– Будешь хмуриться – состаришься раньше времени, – предупредила Лиле.

– А кто такой этот «высокодуховный»? – с подозрением спросил он.

– Тот, кто меняет мир к лучшему. Кто готов пожертвовать собой ради этого.

Ингвар опять нахмурился, уничтожая её попытку разгладить его лоб.

– Может, мир грёз знает обо мне что-то, чего не знаем мы с тобой?

Лиле снова прыснула. Ингвар встал на ноги. «Ой, неужели обиделся?» – Она поднялась с земли, цепляясь за его штанину.

– Да ладно. Может, у мира грёз свои критерии? – Она заглянула ему под брови.

Одна из них чуть расслабилась, и Лиле завершила мысль:

– Или миру грёз вообще без разницы кого брать.

– Пойдём, может, к лагерю?

– Пойдём, – согласилась Лиле, но к его неудовольствию продолжала расспросы: – мне, правда, интересно. Как ты с ним соединился? Почему? Почему мы за три года, несмотря на всю подготовку, так и не познали Живую землю? Почему мир грёз тогда дал нам лодку и выдворил на Живую землю? Почему оставил вас двоих? Особенно тебя?

Ингвар шёл, опустив голову, и, казалось, пропускал все её вопросы мимо ушей. Возможно, у него просто не было ответов, но Лиле жутко хотелось как-то растормошить мрачного парня, поэтому она продолжала болтать:

– Тебе нравится здесь? Мне да. Я назвала это место Лес последней надежды. Знаешь почему?

Она заметила, как он покосился на невзрачные осинки, и решила, что это выражение любопытства.

– Заметил, как искривлены стволы? Я думаю, когда они росли, дули такие могучие ветра, что деревьям приходилось изгибаться под их напором. Верхушки поддавались, кривились, но и всё равно тянулись к небу! Их жажды жизни невозможно было сломить даже урагану.

Однако в глазах Ингвара не появилось ни радости, ни искорки вдохновения от этой идеи – одна его бровь снова как-то презрительно поползла вверх.

– Что, думаешь, я чудачка?

– Не хочу разочаровывать тебя, но в итоге они всё равно все погибли, – проронил он.

Лиле засмеялась, поражаясь упёртости некоторых.

– Ты родился такой грустный, или этому тебя в школе научили?

Он ускорил шаг, видимо, желая сбежать от неё.

– Живая земля пробудится, и всё оживёт! – крикнула она вдогонку.

Ингвар закрыл уши и почти перешёл на бег. Лиле понеслась следом, заливая округу диким хохотом и завывая:

– Оживё-ё-ёт!

Ингвар. Живая земля

Миротворцы с тлеющими дымовухами в руках выстроились в полукруг возле дома, кажется, собираясь помолиться то ли эспиритам, то ли каким-то своим богам. Заметив их, Лиле позабыла про Ингвара и юркнула в круг, встав рядом с Матерью.

Ихтар оглянулся и жестом пригласил занять место подле себя, но Ингвар встал позади всех, не выражая никакого желания участвовать в ритуалах секты, и отрешённо слушал молитву. До недавних событий он и не задумывался о существовании каких-то там богов и духов, предполагая, что всем им уже давно наплевать на Тетру и её жителей, иначе как бы высшие силы допустили геноцид народов ауке и йокоган, а затем развал союза людей и овейн, приведшего к новой войне. Но сейчас присутствие иных сил стало очевидно. Наконец, молитва закончилась, и Мать повернулась к Ихтару.

– Мы попросили благословения духов, теперь попробуйте открыть просвет в мир грёз.

Ингвар выжидающе посмотрел на Ихтара. А Ихтар в свою очередь таращился на Ингвара. Миротворцы стояли и безмолвно ждали.

– Что делать-то? – прошептал Ингвар.

– Ты же открыл тогда! Давай вспоминай, что сделал.

– Сначала спрячьте лица, эти твари забираются в рот. – Ингвар сосредоточенно уставился в пространство.

Тогда он мало что соображал – его терзали эспириты, лезли в рот, и Ингвар хотел только одного: вырваться из мира грёз. Его окружали духи – пели, жужжали и кричали… Так может это они и открыли проход?

– Надо как-то призвать э…эспиритов.

– Это запросто! Я заметил: духи любят музыку, – радостно объявил Ихтар и зазвенел колокольчиками на шляпе, порождая беспорядочный ритм.

Ингвар, не споря, натянул повязку на нос и, схватив консервную банку, принялся мерно стучать ложкой по её дну. Так они простучали и прозвенели с минуту, но эспириты не появились. За их спинами раздался женский смех. Ингвар раздражённо обернулся на хохочущую Лиле, которая, заметив его недовольство, закивала и захлопала им в такт. Ихтар покосился на миротворцев и нерешительно предложил:

– Может, песню какую-нибудь споём?

