, новой женой, своему другу, вместо прежней.

Но всё это, еще произойдет, через долгие годы, после. А пока, была теплая осень 1982 года. Легкая дымка среди опадающих пирамидальных тополей на берегу Амударьи, и желто-зеленые шары маклюры, разбросанные повсюду, словно бильярдные шары, какой-то недоигранной партии жизни, что оборвалась вничью.

Мы идем втроем по вечернему городу, делимся впечатлениями рабочего дня, а я читаю стихи своим спутницам.

Железнодорожный романс

Ты сверкнула вчера маневровыми
Синефарыми брызгами глаз
И, как током, контактного провода
Нервным шоком по темечку, хрясь!
На путях сортировочно-парковых
Я застыл тормозным башмаком,
А ты чистила стрелки соляркою,
Грациозно махая ведром
Накатил товарняк. С криком ворона
Проползая гремучей змеёй
Мы застыли по разные стороны,
Каждый, делая дело свое
Мир растаял вокруг, как без звука сон,
Взгляды, встретившись, заплелись,
А цистерны с бензином и уксусом
Мимо нашего счастья неслись.
Век недолог гремящей громадины
Разлучавший, уполз товарняк.
Мы стоим и глядим, чего ради, бы?
Оторваться не можем никак.
И, влекомый, неведомой стрелкою
Что навек, наши судьбы скрестит
Мчусь под горку, вагонною сцепкою
Прямо в сердце твоё, устремив.
…Эх, блай риверсай, страданул, однако!

Перспектива товарища Сухова

Тянувшиеся однообразием работы и досуга долгие недели в Чарджоу, неожиданно быстро прекратились волевым решением начальника экспедиции. А, может, у него какая чуйка развилась? Но, согласно распоряжению, его громоподобного, рта с вылетающими оттуда непечатными наставлениями и метафорами, наша часть партии, (отряд), была спешно брошена в пустынную часть Узбекской ССР, на съемку малых полустанков и перегонов.

Незадолго до расставания партий, из Москвы прибыл, грозный, проверяющий в лице зама начальника отдела. Его миссией, видимо было поднятие боевого духа среди полевиков, которые уже не видели дома родного более полугода. Ребятам пообещали, что после Якутии, они сразу же в отпуск летний в Москву. Залечивать раны сибирских особых условий труда и отдыха. Однако, по завершении съемок на БАМе, остро возникла необходимость проектирования новых станций и путей в восточном Казахстане. А там, уже лето и тепло, решило начальство. Вот, вместо отпуска, и отогреется коллектив во степях казахских. Там по весне всякой нечисти, агрессивной правда много: змеи злые брачующиеся. Сколопендры, фаланги скорпионы и пр. Зато нет комаров и клеща. И медведи не досаждают. А это – размен с плюсом. Едва доработали всё заданное по Казахстану, глядишь, и осень подоспела. А за ней, как учит нас коммунистическая партия, и до зимы рукой подать. А где зимой лучше работать в поле? Правильно, – там, где урюк цветет и три колодца. Зачем домой спешить? И в качестве награды за ударный труд, перевезли и нахлобучили нашей доблестной экспедиции еще и всю среднеазиатскую железную дорогу. Оптом. От Ташкента до Красноводска, что на берегу моря теплого, Каспийского.

15
{"b":"900910","o":1}