Дом Дали построен на каменистой террасе над морем. Внизу у берега привязана лодка, вокруг плавают белые лебеди. Каким образом акклиматизировались они здесь, привыкли к соленой морской воде? Но здесь, кажется, все возможно. Ведь выросли же около дома, на скалах, чуть прикрытых тонким слоем земли, высокие кипарисы и зеленые кусты, покрытые пышными цветами!

Дом художника с первого взгляда меня разочаровал, вернее – удивил. Я ожидала увидеть здание в стиле ультра модерн, или, может быть, что-то, похожее на циклопическую постройку. Но группа белых домиков, тесно прижавшихся друг к другу, составляющих жилище Дали и Галы, его жены, ничего общего не имеет ни с циклопами, ни с гармонической линейностью архитектурных созданий Корбюзье. Эти белые дома-коробочки в один или два этажа, с красными черепичными крышами, сначала возбуждают даже какое-то беспокойство – и я поняла, почему: они отличаются таким необычайным динамизмом, что кажется, будто каждую секунду могут задвигаться, переместиться, изменить форму.

Дом Сальвадора Дали

Вот как говорит о них сам Дали16: «Наш дом вырос путем почкования клеток, как истинно биологическая постройка… Каждому новому жизненному толчку соответствовала новая клетка-комната».

С улицы к двери дома ведет узкая лестница из неровных каменных ступеней – лестница, каких много на Коста Брава. Дверь тоже «обыкновенная», но как только она открывается, «обыкновенное» кончается. Предупреждаю: не пугайтесь тяжелой протянутой лапы белого медведя, вставшего на дыбы – это только чучело! Но присутствие его в передней так неожиданно, что невольно отступаешь. На шее медведя – бирюзовое ожерелье, во много рядов лазурных горошин. У ног его – подставка для зонтиков. На стене висит арбалет. Удобное мягкое кресло около небольшого столика с ножками из кованного железа, на котором стоит телефон – и странно видеть здесь этот обыкновенный черный «деловой» предмет. В углу – большой старинный шкаф, на нем – птичьи чучела. На полу – коврик в виде тигровой шкуры, разрисованный геометрическим «тигровым» орнаментом.

Служанка, открывшая дверь, провела нас в гостиную и просила подождать: сеньор Дали сейчас придет. Мы с интересом принялись рассматривать комнату.

Первое, что бросилось мне в глаза – громадный букет, целый сноп, сухих желтых цветов и по сторонам его, справа и слева, два чучела лебедей, широко распростерших крылья, словно готовясь к последнему полету, своей «лебединой песне». Они стояли на верхней доске библиотечной полки, занимающей почти всю стену и весело пестревшей разноцветными корешками книг. В углу комнаты – массивный дубовый с резными украшениями шкаф и на нем – еще птичье чучело: громадный черный орел, повернув голову в профиль, глядит на лебедей. Птица кажется живой – вот-вот взмахнет крыльями и закружится под потолком или вылетит в окно.

Около камина, справа и слева, две картины, настолько различных «по духу» и по форме, что соседство их кажется подобранным по признаку противоположности. Одна из них – воспроизведение картины Рафаэля. Другая могла быть произведением Дали, раннего периода, судя по краскам и «бес предметности» композиции17.

Пока я искала, нет ли на картине подписи, вошел Дали. Он появился со стороны террасы – мне показалось, вышел прямо из широкого окна, выходящего в сад. На нем была синяя замшевая куртка с белыми инкрустациями, орнамент которых в форме геометрических фигур и завитков, как бы «аккомпанировал» форме знаменитых усов художника – с их острыми, похожими на железные шипы, концами. Эти усы придавали лицу вид маски и всей фигуре – какую-то сказочную неправдоподобность.

Сальвадор Дали и его картина

Однажды я видела фотографию Дали в молодости, еще без усов: красивое лицо с классическими чертами; но кто узнал бы на той фотографии всем известного Сальвадора Дали? Мне очень хотелось спросить художника, как и когда возникли и стали неотъемлемой частью его лица эти серповидные усы. Ведь, по-видимому, они ему зачем-то необходимы? И мне подумалось: усы Дали – это антенны, они помогают ему ловить где-то – быть может, в астральном мире – идеи и образы.