Сошлись на колыбельной. К тому моменту они устали стоять, как два бесцельно врытых в землю столба, и уселись, скрестив ноги. Тихо запели колыбельную, подыгрывая на подручных инструментах и подозревая, что выглядят как два идиота. Ажурный, словно вырезаний из бумаги змей вылетел из трещины в почве и закружился вокруг Ихтара, за ним выплыла крылатая рыба и забила хвостом над миротворцами.

Ингвар и Ихтар одновременно подскочили, услышав, как эспириты замурлыкали, подпевая колыбельной. Духи подхватили их мелодию, а потом запели свою. Незнакомые слова и звуки сами потянулись из груди Ингвара. Казалось, он начинает произносить слог, затем передаёт его Ихтару, а тот растягивает звук, как резину. Эспириты сновали между ними, обвивая руки, заставляя двигаться в такт музыке. Ещё одно слово зародилось где-то в глотке, прокатилось по ладони, передалось Ихтару и вырвалось в пространство, разрезая его золотым свечением.

Кто-то из миротворцев вскрикнул. Ихтар тяжело дышал и одновременно счастливо и удивлённо качал головой.

– Это невероятно, – прямо над ухом Ингвара произнесла Мать. – Мир грёз действительно с вами.

– Мы и есть мир грёз, – выдохнул Ихтар.

Ингвар поморщился. Вот что за пафосные слова выдаёт его язык? Без них даже можно было поверить, что брат – нормальный парень, но нет.

– Заходите: просвет не бесконечен, – поторопил он.

Эспириты бурлили около трещины в воздухе, словно пена вздыбленной по весне речки. Одни залетали в мир грёз, другие выползали на Живую землю. Ихтар и Ингвар встали по краям просвета, растянув его в обе стороны и не давая ему закрыться. Едва правая рука и нога Ингвара оказалась по ту сторону прохода, перед глазами всё раздвоилось. Время для одной половины его тела потекло в другом ритме. Он уже не различал отдельных деталей Живой земли, а лишь чувствовал, как Миротворцы проходят просвет. Одних мир грёз заставлял выйти прочь, других доводил до тошноты, прощупывал и изучал каждую клеточку, словно вопрошая, зачем они явились в него. Ингвар стоял, закрыв глаза. Мимо бежало время, люди и эспириты.

– Хватит на сегодня! Эй. Да очнитесь же! – Кто-то потянул его за одежду.

Ингвар выпал из просвета, колени ударились оземь. Чьи-то руки подхватили его, помогли подняться.

– Мать, удалось что-то выяснить? – спросил Ихтар, и Ингвар с трудом узнал его голос, осипший, будто после долгого бега в морозный день.

Елена. Живая земля

– Знаете, как по мне, того, что мир грёз общается только с Ихтаром и Ингваром, вполне достаточно. Я вот больше не хочу туда возвращаться. Но вот если бы Живая земля заговорила хотя бы с одним из нас, – протянул Ярра, недвусмысленно кивая в сторону Елены.

– А почему не с тобой? – спросил брат Ясень.

– Да, Ярра, мы всё ждём, когда ты сольёшься с Живой землёй и укажешь нам, что делать. А ты всё никак да никак, – осклабилась Азовка.

– Может, потому что я – неизбранная Мать?

Сестра Азовка зло засмеялась и пробормотала что-то вроде:

– Да куда уж тебе.

Миротворцы хлебали скудный суп, где мясо и белок заменяла пара бобов. Елена, наблюдавшая за братьями и сёстрами из-под полуприкрытых век, задумалась о том, насколько они озлобились за годы, проведённые на Живой земле. Миротворцы устали ждать и немало разуверились в истинности их цели.

Эрулайн ударил ножкой в левый бок матери, невольно привлекая внимание. Елена не знала, мальчик её дитя или девочка, и про себя назвала его именем, которое подошло бы обоим: Эрулайн. Три года… В это время обычные дети уже бегают, но Эрулайн так и не захотел рождаться. Среди братьев и сестёр не было ни акушера, ни врача, и Елене не с кем было посоветоваться о том, как поступить с ребёнком. Развивался малыш крайне медленно: то ли на него повлияла сила Древнего духа, то ли время на Живой земле текло по-иному, но в первый год Эрулайн не развивался совсем, и Елена уже ждала выкидыш. Однако к третьему году ходить с ребёнком стало тяжело, и Мать раздумывала: не пора ли пригласить его к рождению.