Дали повел нас лично показывать свое жилище – дом Дали и Галы. Это было очень интересно, ни на что не похоже, кроме, пожалуй, картин самого Дали. Обстановка дома казалась серией его картин.

Вещи. Много вещей, в самых неожиданных комбинациях. Некоторые вещи «необыкновенные», как, например, светящаяся зеленоватыми огоньками голова Будды, другие «обыкновенные» – привычные: мягкие кресла и диваны; вазы с цветами; полки, уставленные множеством предметов самых разнообразных стилей, произведениями различных народов в различные времена – от современности до преистории. Шелковые подушки и подушечки. Клетки с птицами и без птиц; кисейные занавесочки, картины, машины… Но вся мебель и все вещи были распределены с уменьем и вкусом; мне пришло в голову, что комнату, как хорошо скомпанированную картину, можно было бы «перевернуть» – и гармония композиции не нарушается.

Я запомнила особенно две комнаты, в которых было меньше вещей и большее пространство было предоставлено людям. Одна из них – круглая зала с большим камином в глубине, широким мягким диваном вдоль стен и ковром во всю ширину комнаты. Это могла быть зала собраний, приемов, или дружеской тихой беседы при свете горящего камина.

Другая комната – гораздо более скромная, с большим деревянным столом у широкого и высокого окна. На столе в простой стеклянной вазе букетом стояли кисти художника. Рядом – мольберт и на нем картина, над которой работал тогда Дали. Эту картину он назвал «Геликоптер»: крест из четырех широких лучей и в центре его – маленькая человеческая фигурка, как паук в своей паутине. И как паук испускает из себя нити паутины, на которых он держится, так и человечек этот, должно быть, излучает из себя вибрацию света, образующую вокруг него лучи. Путем этой вибрации он держится в воздухе, поднимается, парит, кружится, перемещается – «Геликоптер».

А вот еще более необыкновенное. Но это уже не картина, а «установка»: экран, средней величины, из какой-то блестящей пластической массы; он не гладкий, а шероховатый, состоит из множества крошечных шестигранных пирамидок-кристалликов. Перед ним на низенькой подставке – яйцо. Самое обыкновенное куриное яйцо. Оно отражается на экране и там происходит превращение: отражение повторяется, множится – это уже не одно яйцо, а много-много яиц.

«Геликоптер»

Дали поясняет:

– Этот экран построен по тому же принципу, как глаз мухи. Муха видит не только то, что прямо перед ней, но и то, что по сторонам, для этого ей не надо поворачивать голову. И этот экран – как глаз мухи, если распластать его на плоскости: опыт многовидения.

Дали любит опыты – они ведут к открытиям, к находкам нового и необыкновенного.

Необыкновенное – непривычное, неизвестное, даже чудесное, даже само «чудо» – является, в значительной степени, не чем иным, как переменой «угла зрения». Возьмем, например, стол. Стол – это просто мебель. Но и его можно рассматривать «с разных точек зрения». С точки зрения формы, назначения, химического состава дерева, или, наконец, – символа, самой «идеи стола» (так, например, испанское слово «месса» – стол – применяется не только столу, но и к небольшой горе, имеющей форму стола).

Вспоминаю замечательную картину Дали, которую видела на выставке в Нью-Йорке много лет тому назад и навсегда запомнила. Она называлась «Георгий Победоносец», но в ней не было ни всадника с копьем в руке, ни дракона, только гладкая поверхность тяжелого деревянного стола, написанного с невероятным реализмом (казалось, можно бросить на него книгу или поставить локоть). И этот тяжелый, косный предмет, безжизненную, как крышка гроба, доску, пронзил – пророс сквозь нее – нежный живой стебель, золотой колос пшеницы: «Георгий Победоносец»!